– Ты совсем ничего не понимаешь, – вздохнула Светка, изумляясь моей непонятливости, – мы будем работать группой, впятером, займем первое место и получим грамоту, а когда станем октябрятами каждый из нас возглавит свою звёздочку!

– Света, а если вас всех в одну звездочку определят? – удивилась на такой гениальный рейдерский захват юных октябрят я. – И что тогда?

– Ну тогда командиром буду я!

Римма Марковна, которая молча и терпеливо слушала наш спор, наконец, не выдержала и поставила точку в дискуссии:

– В общем так. В субботу с утра в Малинки поедем все, а вернемся в воскресенье, – проворчала она. – И нечего свои аферы на выходных проворачивать.

– Но я вообще-то планировала в субботу сходить в парикмахерскую, – возмутилась я.

– Ничего не знаю! Яблоки собирать надо. И грибы.

Этот день ничем не отличался от других рабочих дней в депо «Монорельс»: туда-сюда сновали рабочие и конторские служащие, а в директорском кабинете, как всегда по четвергам, шло рабочее совещание. Обычно сначала Иван Аркадьевич начинал из самых важных объявлений, затем прогонял по рабочим вопросам.

Однако сегодня привычный порядок был слегка нарушен.

– Знакомьтесь, товарищи. Это – Кашинская Татьяна Сергеевна, – представил Иван Аркадьевич хрупкую миловидную женщину в скромном сером костюме, которая застенчиво покраснела при упоминании её имени.

Все с повышенным интересом принялись разглядывать новенькую.

– Товарищ Иванов пока поработает на месте Мунтяну. Там как раз нужно технику безопасности подтянуть, а вот коммунистической агитацией и пропагандой у нас теперь займется Татьяна Сергеевна.

Народ с жадным любопытством впитывал подробности.

– Татьяна Сергеевна, это Лидия Степановна Горшкова – кивнул на меня Иван Аркадьевич. – Она ваш непосредственный руководитель. Все рабочие вопросы будете решать с ней.

– Очень приятно, – мило улыбнулась я.

Кашинская чуть робко вернула мне доброжелательную улыбку.

«Сработаемся», – мелькнула у меня мысль.

– Иван Аркадьевич, – на всякий случай уточнила я, – получается это направление обратно мне возвращают?

– Да, приказ будет сегодня, – коротко кивнул он и переключился на другие насущные вопросы.

После окончания совещания я подождала Кашинскую и предложила ознакомить её с коллегами и вверенным ей фронтом работ.

Сначала мы прошлись по всем кабинетам, где я представила её сотрудникам конторы, затем повела в промзону. Правда показала лишь издали, водить по грязным цехам в её белых туфельках на высоком каблуке показалось мне негуманным. Вот завтра как раз буду там акты подписывать и её заодно возьму. Нужно только не забыть предупредить, чтобы взяла старую удобную обувь (гибель моих апельсиновых лоферов я не могла забыть до сих пор). Хорошо, что мы женщины и понимаем друг друга.

В кабинете Лактюшкиной пришлось краснеть – там, как обычно, шла бойкая торговля косметикой. Я укоризненно взглянула на Репетун, мол, чего в первый день перед новенькой палишься, но та сделала большие невинные глаза и воодушевлённо предложила:

– Девочки! Как хорошо, что вы сейчас заглянули! У меня как раз новые кремы для лица и рук есть. Польские. Есть еще тени, и они с перламутром!

– О! Тени! А какой цвет? – живенько включилась в обсуждение Кашинская, и у меня отлегло от сердца – наш человек.

Репетун тут же защебетала, остальные бабоньки окружили и стол, и новенькую, и принялись наперебой расхваливать косметику, саму Кашинскую, Лактюшкину, меня и заодно всю нашу контору депо «Монорельс».

В общем, еле-еле я вырвала Кашинскую из цепких лап наших дамочек.

– А это наша Ленинская комната, – я отперла дверь и пропустила Кашинскую внутрь.

После того бесславного «пиара» товарища Иванова в городской газете, в Ленинской комнате навели образцово-показательный порядок, подкрасили, побелили и установили монументик В.И. Ленину, побольше и поновее. Но при всем при этом даже невооруженным глазом было видно, что после косметического ремонта Ленинскую комнату открыли явно впервые.

