– Что теперь делать? – спросил меня Будяк, когда мы собрали все грибы на этом месте.

– Не знаю, – растерялась я.

– И как мы всё это домой понесем? – упрекнул меня Будяк, словно это я была виновата в том, что нам попалось столько грибов.

– Сам думай, – перевалила ответственность на его плечи я.

Будяк посмотрел на грибы, на торбу, потом взглянул на меня и глаза его загорелись:

– Снимай платье! – велел он и принялся стаскивать с себя рубашку.

Я аж растерялась, словно школьница в каптёрке у физрука.

Нет, я, конечно, понимала, что к чему, но не ожидала, что вот так вот всё будет.

– На, одевай! – Будяк швырнул мне рубашку и нетерпеливо добавил, – давай быстрее, Лида, скоро солнце сядет, а я точно уверен, что вон там тоже грибы есть.

– Зачем? – не поняла я.

– Да что ж ты такая недогадливая, – сердито вздохнул Будяк, – мы твоё платье у ворота завяжем и туда еще ого-го сколько грибов войдёт. А ты пока в моей рубашке побудешь. Ну, или, если хочешь, можешь голышом походить.

– А почему нельзя в твою рубашку грибы сложить? – не поняла я.

– Да потому что моя рубашка намного меньше, – терпеливо пояснил Будяк, – а у тебя подол вон какой длинный, туда целый мешок грибов влезет.

– Отвернись, – велела я, но Будяку же никакой веры не было, поэтому я зашла за дерево и принялась стаскивать платье.

– Ой, да что я там не видел? – проворчал Будяк, но всё-таки отвернулся.

Я переоделась в его рубашку, которая была мне чуть выше колена.

Будяк внимательно посмотрел на мои коленки и одобрительно кивнул. Я старалась не смотреть на его голый торс.

Грибы мы собирали в молчании. К слову сказать, еле-еле они в моё платье влезли.

– Фух! Ну вот и всё! – заявил Будяк, когда вокруг пригорка и в овраге не осталось ни одного гриба. – Надо будет дня через два-три вернуться.

– Ага, – согласилась я устало.

– Пять минут на отдых и домой, – скомандовал Будяк.

Я опустилась прямо на горячую сухую хвою и прикрыла глаза.

– Не спи, – хмыкнул Будяк, – ты поговорить же хотела.

– Угу, – сказала я.

– Ну так говори.

– Ты не ответил, – проворчала я.

– Лида, ну что ты как маленькая, – вздохнул Будяк. Взгляд его при этом был серьёзным.

– Я маленькая?! – вскинулась я, – что это за цирк с сестричками и бочкой?! Мы же с тобой договорились вроде!

– Лида, – медленно, с расстановкой сказал Будяк, глядя мне прямо в глаза, – мы с тобой договорились. И не вроде, а точно.

– А как же бочка? – не удержалась от едкого сарказма я.

– Лида, ну ты же знаешь нашу Римму Марковну, – усмехнулся Будяк, – так-то она человек очень хороший, я бы с ней в разведку спокойно пошел. Но вот эти вот её бердычевские выкрутасы… она же жить не может, если не будет проворачивать какие-то гешефты и заговоры, или интриговать за спиной. Натура у неё такая. Прими уже это как данность и живи себе спокойно. Бороться здесь бесполезно. Ну вот такая она. Ей нужно было помочь с бочкой, она попросила – я и помог.

– А сестричка?

– Ох, Лида, ну пусть она себе считает, что всё спланировала и ловко обвела тебя и меня вокруг пальца. И что мы сделаем всё именно так, как она запланировала. Ну и пусть так и дальше считает. Проще не возражать, чем что-то доказывать. Пошли лучше домой, а то, чует моё сердце, за шишками всё равно придётся возвращаться.

Когда мы вернулись обратно во двор, Римма Марковна вышла из дома и, окинув пристальным взглядом наш полуголый вид, победно улыбнулась. Будяк улыбнулся тоже и заговорщицки ей подмигнул. Нужно ли упоминать, что моё настроение опять испортилось?

