– Мне все равно, герцог он или нищий, но я не собираюсь просто стоять в стороне и наблюдать, как с тобой плохо обращаются.

– Да нет, все нормально. Я знаю брата, – поясняет она, подтверждая мои подозрения о семейном сходстве. В ее словах слышатся грустные, почти жалостливые нотки. – Во впадине всем непросто… особенно тем, на кого давит тяжкий груз ответственности. Обитающие там духи пытаются уничтожить душу, поэтому нанесенные ими раны глубоки и с трудом поддаются исцелению.

– У всех нас есть тяжелые, глубокие раны, но они никак не оправдывают хамского поведения. – Ободряюще сжимаю ее плечо. – Никогда не поступайся собой, даже ради членов семьи. – Слова рождаются сами собой, ведь я часто повторяла нечто похожее собственной сестре.

– Я это запомню, – улыбается Лусия.

– Все свободны, кроме Виктории.

– Ваша светлость? – Лусия поворачивается к брату, и ее улыбка тут же исчезает.

– Со мной все будет хорошо. Я умею справляться с мужчинами вроде него, – успокаиваю ее.

– Я все слышал, – сухо замечает Ильрит.

Смотрю на него с вызовом и пожимаю плечами, давая понять, что меня это мало волнует. Герцог слегка поджимает губы, однако на его лице нет раздражения. Он пристально следит за мной, пока Лусия и Шил без возражений уплывают через балкон.

Я и не думаю отступать, держусь расслабленно, ожидая его дальнейших замечаний. Между нами снова повисает мрачное ощущение недосказанности, и эти непроизнесенные слова отдаются внутри даже после того, как смолкает разносящаяся по поместью песня.

Ильрит вдруг расслабляется и немного обмякает в воде, отводит глаза, разбивая повисшее между нами напряжение. Неужели я победила в этом безмолвном споре? Впрочем, не стоит терять бдительность. Ведь отступление на поле боя не всегда означает капитуляцию.

– Прости, – бормочет Ильрит.

– Что? – непроизвольно выдыхаю я.

– Ты серьезно? – усмехается он и, по-прежнему не глядя на меня, качает головой. – Неужели ты из тех женщин, которые с радостью заставят меня это повторить?

– Вовсе нет. Я…

– Прости, Виктория. – Ильрит вновь смотрит на меня. В нем опять ощущается та же свирепая решимость, что и прежде, но на этот раз никакой агрессии. И я теряюсь, не зная, как реагировать на столь поспешные извинения. Он же, пользуясь моим замешательством, продолжает: – Ты была абсолютно права, мне не стоило так реагировать. Ты ни в чем не виновата, а Лусия просто поступила, как сочла нужным.

Я складываю руки на груди. Несмотря на его слова, не хочу, чтобы Ильрит застал меня врасплох.

– Тебе бы стоило извиниться перед Лусией.

– Конечно. – Он снова отворачивается. – И прости, что тебе пришлось стать свидетелем… этого.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – пожимаю плечами. Ильрит бросает на меня скептический взгляд. – Я помню только сгусток яркого света. И еще какие-то пузырьки. Ничего больше.

Он знает, что я лгу, и на самом деле мне все равно. Гораздо больше меня волнует другое: к чему это стремление солгать? Я помогла ему, чтобы после попытаться использовать в своих интересах, но даже не пробую намекнуть, что хочу чего-то взамен за свою доброту.

– Почему? – уточняет он. Если бы только знать. Тот же вопрос я задаю сама себе.

Мысленно издаю горький смешок, и по губам сама собой расползается усталая улыбка. Я качаю головой и в свою очередь отвожу глаза.

«Потому что наши самые мрачные секреты – сильное оружие, и нельзя позволить, чтобы кто-то использовал его против нас».

Но я не могу заставить себя озвучить это, иначе выдам слишком много собственных тайн.

Если герцог и слышит эти мысли, то не подает виду.

– Лучше не спрашивай, а то могу и передумать, – отвечаю я.

– Я ведь не особо любезно с тобой обошелся, – быстро замечает он.

– Твоя правда.

– И намерен принести тебя в жертву богу.

– Может, не стоит напоминать об этом? – хмурюсь я.

– Почему?

– Ты всегда такой настойчивый?

– А ты не слишком общительна.

– Милостивые боги! Я ведь старалась отнестись к тебе по-доброму. – Всплескиваю руками и неловко отступаю назад.

– Я не просил твоей доброты. – У него хватает наглости пронзить меня свирепым взглядом.

– О, тогда прости, что осмелилась ее предложить. Ты бы предпочел услышать, что я помогла только потому, что надеялась каким-то образом заставить тебя оказать ответную услугу и вернуть меня в мой мир?