– Проветрить здесь надо, – вздохнула я и попыталась распахнуть форточку, которая намертво «приклеилась» к раме после покраски.

– А что, работники разве не пользуются Ленинской комнатой? – задала Кашинская тот вопрос, которого я так боялась.

– У нас же здесь ремонт был, – дипломатично увильнула в сторону я, продолжая тщетно терзать заевшую форточку, – потом краска долго сохла. Теперь, я надеюсь, с вашим приходом работа в Ленинской комнате наладится.

– Конечно, – кивнула Кашинская и осторожно прошлась по газетам, застилавшим посередине свежевыкрашенный пол.

– Вы здесь пока обустраивайтесь, – вздохнула я и указала на небольшую комнатку сбоку, – вон ваш кабинет. Там все материалы. План с мероприятиями – на столе. Я сейчас скажу Зое Звягинцевой, она придет. Обсудите с нею ваш график на ближайшие две месяца И покажете потом мне.

– Она тоже в отделе пропаганды?

– Да нет, она у нас на общественных началах, – вздохнула я, – активистка она у нас на предприятии. А так-то Зоя в отделе кадров трудится.

– А кто тогда у меня в отделе? – спросила Кашинская, смягчив вопрос приятной улыбкой.

– Понимаете, как такового отдела у нас нет. Есть должность, но это не совсем то… – замялась я. – Как бы вам объяснить… товарищ Иванов… он совмещал…

– Я всё понимаю, – кивнула Кашинская, – в смысле понимаю, что именно он совмещал. Но я-то не так. Не оттуда. Поэтому хочу сразу расставить точки над «i». Чтобы знать, на кого можно рассчитывать.

– Это правильно, – похвалила её я, вспомнив, как меня, словно щенка в омут, бросили на должности заместителя без каких-либо объяснений и поддержки, и как пришлось воевать со всеми. – Но я всегда на месте, Татьяна Сергеевна. Так что любую помощь и поддержку мы вам окажем.

Вернувшись к себе, первым делом я вызвала Зою. Как и обещала Кашинской, нужно озадачить её и отправить в Ленинскую комнату: сентябрь только начался, а отчёты по мероприятиям уже требуют. Вот пусть и займутся вместе.

Кашинская произвела на меня вполне благоприятное впечатление, очень надеюсь, что работу она покажет хорошо и с коллективом сработается.

Пока Зоя не спустилась, я решила быстренько накидать план для Марлена Ивановича по обучению кадров. Зарывшись в инструкции и приказы, я вздрогнула, когда в дверь раздался громкий стук.

– Заходи, Зоя! – крикнула я, торопливо допечатывая последний абзац, пока не забыла мысль.

Но это была не Зоя. В кабинет заглянула Репетун.

– Лидия, можно? – спросила она.

У меня совершенно не было лишнего времени, но отказывать было не удобно:

– Да, но, если быстро, – вздохнула я, отрываясь от недопечатанного листа. Проклятая идея по подготовке кадров сразу же вылетела из головы.

– Я быстро, – кивнула Репетун. – Спрошу только.

– Давай, – разрешила я. После того случая с подставой Барабаша и последовавшей совместной пьянкой у меня на Механизаторов, наши отношения были какими-то непонятными – мы и подружками ещё не стали, но и просто коллегами уже не были. Так, серединка на половинку. Возможно, это называется словом «приятельница», не знаю, как правильно.

– А это правда, что ты на Москву намылилась? – в лоб задала вопрос она (наедине она обращалась ко мне на «ты»).

– С чего ты взяла? – удивилась такой осведомлённости я.

– Да так, слухи, сплетни, – неопределённо отмахнулась Репетун.

– Не могу тебе ничего конкретно ответить, – пожала плечами я. – Я сплетни не собираю. И бегать опровергать их не собираюсь.

– Да я всё понимаю, – усмехнулась Репетун, – не кипятись. Просто если ты надумаешь двигать на Москву, то возьми и меня с собой, пожалуйста. Очень тебя прошу.

Не дожидаясь моего ответа, она выскочила из кабинета, оставив меня в глубокой задумчивости.

Допечатать злосчастный абзац опять было не судьба – в кабинет вошла Зоя.

И вид у нее был решительный.

Она с размаху плюхнулась в кресло напротив и выразительно уставилась на меня большими грустными глазами. В воздухе запахло проблемами.

