– А вот это увольте! – расхохотался генерал. – Что ж вы думаете, я не понимаю? Да вот сдержать себя не могу, натура такая! Думаете, почему белый мундир ношу? Чтоб хоть как-то от этого воронья отличаться. Всё ведь немцам продали! А нашего брата – русского – задвигают. Мордой, говорят, не вышел. Вы только на фамилии при дворе посмотрите…

– Ну, это вы зря, за последний год немцев при дворе сильно поубавилось, – напомнил я.

– А толку? Если немец фамилию сменит, русским он от этого не станет. Да и среди наших таких много, кто перед немчурой ползать готов. Нет, поймите меня правильно, я не кровожадный, просто немец пускай живет в Германии, а в России должны жить русские, и порядки немецкие нам не нужны…

Пока он так разглагольствовал, на стол выставлялись блюда и вино. Опробовав шампанское, Михаил Дмитриевич одобрительно кивнул, и официант разлил вино по бокалам. Сделав глоток, Скобелев растянул губы в блаженной улыбке и, подобрев, продолжил:

– А вот за что немцев люблю, так это за прекрасное шампанское.

– Позвольте, – удивился я, – при чем тут немцы?

– Французы, между прочим, те же немцы. И вообще, в Европе кто не славяне – те немцы. У них даже империя так и называлась – «Великая Германская». И Франция в нее, заметьте, входила. Так что можете со мной не спорить.

Мы и не собирались этим заниматься, и разговор перешел в нормальное для военных русло, заговорили о прекрасном: театре, лошадях, женщинах.

…Мы шли по Невскому и разговаривали. Я думал, после ужина Скобелев предложит продолжить праздник, но этого не случилось.

– Скажите, Михаил Дмитриевич, – задумчиво спросил я, – а как государь отнесся к вашим идеям? Помнится, после тех демаршей, что вы устроили в Европе, и он, и покойный Александр Николаевич были весьма раздражены.

– Теперь все уладится, – беззаботно ответил Скобелев, – более того, император назначил мне еще одну аудиенцию. Вот тогда я и изложу ему все свои соображения подробно.

– А вы не находите, что делить людей по национальному признаку опасно? – небрежно поинтересовался отец.

– Полностью с вами согласен! – с жаром отозвался Скобелев. – Для меня славянин – это тот, кто с молоком матери впитал в себя славянство! Кто не отделяет себя от нашей истории, культуры, веры!

– Разумно, – протянул полковник, задумчиво глядя на шпиль Адмиралтейства, – только вот что прикажете делать с остальными?

– Остальные, ежели они хотят жить в России, должны выполнять законы и работать на благо России. Несогласные могут не задерживаться.

– Забавно!

– Да нет же, господа! – горячо вскричал генерал. – Это правильно! Да что я вам говорю! Вам надобно съездить в Москву, к господину Аксакову^[4], вот кто голова!

– Нет уж, увольте, – губы полковника дрогнули в брезгливой усмешке, – я со столь фанатичными господами дел иметь не желаю.

Скобелев слегка растерялся от такого явного неодобрения, но тут же вновь заговорил:

– Может быть, Александр Никифорович, вы в чем-то и правы. Иван Сергеевич бывает несколько неумерен в своих воззрениях. Но вы же не станете отрицать, что Германия – исконный враг славян и в будущем должна быть уничтожена нами.

– Возможно, – согласился отец.

А я уловил в воспоминаниях Скобелева планы и диспозиции, разрабатываемые им на случай войны с Германией.

– Кстати! – перебил сам себя Михаил Дмитриевич. – А знаете, господа, настоящую причину, по которой я прибыл в столицу? Меня пригласил господин Мартынов!

– Не может быть! – ахнул я.

То, что Великий Магистр давно и безуспешно искал ученика, мы знали. Неужели он остановил выбор на белом генерале?

– Вы уже с ним встречались? – настороженно спросил отец.

– Да, сразу по прибытии, – довольный произведенным эффектом, отозвался Скобелев.

