Курс у господина Менделеева длился три месяца. Несмотря на столь короткое время знакомства, мы с ним успели хорошо сойтись. Он даже познакомил меня со своими друзьями, среди которых были господа Сеченов и Боткин.

Надобно сказать, что с профессором Боткиным я встречался и раньше, но дружны мы не были, хотя оба состояли при покойном императоре. Господина же Сеченова я до этого вообще не знал.

– Смотрю я на вас, Петр Львович, – сказал как-то Боткин, – и думаю, доводилось мне вас видеть и у господина Пирогова в Севастополе, и у государя на службе почти двадцать пять лет, а вы все такой же, совершенно не меняетесь. Честно говоря, рядом с вами чувствую себя просто ущербным…

Мне оставалось только улыбаться в ответ. Боткин-то прекрасно знал, кто я, спасибо, хоть не сдал профессору Сеченову на опыты: тот бы по косточкам разобрал совершеннейшим образом – любознательный господин. Интересно, знает ли обо всем господин Менделеев? Но если он и был осведомлен, то никоим образом не давал этого понять.

Компания, в которую он меня ввел, была весьма доброжелательна, но при всей легкости отношений чувствовал я себя в их обществе несколько неуютно.

– Что это вы такой напряженный, Петр Львович? – во время одной из встреч поинтересовался Боткин. – Вы, похоже, никак не можете прийти в себя после смерти государя. Вам бы хоть чуть-чуть расслабиться, что ли.

– Как?

– О! Очень просто! Сегодня вечером милости прошу ко мне, на Галерную. Пулечку^[1], надеюсь, вы писать умеете?

– Обижаете, Сергей Петрович! – Пулечку я писать умел и считал, что играю весьма недурственно, о чем и сообщил собеседнику.

– Вот и великолепно! Водочку вы тоже употребляете?

Водки я не пил давно, поэтому немного смутился, но ответил утвердительно.

– Совсем хорошо! А чтобы вам не идти с пустыми руками, купите коробочку сигар. На ваш вкус. – С этими словами он откланялся.

Оставшись с Менделеевым наедине, я растерянно посмотрел на него.

– Приходите, Петр Львович, – подтвердил Дмитрий Иванович, – не пожалеете. Сергей Петрович знает, что делает.

Пулечку писали долго и со вкусом. Стол зеленого сукна был зачерчен мелом, висты и все остальное каждый писал себе сам. Играли не на интерес, а по гривеннику^[2] за вист. Мелочь, конечно, но азарту добавляет. Студенты, говорят, по копейке играют, а то и по полушке^[3], а потом дерутся смертным боем да на дуэли друг друга вызывают.

Боткину сегодня не везло. Возможно, потому, что он о чем-то непрестанно думал и не следил за игрой. В то время как остальные партнеры то и дело перебрасывались едкими шутками относительно карт и жизни, профессор сидел безразличный и безучастный. Наконец Дмитрий Иванович не выдержал:

– Вы бы, Сергей Петрович, с таким настроением лучше играть не садились. А ежели карта не идет, так не обижайтесь – карта не лошадь, к утру повезет.

– Извините, Дмитрий Иванович, – ответил Боткин, – наверное, вы правы. Мне лучше уйти.

– Нет, нет, батенька, так не пойдет! Взялись за карты – так играйте. И курите больше, противник от этого дуреет.

– Подождите, Дмитрий Иванович, – вмешался Сеченов. – Сергей Петрович, у вас какие-то неприятности?

– Помилуйте, какие там неприятности. Это у господина Павлова беда с супругой. Как их первенец скончался, так она в себя прийти не может. А тут он еще и перестарался, решил ее физически укрепить и загонял чуть не до смерти. А я теперь голову ломаю: как ей помочь?

Сеченов усмехнулся, глядя в карты:

– Так вы лечение обдумываете? Полноте, сударь, вы уже все решили, так что извольте не отвлекаться от игры.

После этих слов игра пошла, а к утру Сергею Петровичу действительно повезло, и мы дружно отдали ему по рублю.

