– А вот так и запоминаю, к тому же это совершенно несложно, уж больно она (водка) – хороша. И кто бы мог подумать, что это просто раствор спирта в воде. Кстати, разбавление спирта водой – весьма увлекательное занятие. Ведь при одном и том же сочетании долей можно получить до нескольких десятков разных растворов. И отличаться они будут не только по вкусу, но и по запаху, консистенции и полезности для организма.

– Откуда вы все это знаете?

– Я ведь, батенька, в свое время диссертацию по этому вопросу написал.

– Так это вы водку изобрели? – поразился я.

– Что вы, сударь! Это сделали за много лет до моего рождения. А диссертация к водке никакого касательства не имеет.

Через полчаса я слегка захмелел и дальнейшую беседу помню выборочно. Более о водке мы не говорили. Я рассказывал о Париже, Лондоне, Праге, немножко посмеялся над Потсдамом. Дмитрий Иванович, перебивая меня, прославлял химию и говорил о великом будущем природного газа, об открытой им «периодической системе элементов» и, наконец, упомянул об аэростатах.

– Дмитрий Иванович, – поинтересовался я, – а каково это – летать?

– Незабываемое чувство, – мечтательно ответил он, – думаю, наше будущее там, наверху. Кстати, а вы откуда знаете? – Он неожиданно понял, что я говорю о его полетах на воздушном шаре. Сам он в Петербурге свой опыт особо не афишировал.

– Да уж знаю. Мы с государем тогда в Париже были, весь свет о вашем полете говорил. Не то чтобы удивлялись, но чтоб столь степенный человек, как мальчишка, в небо рвался… Хотя лично я думаю, что они просто завидовали.

– Я их могу понять, – весело рассмеялся Дмитрий Иванович, – ощущения неописуемые. И это, прошу заметить, привязанный аэростат. А представьте себе свободный полет.

– Я и такого-то не знаю. Видел один только раз это чудо на Балканской войне.

– А какой? – живо заинтересовался профессор.

– Ну, шар и шар, – замялся я, – круглый такой, с корзинкой.

– Вы меня прямо удивляете, Петр Львович, – с укоризной покачал головой Дмитрий Иванович. – Придется мне, видимо, еще курсы воздухоплавания открывать. Вы разве не знаете: бывают тепловые шары, так называемые монгольфьеры; бывают водородные, а есть еще один газ, очень перспективный, но его пока не открыли. Его, наверное, и на Земле-то нет, хотя, может быть, и есть. Определить это пока невозможно. Понимаете ли, Петр Львович, согласно моей таблице данный газ должен быть полностью инертен, то есть никакими химическими методами определить его присутствие нельзя. Но я все-таки верю, что его найдут. А летать на нем будет одно удовольствие: судя по всему, он, в отличие от водорода, совершенно негорюч.

– Вы все это смогли определить благодаря своей таблице? – поразился я.

– Поверьте мне, молодой человек, с ее помощью можно очень многое узнать. А самое главное, отныне нет в природе элементов с неизвестными свойствами.

Дома я рассказал об этом полковнику. Отец с интересом выслушал меня, но особого удивления не выказал.

– Понимаешь, Петя, это всего лишь те знания, которые были неизвестны людям, а кто-то другой знал это уже давно.

– Не может быть.

– Петя, ну подумай сам, мы ведь тоже в некотором роде искусственные существа. Нас ведь такими, как мы есть, тоже кто-то создал, и господь бог здесь, заметь, абсолютно ни при чем. Для человеческого бога мы – создания совершеннейшим образом чуждые. А ведь тех достижений, с помощью которых нас породили, никто не отменял, хотя люди их еще и не открыли. Я тебе, помнится, вкратце об этом рассказывал. – И добавил: – Пожалуй, надобно почитать труды господина Менделеева, а то, похоже, начинаю отставать от жизни.

– А что все-таки насчет наших создателей?