Глава 4

Уютно укрывшись пледом, я сидела в допотопном плетеном кресле на веранде и вязала Светке тёплый шарф. Освещения от лампы не хватало, поэтому я зажгла две свечи, которые рачительная Римма Марковна по старой повоенной привычке хранила всегда под рукой, и они сейчас горели, весело потрескивая и бросая вытянутые тени на стену. В это позднее время вокруг: и в саду, и во дворе, и за забором на улице – было тихо-тихо, если, конечно, не считать оглушительного треска сверчков, что для сентября было совсем несвойственно, а ещё свирепого пыхтения ёжика, который всё лето жил у нас в поленнице и по ночам выходил во двор поохотиться. Обычно он подъедал мертвых пчёл и прочих насекомых. Пахло нагретой за день травой, яблоками и еле уловимыми духами «Дзинтерс» от кофты Риммы Марковны, а когда налетал лёгонький ветерок, от озера шел густой запах аира и сухого камыша.

Хотя погода все последние дни стояла жаркая, по вечерам уже становилось зябковато. Поэтому я надела старую растянутую кофту Риммы Марковны (зато тёпленькая) и укутала ноги в плед. После обеда я увезла своих в город – завтра Светке в школу, сама же потом вернулась обратно на дачу, так что этот вечер у меня выдался относительно свободным, чтобы всласть посидеть в тишине, подумать, помечтать.

Я перекинула зелёную шерстяную нить и вытянула петлю желтого цвета. Вязание на спицах, собирание моделей самолетиков, и прочая подобная мелкая моторика – это, говорят, сродни медитации. Во всяком случае, в тибетских монастырях именно так считают. Правда там вроде как вяжут крючками и вышивают, но точно не помню.

Потрескивание свечей, звуки ночного сада, тихий стук спиц – всё это создавало еле уловимую мелодию, под которую хорошо думалось. А подумать было над чем.

Первая мысль – а что я вообще здесь делаю? Жизнь мне дала какой-то запредельно уникальный шанс – прожить всё заново, имея знания человека из двадцать первого века. А я чем занимаюсь? Какая у меня цель, кроме обустройства мещанского комфорта? Неужели собрать семь слоников на трюмо – это и есть моя миссия? Так сказать, главный мещанский приз? Я так задумалась, что не слышала ничего вокруг, а когда голос раздался рядом – аж вздрогнула.

– Я тебя напугал, Лида? – спросил Будяк, присаживаясь на табуретку напротив.

– Скажи, зачем ты сейчас пришел? – нахмурилась я. – Поужинать мы поужинали, что еще?

– Я тебе неприятен?

– Пётр Иванович, – поморщилась я, – я специально взяла два отгула, чтобы побыть одной. Устала я адски. И вот мне сейчас совершенно не хочется что-то выяснять, доказывать и всё остальное. Говори, что хотел и дай мне выдохнуть.

Будяк помедлил и признался:

– Я думал, ты из-за меня осталась, Лида.

– Ну, ты уже узнал, что нет, – пожала плечами я и сердито чертыхнулась, обнаружив, что спустила петлю еще в предыдущем ряду и всё вязанное полотно перекосило. Придётся целых два ряда теперь распускать.

– Что я опять не так сказал, Лида, что ты злишься?

– Будяк! – рыкнула я, – ты кем сейчас себя возомнил? Ты почему такие выводы делаешь, твоё драгоценное величество?! Осталась я исключительно из-за тебя, ага! И ругаюсь тоже из-за тебя! А на самом деле – у меня петля на шарфике слетела и всё распускать придётся. Вот и ругаюсь! – я возмущённо продемонстрировала ему испорченный шарфик.

– Лида, – сказал Будяк, даже не посмотрев на моё вязание, – у меня теперь здесь дом, в Малинках. Да ты и сама уже в курсе, я думаю. В общем, я решил, что мне хочется спокойствия на старости лет.

Я скептически зыркнула на подтянутую спортивную фигуру этого «пожилого человека»: что-то, когда он на эту продавщицу запрыгнул, ни о какой старости и мыслей не было.

Будяк, очевидно, правильно понял мою ехидную ухмылку, потому что сказал:

– Понимаешь, надоела вся эта суета, постоянно куда-то спешишь, бежишь, торопишься. Борешься с какими-то обстоятельствами. Уже хочется быть хозяином собственной жизни. Так-то я давно пенсионер, а в Доме пионеров больше для души подрабатываю. Чтобы дома не сидеть. Но ребятишки есть и в Малинках. Как раз целая футбольная команда своя будет. Я от Дома пионеров здесь кружок хочу взять и буду вести. Хотя мне ещё физкультуру в школе в соседнем селе предлагали, но я не хочу.

