Конторщица–5 (страница 7)
Мое сердце дважды стукнуло где-то в районе горла, и руки заледенели.
– Кто сказал?
– Клавдия Брониславовна. Я её на рынке сегодня встретила, она рыбу покупала. Щуку она собиралась фаршировать…
– Римма Марковна, да подождите вы со своей щукой! Что она вам конкретно сказала?!
– Что Ольга возвращается уже скоро обратно. Сюда, Лида! И что она заберет Светочку и будет жить в квартире её отца! И что закон будет на её стороне! Лида! Что делать?!
– Спокойно! А откуда у Клавдии Брониславовны такая информация?
– Оттуда! Ей твоя бывшая свекровушка сказала!
– Элеонора Рудольфовна?
– Ну а кто же?! Или у тебя их много? Приезжай давай! – рявкнула Римма Марковна и в трубке пошли гудки…
В город я поехала не сразу. Ну ничего этот один день не решит, а мне тоже бросать всё не с руки. Поэтому я сперва, как и планировала, дочистила фасоль, убрала все по местам, затем собрала малину (осенью она плодоносит как-то более активно), нарвала зелени и нагрузила две сумки картошкой и овощами. Римма Марковна в прошлую ходку тоже кучу всякой всячины набрала, но я решила ещё добавить, мало ли как дела с этими новостями пойдут, можно так закрутиться, что потом и не вырвешься.
Я как раз вытаскивала из погреба две банки с вишнёвым вареньем, как опять появился Будяк:
– Лида, что там случилось? Зачем Римма Марковна звонила?
– Соскучилась, – буркнула я. Настроение и так было ни к чёрту.
– Лида, – Будяк мягко отобрал у меня банки, поставил их на землю, взял меня за плечи и легонько встряхнул, заглядывая в глаза, – Рассказывай.
Я и рассказала. Против моего ожидания, Будяк нахмурился.
– Что? – встревожилась я.
– По поводу Светы я не переживаю. У тебя опека, там, я уверен, всё оформлено как следует. Валеев не позволил бы небрежности к документам дочери. Я помню его. Крепкий был мужик. Хватка такая у него, что никто не сломает.
Я вздохнула. Да уж. Жалко, что всё так вышло. И как бы оно могло сложиться, если бы он не умер?
– Лида, – позвал меня Будяк, – давай-ка, спустись на землю.
– Но ты же сказал, что Светку она не сможет забрать.
– Не сможет, – кивнул Будяк, – да и то, что она за границу убегала, это её службы сразу возьмут на заметку. Так что у неё против тебя шансов вообще нет. Отказ же она написала?
– Написала.
– А вот квартира…
– Что квартира? – побледнела я.
– Она на кого оформлена? И как?
Я замялась.
– В общем, надо бы документы посмотреть, – задумался Будяк, – есть у меня один знакомый, как раз на этом деле спец. Сейчас поедем в город, и ты сразу собери все документы. Пока Ольга приедет, мы должны быть полностью готовыми. Думаю, в этот раз битва будет нешуточной.
– Почему ты так решил?
– Сама посуди, Ольга возвращается из сладкой заграничной жизни побитой собачонкой. Думаю, что она уже поняла, что такое реальная жизнь, и цену свою уже поняла. И тщетных девичьих надежд не питает давно.
– И что делать?
– Что. Что? Воевать. Бороться.
– Как же я не хочу воевать, – пожаловалась я, расстроенно.
– А тебе и не надо, – обнял меня Будяк и прижал к себе, – для этого у тебя есть я.
Это всё конечно хорошо: романтика и трали-вали, – рассуждала я, пока ехала обратно в город. Но полагаться на по сути посторонних людей не следует. Поэтому я решила прежде всего, прямо завтра с утра, нанести визит к любимой бывшей свекровушке. То-то Элеонора Рудольфовна «обрадуется» при виде меня.
Я решила задать ей парочку вопросов напрямую. Нужно понимать, к чему готовиться. Понятно, что всё она мне не скажет, но хоть какая-то ясность будет. В то, что Клавдия Брониславовна могла наврать, я не верила. У не банально не хватит фантазии на ложь.