И тут я, забыв о приличиях, вломился в мысли собеседника и сразу с облегчением вздохнул. Об инициации речь не шла, дело было совершенно в другом. Углубляться далее в его воспоминания я не стал, потому как и без того злоупотребил своими возможностями. Скобелев поморщился и потер лоб, отец укоризненно покачал головой, а я понял, что вторжение вышло слишком мощным, и виновато потупился.

– Ну что, господа, предлагаю продолжить, – сказал полковник, мысленно успокаивая генерала, – здесь поблизости есть хорошая ресторация.

– У меня идея получше! – захохотал Скобелев. – Неподалеку проживают мои знакомые. Не волнуйтесь, не какие-нибудь желтобилетницы^[5], а очень даже приличные барышни. Или вы актрис не любите?

Мы с отцом только переглянулись – неисправим!

– Извините, господин генерал, – улыбнулся учитель, – но нам одну на двоих делить как-то несподручно…

– А с чего вы взяли, что делиться придется? – изумился Скобелев. – Ежели б там женщин на всех не хватало, разве б я приглашал? Пойдемте, господа, не ломайтесь, как институтки.

Мы поняли, что не отвертеться (да не очень-то и хотелось), и пошли вслед за Михаилом Дмитриевичем. Домой мы попали благодаря ему только к полудню.

– Силен генерал, – устало вздохнул отец, садясь в кресло, – и кто из нас вампир?.. Вот вопрос.

– А я уж было решил, что господин Мартынов его в ученики готовит, – признался я, наблюдая, как лакей быстро сервирует стол к легкому завтраку.

– Бог с тобой! – Полковник в ужасе махнул на меня рукой и на всякий случай перекрестился. – Да кто же на это пойдет? Ты себе представляешь этого человека в роли ученика? Он ведь тогда окончательно распояшется!

– А Ложа? – с интересом спросил я, принимаясь за гречневую кашу, обильно политую соусом.

– Там тоже умные люди сидят… – улыбнулся отец. – Ты соуса побольше положи, вкуснее будет… Ну сам подумай, – продолжал он, принимаясь за еду, – если его на металл инициировать, то удержу на него никакого не будет, а там дисциплина жесткая. А если как обычно обратят, то учитель его сам уже через месяц удавит. Контролировать Михал Дмитриевича просто невозможно.

– Интересно, для чего он тогда Магистру понадобился? – Я аккуратно промокнул губы салфеткой и налил себе кофе.

– У них есть общие дела, – загадочно улыбнулся отец.

– А Ложа не расценит их встречу как попытку подготовки к ученичеству?

– Возможно, – после короткого раздумья согласился отец, потягивая мадеру.

– В таком случае нужно ждать контрудара. Это может оказаться довольно опасно.

– Поверь мне, сынок, то, что делает «белый генерал», – гораздо опасней. А у него и без вампиров довольно противников, которые мечтают увидеть его в гробу. Так что недовольство Ложи для него меньшее из зол.

– Да уж. Мне всегда казалось, что генерал – просто находка для Ложи, – заметил я, – ведь всегда можно найти способ держать его в узде.

– Он находка для всех, да вот незадача – такие, как он, способны только воевать. А когда войны нет, от них избавляются, пока не натворили чего. То, что умеет делать господин Скобелев, он прекрасно сделает, и не будучи вампиром. А насчет держать в узде… Петя, не дай бог тебе довести меня до того, чтобы ты узнал, что такое настоящий «зов крови»…

– А что это вообще такое? Я это выражение где-то слышал.

– Скорее всего, от княгини. Она этим со своими учениками часто пользуется, и не только она. До настоящего ученика, инициированного на кровь, учитель всегда может дотянуться.

Я задумался и вдруг понял. И то, что я понял, мне очень не понравилось.

– Вот так-то, Петя, а теперь – спать. У меня вечером дела, а у тебя лекция.

– К сожалению, последняя, – вздохнул я, – а жаль. Дмитрий Иванович – преинтереснейший человек…

* * *

– …«Зов крови»? – озадаченно нахмурился я. – Кровная связь, что ли? Когда я чувствую, что с отцом, и наоборот?

