За окном ярко светит солнце, но мне больно смотреть на него. Кажется, что оно обожжет, сделает больно, хотя, по-честному, я уже не знаю, куда больнее. Амазонка во мне плачет, и я… я просто хочу к маме.

Я устала, я сломалась, и я хочу, чтобы это закончилось, а потом снова засыпаю, до предела накачанная успокоительным.

Сегодня я просыпаюсь утром, в груди жжет, но уже не так адски больно. Мне колют обезболивающее по часам, и скоро придет медсестра. Я жду ее. Я знаю, что усну после этого укола, и хочу этого, потому что моя реальность теперь для меня невыносима.

Резко распахивается дверь, я ожидаю увидеть медработника, но я вижу Его, и у меня кровь стынет в жилах.

Высокий, сильный, полный власти. Мой первый мужчина, мой единственный палач. Савелий Романович Крутой собственной персоной. Он входит тяжелым шагом, пронзая меня арктическим холодным взглядом, от которого пробирает дрожь.

Смотрю на него. Широкие плечи, уверенная осанка, белый халат, наброшенный поверх расстегнутого пальто.

Дорогие часы, золотой перстень, уложенные назад волосы, строгий профиль и всегда смелые движения льва.

Да, мы из разных миров – я это знаю. Оборванка и бизнесмен – мы никогда не должны были встретиться, но судьба сыграла с нами злую шутку. Такую страшную, кровавую даже.

– Не надо…

Не узнаю свой голос. Какой-то писк, и губы щиплет от того, насколько они сухие, как сложно теперь мне говорить.

– Как ты?

Меня аж передергивает его низкого бархатного голоса. Это звук хищника, как и он сам. Король зверей пожаловал лично к добыче.

Савелий сделает это сейчас, я уверена. Загрызет меня, растерзает птичку. Кажется, я даже вижу в руке что-то похожее на пистолет.

– Пом… помогите!

Каждое слово дается с трудом, а вдох отдает лавой в груди. И словно лезвием меня режет, но хуже его тяжелый взгляд. Полный ненависти, жестокости и желания мести для теперь уже нелюбимой, ненавистной Даши.

– Помогите, кто-нибудь!

– Тише. Не трону.

Крутой никогда не казался мне красивым, но в какой-то момент я не смогла устоять перед ним. Такие, как он, не прогибаются. Они сами кого хочешь нагнут, и меня особенно.

И я сломалась, я теперь тупо его боюсь. Мне страшно, и все мои маски потрещали по швам.

Я не могу больше ничего играть, я настоящая, и мне кажется, что вот Савелий подойдет ближе, ударит в лицо, станет душить или позовет охрану. И я снова буду видеть ненависть в глазах любимого.

– Не надо… не надо…

Слезы щиплют глаза, и я вижу, как Крутой смотрит на меня, остановившись напротив. Нет, это не мой любимый мужчина, это мой враг, и он все еще ненавидит меня, только теперь в сто крат больше.

Сейчас будет больно, но мозг такой упрямый, он все же хочет жить.

Я начинаю дрожать и при этом не могу отвести от него взгляд. Не могу встать и убежать, скрыться, даже отвернуться. Хищник всегда найдет добычу, а убивать ее медленно ему доставит только удовольствие.

Вижу, как Савелий сжал губы, как заиграли его желваки на широких скулах. С жесткой щетиной впервые, под глазами тени. Он не спал, ждал, когда я очнусь, чтобы самому лично прикончить?

Я не знаю, мысли такие странные – так и прыгают у меня в голове, а еще мое бедное сердце. Оно ускоряет темп, и вот уже начинают пищать все приборы. И я задыхаюсь от его ненависти к себе, это невыносимо.

Вздрагиваю, когда глухо хлопнула дверь.

Савелий вышел, не сказав ни слова. Диалога нет, ничего теперь нет, все сломалось.

Я остаюсь одна в этой большой палате. Вся в слезах, порезанная, отвергнутая и не понимающая, что теперь делать.

Тогда на улице я умоляла Савелия помочь мне найти Алису. Я была готова на все что угодно: быть с ним, под ним, быть его шлюхой даже, но он не согласился. Я не нужна Крутому теперь, тем более такая сломленная, но парадокс в том, что, кроме моего палача, мне некому помочь. Так какой у меня выбор и есть ли он вообще?