Дома ждала обеспокоенная Римма Марковна, которая места себе не находила. О крайней степени паники можно было судить хотя бы по тому, как дрожали её руки, и как она за полчаса разбила две тарелки и чашку, чего в обычные дни за ней не наблюдалось (скуповата на вещи была Римма Марковна).
Не успели мы перекинуться и двумя словами, как зазвонили в дверь. Римма Марковна выскочила первой. Буквально через пару минут она вернулась:
– Это тебе, – удивлённо протянула она мне два письма.
Обычно почтальон бросает письма в почтовый ящик, но уже несколько раз кто-то забирал из ящиков прессу, и жильцы добились, чтобы до тех пор, пока они не найдут воришку, почту разносили по квартирам. У нас Римма Марковна выписывала много всего – от журнала «Работница» до таких газет, как «Известия» и «Правда». Светке мы выписывали «Мурзилку» и «Весёлые картинки». Я же выписывала нашу городскую передовицу. На работе заставили. Да и раньше я колонку там вела.
Но письма нам приходили редко. Точнее почти никогда не приходили. Разве что Римме Марковне иногда её знакомая писала, и то, в основном, открытки к праздникам с переписанными стихами Марины Цветаевой.
Я глянула на адреса – первое из Москвы, «до востребования». Второе – из Красного Маяка.
Сперва распечатала то, что от Лидочкиных родителей.
– «Лидия!» – писала мать, прямо между строк сквозило её сердитое настроение. – «Ты там сидишь в своем городе и горя не знаешь (зачёркнуто). А у нас тут беда за бедой. Витька запил, скотина такая, Лариска его сперва выгоняла, а он не уходит. Так эта дура сама взяла и ушла. И сидит теперь у меня на голове. А этот вахлак мало того, что всех алкашей по всему селу собрал. Так уже и вещи выносить из дома начал. Да и крыша у него совсем поехала, все о переселениях душ каких-то рассказывает. Так что надо было, что бы тогда ты за него замуж пошла. А то Лариска теперь мучится.
Лида! Приезжай срочно к нам. Работы очень много. Мы не справляемся. Картошку не выкопали до сих пор еще. Навоз привезти надо, дров купить две подводы. Отец болеет, а мы не справляемся. А ты, говорят, теперь большим начальством стала, и зарплата у тебя большая. Так что приезжай прямо сейчас же!»
Подписи не было.
Я дважды перечитала текст письма и невесело усмехнулась. Да, это биологическая мать Лидочки, но чёрт возьми, какая же она недалёкая. Наглая. И глупая.
Это же и Лидочка такая была. Понятно почему Горшковы обалдели после моего попадания, когда Лидочка начала что-то вменяемое предпринимать.
Но поехать надо. Я, конечно, не собираюсь им там огороды городить, но отец Лиды болен, нужно в больницу его забрать или что. Надо ехать. Завтра после посещения свекровушки так и сделаю.
Мне теперь что, машина на руках, туда-сюда за полдня смотаюсь.
Второе письмо ввергло меня в ещё более глубокую задумчивость. Было оно кратким и гласило:
– «Лидочка, доченька! (уж позволь старику тебя так называть, ведь ты бы могла быть нашей с Зинаидой дочерью), – писал Василий, несостоявшийся муж Лидочкиной покойной тётки. – Здоровье у меня нынче совсем ни к чёрту стало (прости что поминаю, но привычка). И задумался я, что всю жизнь прожил сам. Сейчас вот помру, и квартира моя трёхкомнатная достанется государству. А мне хотелось бы оставить её тебе. Тем более она находится в старой части Москвы, в Старомонетном переулке, в самом центре.
Да и доживать последние дни в одиночестве страшно. Приезжай ко мне. И бери своё дитя, знаю, что не родное оно тебе, но ты всё равно бери. И старуху свою приживалку тоже. Место всем найдётся. Только не тяни, доченька (просто, что тебя так называю, хоть напоследок побудет у меня настоящая семья)».
Внизу прилагался адрес.
Да уж.
Я задумчиво покрутила конверт.
И вот как мне теперь быть? Разорваться?
Что выбрать? Малинки? Москву? Или остаться в городе?
Вопрос.
На следующий день, прямо с утра я легко вбежала в знакомый подъезд дома с колоннами, поднялась на второй этаж и нажала кнопку звонка. Сейчас Элеонора Рудольфовна со своими интригами, переживёт лучшие мгновения своей жизни, гарантирую!