– Она самая, – подтвердила Катька, – и это очень серьезная вещь. Помнишь, я тебе как-то говорила?

– Что-то было, – признался я, – а в каком смысле «серьезно»?

– В самом прямом. Ты думаешь, эта связь только для того и нужна, чтобы знать, кто из нас где и что с нами происходит? Все гораздо сложней. Ты хоть на секунду задумывался, почему первый год птенец вообще не может без учителя? А прямой приказ отца хоть раз пытался игнорировать?

– Нет, конечно, – удивился я, – как тебе это могло в голову прийти?

– А знаешь почему?

– Даже не задумывался. Просто знаю, что должен, вот и все.

– Правильно, но если попытаешься, то сразу поймешь, почем фунт оливок в голодный год. Кровь наставника просто не оставляет тебе выбора. В первый год ты живешь только его волей, и только от учителя зависит степень твоей свободы. Более того, до прекращения ученичества наставник может при необходимости простым мысленным приказом убить ученика. Так что у нас всех очень хорошо работает инстинкт самосохранения.

– Ни фига себе! – Я ошеломленно смотрел на нее. – А как это получается?

– Трудно сказать, механизм этого явления еще как следует не изучен, но факт остается фактом. В средние века таким образом уйма птенцов гибла. Так что «зов крови» – тот подарок, который гарантирует соблюдение дисциплины и выживание нас как вида. А в Ложе у их руководства такого поводка нет и не было. Поэтому они так и распоясались.

– Да, Катюша, вот это новость! Убит наповал. Я даже не представлял, как все серьезно.

– Если бы внимательно слушал лекции, меньше бы удивлялся. Вам что, не говорили об ответственности учителя и связи его с учеником до самого конца?

– Говорили, но мы как-то не придали этому значения. И без того было ясно: приказы отца не обсуждаются. Как ты говоришь – на подсознании.

– Так и есть. Правда, чаще всего вот так подробно, как я тебе сейчас объясняю, эта информация дается только при получении права на ученика, ну или по завершении ученичества.

– А ты особенная! – Я не удержался от подколки, хотя уже давно знал ответ.

– А я врач! – Она щелкнула меня по носу. – Мне по должности положено!

Мы посмеялись и занялись делами…

* * *

Курсы закончились, дипломы вручили просто и обыденно, без напыщенных речей и напутствий, но, в отличие от остальных студентов, меня Менделеев пригласил в ресторацию, дабы отметить завершение обучения.

– Ну-с, Петр Львович, чем теперь собираетесь заняться? – спросил он, пока мы ожидали заказ.

– Наверно, в Европу поеду, Александр Никифорович собирается Париж посетить. Давненько мы там не были.

– Насколько давно? – поинтересовался Дмитрий Иванович.

– Года четыре.

– Ну и как там Париж?

– Париж как Париж, – пожал я плечами, – Петербург, на мой вкус, красивей. Только солнца там поболе и летом жарче – хоть голым ходи.

Менделеев усмехнулся:

– Интересно было бы посмотреть на город, где все голыми ходят.

– Возможно, – не стал возражать я, – только вряд ли мы получили бы от этого удовольствие – Аполлонов среди человеческой породы мало…

Меня прервал официант, начавший расставлять блюда. Ужинали мы просто, без изысков. В отличие от Скобелева, господин Менделеев не заказывал каплунов с трюфелями. Немножко красной икры, немножко черной, семужка, осетринка и водочка. Водки он заказал несколько сортов. Каждой по две стопки – ровно на один раз. Под каждую водку шла своя закуска. Как выяснилось, этой науки я еще не постиг, и профессор с удовольствием принялся просвещать меня. Как выяснилось, «Смирновку» закусывают соленым огурцом, «Анисовку» – черной икрой, а самую крепкую «Сибирскую» просто занюхивают ржаной горбушечкой, «Пшеничную» подают под горячее (поэтому мы ее не брали), все остальное осталось для меня темным лесом – во всяком случае, пока.

– Как вы все это запоминаете, Дмитрий Иванович? Во всех этих тонкостях сам черт ногу сломит.