В тот же день, ближе к вечеру, я заехал к Боткину, уж очень мне хотелось посмотреть, как он будет лечить супругу господина Павлова.

Прибывшая чуть позже хрупкая и весьма деликатная дама в черном траурном платье производила болезненное впечатление. Казалось совершенно невероятным, что перед нами женщина из плоти и крови. Нервно вздрагивая, она машинально теребила крохотный кружевной платочек и смотрела на Сергея Петровича глазами загнанного олененка.

– Ну-с, сударыня, приступим, – предложил ей профессор, – причины недомогания ваш супруг мне уже обрисовал. Посему не будем терять время на лишние разговоры и приступим к лечению. Вы винцо пьете?

– Что?! – возмутилась госпожа Павлова. – Нет, конечно!

– Экая жалость! – огорчился Сергей Петрович. – Но придется. Трижды в день, перед едой, по стаканчику. Теперь далее. Вы, матушка, бранитесь?

– Как можно? Только извозчики бранятся.

– Ну что ж. Вот, возьмите, – он протянул ей лист бумаги, – я вам все написал. Извольте не менее пяти раз в день зачитывать этот текст. Причем не про себя, а вслух. Далее – в карты вы, я надеюсь, играете?

– Нет, – почти простонала бедняжка.

– В таком случае каждый вечер перед сном, по полчасика, в подкидного дурачка. А чтобы интересней было, на копейку. И последнее – вы любовные романы читаете?

Дама, потрясенная такими лекарствами, смогла только отрицательно покачать головой, и Сергей Петрович торжественно выложил перед ней на стол огромный том «Похождений Рокамболя».

– После игры – хоть по две странички, – строго сказал он…

На следующий день, встретив на Невском Менделеева, я не удержался и рассказал ему о странном рецепте Сергея Петровича.

– «Рокамболь»? – изумился Дмитрий Иванович. – Помилуйте! Это же бульварное чтиво!

Я только развел руками. На следующий день, забежав в университет, я узнал, что профессор не вышел на службу, так что вечер у меня оказался свободным. Удивительно, но и на следующий день Менделеева на месте не было. Никто не знал, что и подумать. Решили послать нарочного к нему домой, но и это ситуацию не прояснило. Супруга Дмитрия Ивановича, весело усмехаясь, сказала, что все в порядке и в ближайшее время он придет в университет.

Среди студентов немедленно поползли страшные слухи, но обрести законченность не успели, поскольку Менделеев наконец прибыл на службу. Увидев его, я поразился – Дмитрий Иванович осунулся, глаза ввалились, белки были красны? и воспалились. Я не успел ничего спросить. Устало щурясь, он произнес:

– Ну-с, Петр Львович, я лично ознакомился с «Рокамболем». Сплошная ерунда и глупость, но оторваться невозможно. Боткин – гений!

С этими словами он удалился в аудиторию, а я согнулся от хохота.

Так незаметно прошло время, учеба завершилась…

* * *

Май ознаменовался торжественной инаугурацией избранного президента. Отец и Батя отправились в Москву, поскольку после церемонии должны были представиться новому главе государства (для Лиги территория России не дробилась, мы напрямую подчинялись Великому Магистру России и, следовательно, имели центр управления в Москве).

Мы же с Катькой остались дома, очень довольные этим обстоятельством, и получали от него максимум удовольствия. Развалившись на диване перед телевизором, мы со всеми удобствами наслаждались зрелищем. Зал был полон. От президентов, послов, представителей и просто политических деятелей рябило в глазах. Один из секторов перед помостом, на котором происходила церемония, был отведен полностью для вампиров. Мы узнали кроме Бати и Ермоленко еще с десяток лиц. К моему изумлению, я заметил несколько представителей Ложи. Судя по всему, надвигались какие-то события, понять бы только какие…

* * *

…Мы готовились к отъезду. Отец хотел посетить Грецию, но перед этим надо было заехать в Париж и Лондон. Великий Магистр готовил необходимые бумаги, и нам не оставалось ничего другого, кроме ожидания. Я не очень расстроился по поводу задержки: освобождение от обязанностей при дворе позволило мне свободно распоряжаться собственным досугом, да и учитель теперь проводил со мной гораздо больше времени, так что скучать было некогда.