– Значит так, Зоя, – я решила не давать ей инициативу, а то сейчас начнётся, – записывай. Первое. Идёшь к Кашинской. Татьяна Сергеевна Кашинская, я её к вам приводила знакомить.

Зоя кивнула.

– Она у нас вместо Иванова. Так вот, идёшь к ней, и вы до обеда составляете план мероприятий на сентябрь и октябрь.

– Но нужно же на квартал.

– Знаю, – согласилась я, – но хочу посмотреть на неё в работе. Так что давай сперва на два месяца.

Зоя опять кивнула.

– После обеда придёте обе ко мне. С планом. – Я заглянула к себе в блокнот. – Ага… ну на сегодня пока всё, можешь идти работать.

Но Зоя даже не пошевелилась, поудобнее устраиваясь в кресле (я уже несколько раз хотела заменить эти, доставшиеся от Урсиновича кресла, на жесткие стулья, а то выпроваживать посетителей всегда ох как трудно).

– Что-то случилось? – со вздохом прервала паузу я.

Зоя смущённо замялась:

– Лида, я не знаю, что делать, – плаксиво начала она, – он детей мне не отдает… и развод требует…

– Ну, так, а что ты хотела? – пожала плечами я, – ты же сама недавно просила в село их отправить.

– Но я тогда совсем потеряла голову от любви! – всхлипнула Зоя.

– А где гарантия, что ты опять не потеряешь? Повторно? – безжалостно ответила я. Зоя уже изрядно заколебала меня своими проблемами, половина из которых существовали исключительно у неё в голове.

– Лида-а-а-а… – заныла она, – Ну, что мне делать?

– Всё зависит от того, что ты сама хочешь.

– Не знаю! Не знаю я уже, чего я хочу! – разрыдалась Зоя, закрыв лицо руками, плечи её затряслись.

– Ну, а если ты сама не знаешь, то, что тебе могу посоветовать я?

– Что мне делать, Лида-а-а? – пошла по второму кругу Зоя.

Я вздохнула. Ну не выгонишь же её в таком состоянии. Да и не отстанет она. Придётся оказывать посильную психологическую помощь:

– Значит так, – сказала я. – ты готова слушать мой ответ, или так, порыдать просто зашла?

– Готова, – высморкалась Зоя.

– Тогда слушай. Первое. Успокойся. Дай себе дня два. Или три. Просто на то, чтобы прийти в себя. Лучше возьми отгулы. Или больничный. И езжай в деревню, на природу куда-нибудь, в лес. Можно на огород к матери, если задалбывать разговорами не будет. Ты должна полностью перезагрузиться.

– Что сделать? – не поняла Зоя. В этом времени еще не знали таких методик и слов.

– Очистить свои мысли от тревог и успокоиться, – пояснила я.

– Но я не могу успокоиться, – завелась Зоя, – он же не отдает мне детей…

– Зоя! Ты меня слышишь? Я говорю тебе, как сделать. Давай ты сначала сделаешь это. А потом будешь меня перебивать.

– Извини, я не перебиваю, просто я…

– Дальше. В деревне, на природе, ты просто думай. Думай о том, чего от этой жизни хочешь именно ты. Потом, возьми листок бумаги и выпиши все свои мысли, желания и фантазии. Даже самые-самые фантастические.

– Ага, типа я хочу на луну, – фыркнула Зоя.

Хорошо, хоть рыдать перестала.

– Можешь и про луну, если надо, – кивнула я. – Записываешь всё это в столбик. А потом, когда всё-всё-всё запишешь, сядь и подумай. К примеру – почему тебе хочется именно на луну? Может быть причина не в луне, а в том, что тебе хочется одиночества? Или же наоборот – признания от коллег за геройское освоение Луны, или же острых ощущений или что-то ещё подобное. Поняла?

Зоя кивнула.

– И вот когда ты возле каждого своего желания определишь настоящую причину, причем делать это надо честно, даже если правда нелицеприятна и от неё стыдно. Пишешь только правду. Всё равно никто, кроме тебя, этот листочек не увидит. Так вот, когда ты поймёшь, чего хочешь, сходи погуляй. В лес, в поле, по дороге. Одна. И думай. Ходи и думай об этом своём желании. Если после прогулки оно тебе не кажется дурацким, значит вот оно, ты нашла истинную свою мечту и цель. Это понятно?

– И зачем это всё мне?