Не успела трель звонка затихнуть в глубине квартиры, как дверь распахнулась.
На пороге стоял… Валера Горшков.
Собственной персоной.
Глава 5
– Лидия? – резко взбледнул Горшков.
Бывший лидочкин муженёк изменился. Постарел, подурнел, обрюзг. Намечающуюся лысину уже не могли скрыть жидкие волосёнки, а под глазами залегли вместительные мешки. Странно, он же жил в больнице, считай санаторий – кормят, поят, выгуливают, регулярно делают клизмы. Почему же он так изменился? Неужто совесть замучила? Или такие есть в нём что-то от Санта Клауса и его таки держали на сильнодействующих лекарствах?
– Ну да.., – начала отвечать я, но закончить фразу не успела – Горшков захлопнул дверь прямо перед моим носом.
Я аж отшатнулась от неожиданности, больно стукнувшись локтем об стену, аж ток по руке пошел.
Нет, ну я, конечно, ожидала всякого, а увидев Валеру, вообще всякого, вплоть до прыжков на меня с ножом и криками «Зарежу, убью, ненавижу!». Но вот так вот тупо – просто взял и захлопнул дверь перед носом – я даже не знаю, как это всё и прокомментировать. И вот что мне теперь делать? Долбиться в двери? Лезть в окно? Караулить бывших родственников у подъезда, ведь рано или поздно продукты у них закончатся, и они вынуждены будут выйти на улицу.
Я растерянно оглянулась, немного подумала и нажала на звонок.
Потом еще.
И еще…
И опять еще…
В общем, я мучила звонок до тех пор, пока в модной по этим временам мелодии (птичья трель) не начали проявляться обречённые хрипло-лающие нотки. То ли программу заглючило, то ли контакты я прожгла.
– Что тут происходит? – раздался возмущённый голос снизу.
Я оглянулась – по лестнице поднималась ещё одна лидочкина эксродственница, Элеонора Рудольфовна, к которой, в принципе, я и пришла. Хоть свекровушка изрядно запыхалась, таща тяжелые авоськи вверх, но в принципе выглядела довольно неплохо и даже не растратила остатки былой красоты: всё такая же лоснящаяся, с масляными глазками-буравчиками и настороженно-возмущённым взглядом на весь мир.
Увидев, что это я, она резко затормозила:
– Лидия?! – обличительно взвизгнула она и, пошатнувшись, неловко взмахнула руками, выронив одну авоську. Раздалось смачное «блям-с» и на ступени лестницы обильно потекло что-то белое и желтое. Скорей всего, разбились яйца и молоко.
– Добрый день, Элеонора Рудольфовна, – вежливо поздоровалась я и, ткнув указательным пальцем на дверь, поинтересовалась. – А что, разве Валерия уже вылечили?
– Да ты! Ты! – от возмущения и осознания причиненного ущерба Элеонору Рудольфовну переклинило, и она, словно выброшенная на берег камбала, смешно пучила глаза и разевала в беззвучном крике рот.
– Что ж вы так неосторожно, – приветливо сказала я. – Продукты вон разбили, лестницу запачкали, теперь мыть придётся. Ещё и шумите.
– Аааххха… – Она хватала ртом воздух и от усилий её вспотевшее лицо налилось дурной кровью, и я аж испугалась, что её хватит удар. Ещё инфаркта мне тут не хватало.
– Тихо, тихо, Элеонора Рудольфовна, – постаралась придать своему голосу мягкости я, где-то, ещё в прошлой жизни, я читала, что при истерике с потерпевшим нужно разговаривать как с ребёнком. – Ничего страшного ведь не случилось. Ещё раз потом в магазин сбегаете…
Элеонора Рудольфовна издала мучительный стон и схватилась за сердце.
– Мне только спросить, – торопливо сделала заявление я, пока она окончательно не упала в обморок. – Это правда, что Ольга возвращается и хочет забрать Свету?
– Да! – справившись с собой выпалила Элеонора Рудольфовна, и столько концентрированного злорадства было в её голосе, что я прямо удивилась, насколько бессердечна эта женщина.
– С чего это вдруг? – продолжила допрос я, участливым голосом.