– Вот ты ленивый, – равнодушно сказала я.

– Да нет же. Я хочу ходить в лес по грибы, на рыбалку, заниматься огородом. Читать книги, смотреть фильмы, встречаться с друзьями и ездить друг к другу в гости. Это же мой собственный дом, Лида. Дом моей мечты. Пока там ещё много работы, но потихоньку я всё сделаю. Хочу пол перестелить в комнатах, печка там хорошая, а вот лежанку нужно новую переложить, пригласил печника, Кузьмич – дельный мастер. У него сейчас работы много, но в октябре обещал всё сделать. Веранду ещё хочу сделать двойную, деревянной лапшой обить – часть закрытую, часть открытую, чтобы по вечерам там липовый чай пить с мёдом, и чтобы пахло хвоей.

– Это просто сказка, а не жизнь, – ощутила укол лёгкой зависти я.

– Лида, – Будяк заглянул мне в глаза, – послушай, что я скажу.

Я кивнула, мол, слушаю.

– Это в дополнение к нашему тому разговору. Так вот, Лида, я тебя не подгоняю и на твое решение давить не буду. Просто знай. Я живу в Малинках и жду тебя. В любое время дня и ночи. Если ты решишь прийти ко мне – я сделаю тебя счастливой. Во всяком случае постараюсь. Просто, знай это.

С этими словами он встал и, не прощаясь, и пошел через двор к воротам. Скрипнула калитка и я осталась одна. Вязание выпало из моих рук и клубочек зелёной шерсти покатился аж под стол. А я всё сидела и смотрела в сгущающуюся темноту двора.

Нужно ли говорить, что этим вечером шарфик так и не был довязан?

С утра опять стало жарко. Не так как вчера, конечно, но всё равно. Возможно поэтому я проснулась очень поздно, долго нежилась в постели, потом сварила и неторопливо попила кофе (завтракать не хотелось), послонялась по пустому двору, в конце концов мне стало скучно.

В общем, сидела я на маленьком чурбачке и вылущивала фасоль. Длинные белые и темно-бордовые фасолины с веселым щелканьем прыгали в большой эмалированный таз. Рядом уже выросла куча пустых стручков и сухих стеблей. Я запустила руки в фасоль и несколько раз перемешала фасолины. Боже, как же я люблю это делать! Они словно отполированные, такие гладенькие, приятные на ощупь. Лучше этого только крутить в пальцах только что упавшие и лопнувшие каштаны.

Римма Марковна, хоть и ворчала, но моё решение остаться одной в Малинках, приняла. Особенно, когда узнала, что Будяк живет теперь там.

Так что осталась я в Малинках, и чтобы жизнь малиной не казалась, Римма Марковна надавала мне кучу всякой работы. Хотя, по правде говоря, я была даже рада – сама же хотела перезагрузиться. А физическая работа лучше всего этому способствует.

Я опять запустила пальцы в фасолины и задумалась. И вот как дальше быть? Что я хочу – остаться здесь или валить из страны? А если остаться здесь, то что мне делать – бежать спасать СССР или вырыть огромный бункер и затарить его ящиками с водкой и вином, потому что скоро придёт Горбачев и спиртное станет по талонам? Да и не будет его почти. А если бежать из страны, то куда бежать?

От нахлынувших эмоций, от какого-то иррационального бессилия я застонала. Бывают же такие моменты, когда чувствуешь себя совершенно беспомощной.

Но пострадать и порефлексировать мне не дали. И опять это был Будяк, который торопливо вошел (почти вбежал) в калитку.

– Будяк, ну что там опять? – простонала я.

– Лида, тебя к телефону, что-то срочное!

– А с каких пор у тебя здесь телефон появился?

– Агрипина Ивановна просила передать, я как раз мимо шел.

– Иду, – вздохнула я, в полной уверенности, что звонят с работы. Хоть и поздно, но тем не менее. Опять какое-то профсоюзное заседание небось.

Но увы, действительность оказалась несколько иной – звонила Римма Марковна и она была явно в панике:

– Алё! Лида! – закричала она в трубку. – Лида! Срочно возвращайся домой!

– Что случилось? – перепугалась я, – что-то со Светкой? Она живая?

– Со Светкой еще ничего не случилось, но скоро будет, – сказала Римма Марковна недобрым голосом и тон мне её не понравился, – мне сказали, что Ольга скоро возвращается обратно.