Птичка сломалась, пулю схватила. Когда же наступит моя казнь? Если честно, я хочу, чтобы уже скорее. И пусть Савелий будет палачом.

Глава 6

Я не выдержал, захотел ее увидеть, когда Воробей не спит. Она очнулась три дня назад, и все это время я дежурил под ее дверью вместе с охраной. Точно цепной пес, следил, кто входит, кто выходит, а сам войти не мог. Не получалось.

Не знаю, что меня останавливало, но на третьи сутки я просто сорвался. Да, я знал, что радостной встречи у нас не будет, но такой реакции Даши я просто, на хрен, не ожидал.

Вся перебинтованная, бледная, с практически прозрачной кожей, под которой видны капилляры, Даша казалась еще меньше. Исхудавшая и такая хрупкая, теперь точно хрустальная ваза.

Маленькая на этой кровати, с заплетенной косой и с перебинтованной грудью. Врач сказал, что память сохранилась и Даша помнит. Все.

Я, честно говоря, не знал, радоваться этому или нет. Возможно, было бы лучше, чтобы она все забыла – и я тоже. Тоже мечтаю все забыть, так было бы проще, но что есть, то есть, ничего уже не отмотаешь обратно.

Как Даша посмотрела на меня. Сначала сонно, а когда узнала, глаза сильнее распахнула, а после начала пищать. Я даже не разобрал сразу, просто какой-то вой, Воробей звала на помощь, и хотела помощи она не от меня.

Это не были злость, обида, негодование, нет. Даша просто меня боялась. До ужаса, до чертей просто.

Внутри все загорелось, я хотел что-то сказать и не смог. Тупо охуел от ее реакции, хотя какой она должна была быть после всего, но все же.

Играла? Я не знаю. Мне кажется, я вообще ее плохо знаю. Настоящую. Не ту птичку, что приваты мне напоказ танцевала. Не ту, что хотела привлечь к себе. Даша не такая на самом деле, либо мне просто хочется так думать.Я думал, мы поговорим, хоть как-то построим диалог, но ни хрена не вышло. Глаза Воробья быстро стали темными, я уже знал, что ей больно, а после приборы эти хреновы начали пищать, и она так плакала. Как дитя. Эта была обреченность. Не тогда в бильярдной, не тогда даже на улице, когда нас высекли киллеры, – сейчас.

Я вышел, я тупо не смог, и еще раз наблюдать ее остановку сердца у меня не было никакого желания, потому что второй раз я сам уже такого не переживу.

Выхожу в коридор, спускаюсь на лестничную площадку покурить. Я скоро в реанимации поселюсь уже, но я реально не могу ни на чем концентрироваться, пока Воробей здесь.

У меня дела, я должен разгрести этот чертов завал, но я не могу. Я реально не могу отойти от нее, хотя и знаю, знаю же прекрасно, что предала.

Похуй уже, по какой причине, сестра не сестра – это не отменяет факта ее вранья, и у меня внутри какой-то хаос. Как отбитый, блядь.

Я хочу сгрести Дашу в объятия и задушить одновременно. Мне больно, мне хочется орать до срыва связок и биться головой о стену.

Это я привел в Прайд крысу. Сам. Лично это сделал. И оберегаю я крысу до сих пор – правда, не очень-то и удачно, а еще она моя. Нелюбимая, презираемая, отвергнутая. Мне похуй. Даша моя – и это тоже мой крест.

Я в тупике, в капкане словно. Не знаю уже, кто мой друг, а кто враг. Кто следующим предаст, кто со мной играет. Гафар, Гоша, Соловей? Я уже в каждом вижу предателя, даже в себе самом.

Я устал, я заебался решать эти ребусы, но без ответов мы не сдвинемся с места. Я и так уже потерял казино – что еще встреча с Воробьем у меня отнимет?

Напиться, все бросить и забить болт. Легко сказать, но не в моем случае. Мне нельзя давать слабину, ведь если завалят меня – вся пирамида Прайда развалится и мы окончательно лишимся того, чего так сложно добивались годами. Рабочие места, люди, да и память о Фари. Я не могу все упустить, я на это просто не имею права.

Щелкаю зажигалкой, направляю огонь на руку. Я не чувствую. Я и так уже горю.

Ощущение такое, словно к виску приставили ствол и сказали: выбирай – белое или черное, а я, сука, выбрать не могу, потому что оно давно все уже серое и блеклое, пылает периодически огнем.