– О них почти ничего не известно. Можно, конечно, спросить у Первых. Но те из них, кто остался в живых, сейчас в спячке, и будить их не стоит. Знаю только одно: тебе ведь известно, что такое Земля и Солнечная система? Так вот, во вселенной таких земель и систем, похоже, очень много. И на каких-то даже есть жизнь. И очень давно с одной из таких планет на Землю прилетели гости. Жить они здесь не могли, но что-то им тут было очень нужно. А все местные виды пребывали в диком состоянии, и только homo sapiens находился на достаточном уровне развития и мог помочь им в освоении планеты. Только вот незадача: для покорения планеты человек весьма слаб и очень мало живет. Поэтому они решили его усовершенствовать, вот так мы и появились.

– А где же те, которые прилетали?

– Они получили то, что их интересовало, и вернулись домой.

– А мы?

– А мы остались. Далее мы им были не нужны. Но все, чем мы пользовались столько веков и пользуемся до сих пор – остатки тех знаний, которые они нам дали. Жаль, что слишком многое было утрачено в Средние века. Однако сейчас, как видишь, люди сами начали развивать науку, причем очень быстро. А нам остается только применять их открытия и вспоминать утерянное.

– А Дмитрий Иванович хочет курсы воздухоплавания открыть, – немного невпопад сообщил я.

– Замечательно! Но осуществить свою идею он сможет, при самых благоприятных обстоятельствах, не ранее чем лет через пять, а возможно, и более…

Прошла еще неделя, и отъезд приблизился вплотную. Вернувшись домой после прощального ужина с друзьями, я застал отца погруженным в какие-то бумаги.

– Ну, как дела? – спросил он, отрываясь от документов.

– Отлично, со всеми попрощался, всех навестил.

– Вот и хорошо, вещи собрал? С утра отбываем.

– Еще вчера, – ухмыльнулся я и, взяв со стола яблоко, с удовольствием откусил кусок. – Между прочим, видел Михаила Дмитриевича, он едет вместе с нами.

Отец слегка поморщился: раз Скобелев рядом, о спокойной поездке можно забыть. И ладно бы он один был, но нет, без своей свиты белый генерал уже давно никуда не ездит.

– Переживем как-нибудь, – подумав, решил отец, – дела не ждут.

– А господин генерал просится к нам, – добавил я, догрызая яблоко.

– В купе, что ли? – рассеянно поинтересовался полковник, упаковывая бумаги.

– Хуже.

– В каком смысле? – Отец явно насторожился.

– В ученики.

– Покажи, – нахмурился отец.

– …Добрый день, Михаил Дмитриевич, – улыбнулся я генералу, сбегавшему по ступенькам Аничкова дворца.

– Здравствуйте, Петр Львович. – Скобелев выглядел довольным и добродушным. На первый взгляд он напоминал сытого, но от этого не менее опасного тигра, в глубине его васильковых глаз пряталась тревога, странно контрастируя с удовлетворенным выражением лица.

– Что-то случилось? – полюбопытствовал я.

– Ничего особенного. Пожалуй, все даже замечательно.

– Значит, с государем у вас более нет никаких разногласий?

– Никаких! – расхохотался Скобелев. – Так правда не бывает, в этом вы правы, но основное мы обсудили и нашли, что наши мнения оказались схожи. Его величество только попросил меня воздержаться от публичных выступлений.

Я коротко глянул на собеседника. На последней фразе он недовольно нахмурился и тяжело вздохнул. Зная генерала, я не сомневался, что такая просьба не могла прийтись ему по вкусу, да и мысли его мне не понравились.

– И вы пообещали? – с сомнением осведомился я.

– Конечно! – тряхнул головой генерал. – Как я могу отклонить рекомендации его величества? Хотя мне кажется, это не лучшая политика с его стороны. Кстати, Петр Львович, а вы знаете, что создана тайная группа по охране императора?

– Слышал, – кивнул я. О том, что новая организация приглашала нас принять участие в ее деятельности, я умолчал. Господин Мартынов решил не нервировать императора явным пренебрежением его распоряжениями, а о том, что мы продолжаем негласно наблюдать и за государем, и за обстановкой в стране, Александр Александрович и без того догадывался. Скобелев вопросительно смотрел на меня, и я добавил: – Насколько я понимаю, это нечто вроде тайного общества.

– Вот-вот! Одних масонов запретили, а своих создаем! Зачем? От Ложи, что ли, защищаемся?

– И от нас в том числе, – улыбнулся я.