Вот так в один из мартовских дней, гуляя по Невскому, мы встретились с Михаилом Дмитриевичем Скобелевым. Когда он окликнул меня, я удивился – насколько я помнил, император еще два года назад отправил его в Ахал-текинскую экспедицию. Там генерал вновь показал себя великолепным военачальником. И хотя Александр Николаевич не любил Скобелева, но, отдавая должное его мужеству и заслугам, произвел его в генералы от инфантерии и представил к ордену Святого Георгия второй степени. Генерал прекрасно понимал, что нелюбовь к нему государя кроется не только в дерзости и вольном обращении, но также в высказываниях, которые он допустил, выезжая за границу в тысяча восемьсот семьдесят девятом году по государственным делам. Император Александр Николаевич был недоволен, но Скобелев не спешил отказываться от своих взглядов, а государь не торопился приближать его к себе.

Взошедший на престол Александр III тоже настороженно относился к белому генералу, поэтому, увидев Михал Дмитриевича посреди Петербурга, я не мог скрыть удивления.

– Петр Львович! – зычно воскликнул Скобелев, поднимаясь во весь рост, и, хлопнув извозчика по плечу, приказал остановиться.

Тут он увидел полковника, выходящего из Адмиралтейства, и обрадовался еще больше:

– О! Александр Никифорович! Простите бога ради, я вас сразу не заметил!

Мы подошли и поздоровались. Отец выразил удивление от встречи.

– Только что от государя, – весело пояснил Скобелев, – господа, приглашаю вас в ресторан, дабы отметить столь знаменательное событие!

Судя по всему, аудиенция действительно прошла удачно, и мы весело отправились праздновать.

Ресторан в «Англетере» был отменный, вымуштрованные официанты неслышно сновали по залу, обслуживая посетителей. Подозвав метрдотеля, Михал Дмитриевич сделал заказ:

– Бутылку «Шато-икема» для начала, и что там у вас к нему есть? На троих.

– Могу предложить куропаточек в сметане, – изогнулся в поклоне метрдотель.

– Несите, – благодушно согласился Скобелев, – и прихватите осетринку с трюфелями. Да, чтобы второй раз не бегать, еще две бутылки «Шато-икема». – И, обратившись к нам, добавил: – Господа, может, еще чего-то?

Мы с полковником заказали ростбиф с кровью и, памятуя о пристрастиях генерала, тушенных в сметане рыжиков.

– Несите, любезный, и побыстрее. Если что понадобится, позовем.

Метрдотель с достоинством удалился, а Михаил Дмитриевич, весело блестя глазами, поинтересовался:

– Ну, и как вам, господа, новый государь?

– Не жалуемся, – улыбнулся полковник.

– Наслышан, наслышан, но думаю, это ненадолго. Полагаю, что его величество скоро поймет – без таких людей, как вы, ему не обойтись!

– Вы, Михаил Дмитриевич, сильно преувеличиваете, не бывает таких людей, без которых обойтись нельзя.

– Может, и не бывает, – согласился Скобелев, – но есть такие, без которых весьма сложно. Вон когда на Шипке сидели, я и не знаю, как бы без вас обошлись. Скольких вы тогда спасли! Солдаты офицера за просто так Батей называть не станут.

– Полноте, Михаил Дмитриевич, мы там все на равных были, – возразил довольный полковник.

– Однако были времена, – ностальгически вздохнул Скобелев, – на войне всегда проще. Вот враг – вот свой. А здесь так все запутано, и не разберешь. Кажется – вот только другом был, ан нет – злейший враг оказался. В бою они в кустах сидят, а здесь влияние имеют, и я им кланяться обязан. Нет уж, лучше назад, в Туркестан.

– Но насколько я понял по вашему настроению, – заметил я, – государь отнесся к вам благосклонно.

Скобелев вздохнул:

– Государю понравилась идея, я же, как обычно, не ко двору. Ну что ж, такова моя доля.

– А вы бы пыл свой поумерили, – посоветовал полковник.