– Савелий Романович, ты как?

Игорь. Мой верный ангел-хранитель, что обитает теперь в больнице вместе со мной. Точнее, я с ним, это храм – не мой.

Закуриваю, затягиваюсь, но не вставляет. Окно открыто, мы на лестничной площадке. В лицо дует холодный ветер, смотрю вниз, но фокуса нет. Перед глазами Даша и ее перепуганное лицо от моего вида.

Как я? А я не знаю. Вроде еще жив.

– Порядок.

– Даша в себя пришла, я слышал. Умница.

– Да, три дня уже. В сознании.

– Есть последствия? Что там наш светило кардиолог говорит?

– Что в рубашке родилась, прогноз нормальный. Там лекарство импортное влили ей. Стало лучше с сердцем. Спасибо, что помог того врача притащить.

– Да он и мне помог. Ты знаешь, ну и цена того лекарства как двушка в центре, еще бы оно не помогло. Савелий Романович, так а что ты будешь теперь делать? – ковыряет словечками, точно вилкой по больному, и нет больше рядом Фари, которому можно излить душу.

Игорь не тот. Ганс, Соловей – всех я их знаю, но я не могу открыть им, что у меня внутри, самому страшно туда заглядывать. Я только с Фари мог быть на сто процентов открыт.

– Я не знаю, Игорь.

– Прости ее и отпусти. Я слышал, что вы нашли заказчика и это, конечно же, не Даша. Да, она сильная, но поверь мне, третий раз тебе так не повезет. Так не бывает.

Читаю в глазах Игоря упрек, очень тонкий намек – и, главное, правдивый.

– Разберемся.

Я пока не настроен вскрывать карты, ведь сам не знаю пути. Все маленькими шагами и на ощупь, ведь права на ошибку больше просто нет.

Отпустить ее? Как? Как, блядь, вот скажите? Даша слаба, за ней хвост уже будет из моих людей по-любому, да и не простил я ее. И еще слишком много всяких но, при которых я не могу отпустить Воробья. И не стану.

Игорь уходит, звонок телефона приводит в чувство. Гафар.

– Говори.

– Мои люди не нашли ту девчонку дома. Там все перебито, кровища везде. Соседка сказала, была такая-то потасовка, крики, вопли, но это уже давно было. В итоге к чертям выбита дверь. Ребенка нет в квартире, мозги отчима сияют на стене. Еще тетку нашли, но Алисы у нее не было. Она не села на поезд еще тогда. Прошло много дней, Савелий, прогноз херовый.

– Черт… черт! Это Мамай наверняка. Ищите его. Там она!

– Хорошо, я передам своим, что-то еще?

– Казино. Оно отходит Беркуту-старшему, если он первым найдет Мамая.

Слышу тишину в трубке, я знаю, что Гафар в это время кроет меня трехэтажным.

– Савелий, я надеюсь, у тебя была веская причина принять такое решение. Беркут и раньше на мое место метил, теперь ему станет только проще.

– Потом, Гафар, не до дележки престола. Хочешь уверенно сидеть в кресле мэра – найдите Мамая и ту девочку Алису. Она мне живой нужна и невредимой. Не могла она пропасть без вести, так не бывает. У тебя свой интерес. Ищите.

Я не знаю, зачем даю наводку на поиск сестры Даши. Мне это ничего уже не даст, ничем не поможет, но и оставить это без внимания тоже нельзя. И еще у меня есть одно предположение, но я пока не хочу в это верить, потому что, если я окажусь прав, это будет полный пиздец.

____________

Дорогие читатели, всем спасибо за поддержку в комментариях! Подписывайтесь, самое интересное впереди.

Глава 7

Я видела охранников у входа. Снова они, Крутой, конечно, заплатил им, чтобы они меня стерегли и я не сбежала, хотя это уже даже не смешно. Я с кровати сама встать не могу, вся в этих бинтах и трубках. Даже если бы хотела – не ушла бы.

Эти охранники ко мне не заходят, но иногда я улавливаю их басистые голоса. Отчитываются Крутому по телефону, докладывают ему, что я еще жива, и это так странно.

Мой мир перевернулся с ног на голову, и нет этому конца. Еще я вижу, как на меня смотрят медсестры. Как на подопытного зверька, и это ощущение, что скоро конец… оно не проходит.