– Глупо! Вы со своими способностями пройдете этих, так сказать, защитничков и не заметите. Мне они тоже предложили к ним вступить…

– А вы? – Можно было и не спрашивать, ответ лежал на поверхности, о чем генерал тут же мне и сообщил.

– Отказался, конечно! Более того, я им сказал: ежели узнаю, что кто-то из моих офицеров состоит в любом тайном обществе, немедленно уволю к чертовой матери!

Я ощутил невольное беспокойство – такая организация не оставит в покое столь заметного человека, который к тому же знает о них и отказался от сотрудничества. А Скобелев неожиданно грустно продолжил:

– Устал я от всего, Петр Львович, и от интриг, и от унижения России. Взяли бы вы меня к себе, что ли…

– Так, – полковник вынырнул из моих мыслей, – вот это как раз излишне! Что ты ответил?

– Ничего. Просто внушил, что ему это совершенно не нужно.

– Умница, Петя.

– Папа, я тут подумал: может, нам другим поездом поехать?

– Ну, это уже совсем ни к чему, – улыбнулся отец…

Глава 2

Сев в поезд, я в очередной раз понял, что время не стоит на месте. Вагоны стали гораздо комфортабельней, первый класс был чудо как хорош, да и персональная туалетная комната придавала путешествию дополнительное очарование, а вагон-ресторан с прекрасным французским поваром прибавлял к поездке изысканного вкуса.

Блаженствуя на мягких диванах, я лениво думал о том, насколько это отличается от передвижения в карете, пусть даже самой дорогой. Учитель, между прочим, думал о том же, только его сравнения уходили далеко в глубь веков.

Поездка длилась неделю, но отдохнуть не удалось. Полковник оказался прав, наличие генерала Скобелева в вагоне исключало любые мысли о спокойствии. В первые дни мы честно пытались поспать, но Михаил Дмитриевич не оставлял нас в покое ни на минуту. Стоило нам только помыслить о диване, как он немедленно возникал в дверях купе и громогласно заявлял:

– Господа, вы что, спать решили? Вам же это совершенно не обязательно! Берите пример с меня – я, например, человек, но ложиться не собираюсь! Чем зря убивать время, пойдемте в ресторан, там имеется превосходное шампанское!

Сопротивляться было бесполезно, приходилось сдаваться на милость победителя. На третий день такого издевательства полковник не выдержал и предложил генералу сыграть в карты. Не заподозрив подвоха, тот согласился и был обчищен до нитки. После чего у нас появилось два дня передышки, ровно до первого отделения почтового банка. Но тут уже было легче, мы успели отоспаться и прийти в себя, да и фортуна полностью перешла на нашу сторону: в этот же вечер в ресторане закончилось шампанское, и, напившись с горя водки, генерал крепко уснул, подарив нам еще одни спокойные сутки.

К счастью, в Париже наши пути разошлись.

Добравшись до дома, отец с усталым вздохом рухнул в кресло и сказал:

– Лучше умереть, чем так отдыхать. Но он-то, подлец… так хорош, что на него и сердиться нельзя.

Я мог только согласиться и порадоваться, что мы легко отделались. По счастью, столь активно Скобелев отдыхал нечасто и не с нами.

На следующий день, пройдясь по городу, я убедился, что за годы нашего отсутствия Париж заметно изменился, но встретил нас, как обычно, мягким весенним теплом и цветущими каштанами. Уличные кафе по-прежнему приглашали посетителей, галереи предлагали картины известных и неизвестных художников, крохотные магазинчики были завалены сокровищами Востока, а на Монмартре можно было получить все удовольствия, которые только мог пожелать человек, оптом и в розницу. Расплатой за это великолепие являлся полный набор венерических заболеваний. Сифилис был так же обычен, как и банальная простуда.

Невольно мне пришло в голову, что широкая натура Михаила Дмитриевича сможет здесь развернуться во всем блеске. Но не тут-то было. В Париже он полностью окунулся в работу, а конец своего пребывания во Франции ознаменовал очередной речью о славянстве, после чего с чувством выполненного долга отбыл в Минск на маневры…

– Как думаете, государь простит ему такие вольности? – спросил я у отца, отложив в сторону газету.