Нет, конечно. Когда я попала в то странное место внутри его воспоминаний, все мысли о возможной выгоде полностью исчезли. Я видела перед собой лишь печального мальчика и измученного мужчину.

– Ну, это легче понять. – Что ж, Ильрит услышал, что хотел, но, по всей видимости, собственная правота его совсем не радует. Мы оба мрачнеем. – Но я уже сказал, что не могу тебя вернуть. Если ты покинешь Вечноморе, то сразу начнешь исчезать. У тебя в запасе будут считаные минуты. Максимум час. Это слишком большой риск.

Вот и все. Такое впечатление, будто кто-то физически обрывает еще остававшиеся внутри последние ниточки надежды. Я не сумею вернуться… и никак не помогу родным. Я горблюсь, чувствуя себя вдруг почти невесомой. От желания дышать вновь перехватывает горло, но здесь нет воздуха. У меня вздымается и опадает грудь, но нос не наполняется водой. И воздухом тоже. Я уже совсем другая женщина. «Больше магии, чем плоти…» Никогда мне не стать прежней.

Отвернувшись от него, отплываю в сторону и хватаюсь за колонну, словно в попытке восстановить дыхание. Проникающие с поверхности рассветные лучи солнца будто надо мной насмехаются. Они совсем рядом, рисуют золотистые дорожки на моем лице, и в то же время настолько далеко, что мне больше никогда не искупаться в их тепле.

– Лучше бы ты убил меня. – Жаль, что оставил в живых.

– Для тебя есть более важное дело.

– У меня было дело! – Ярость и обида перехлестывают через край. – Я была капитаном и несла ответственность за свою команду… за матросов, которых ты убил.

– Я не…

Не желаю его оправданий. И плевать, что он скажет.

– Я была дочерью и сестрой, которая несла ответственность за свою семью. А ты… забрал меня от них. Оставалось еще полгода… и теперь они… – Замолкаю и качаю головой. Что за глупый порыв. Этому сирену нет дела до посторонних. Да и с чего бы вдруг?

– Теперь они – что? – уточняет герцог.

Я вновь поворачиваюсь к нему лицом. В свете восходящего светила глаза Ильрита навевают мысли о солнечных лучах, пробивающихся сквозь осеннюю листву – столь же теплые и уютные. Они словно молят довериться. А это опаснее любого жестокого взгляда.

Сама не знаю, почему вдруг начинаю рассказывать. Возможно, из любви к справедливости. Я узнала его тайну, которой он никогда и ни с кем не желал делиться, и теперь чувствую себя обязанной поведать что-нибудь о себе. Или же мне просто отчаянно хочется верить, что, узнай он правду, возможно, найдет способ помочь.

– Я задолжала приличную сумму Совету, который управляет нашей страной, и, если вовремя не заплачу или не явлюсь к ним, чтобы отработать долг другим способом, платить заставят мою семью. – Слишком общее описание ситуации, но мне отчего-то кажется, что ему не интересны подробности.

Ошибаюсь.

– Их убьют из-за этих денег?

– Нет, Совет их не убьет… но может так случиться, что они сами возжелают смерти. – Если вдруг их арестуют за долги. – У вас здесь есть долговые тюрьмы, герцог Ильрит?

– Нет, никогда о них не слышал, – отвечает он, явно заинтересованный.

– Это жестокие, безжалостные учреждения, где у людей отбирают свободу и обходятся с ними хуже, чем с животными. Заставляют выполнять любую работу, которая требуется Совету. К примеру, строить здания, дороги, да что угодно. Узники трудятся почти без отдыха и без оплаты. Несколько лет тяжелой, добросовестной работы, и им прощают все долги.

– Здесь, в Вечноморе, мы не меняем свою свободу на деньги. – Ильрит хмурится и поджимает губы. – Похоже на чудовищный обычай.

– Чудовищный? – усмехаюсь я. – И это говорит тот, кто намерен принести меня в жертву богу, погубившему всю мою команду. – Не могу сдержать язвительного замечания, и в водном пространстве между нами будто вновь сгущается напряжение.

Такое чувство, словно мы сошлись в поединке, противопоставляя принятые в наших странах порядки. И, если подумать, его древние боги столь же ужасны, как и наши тюрьмы.

«По крайней мере, долговая тюрьма не отнимает жизнь», – хочется сказать в свою защиту. Но это ложь. Узники гибнут либо в физическом смысле из-за ужасных условий содержания, либо в моральном, поскольку после многих лет тяжкого труда все возможности, которые когда-то имелись у этих людей, оказываются безвозвратно утрачены.

Я всегда ненавидела долговые тюрьмы и не могу искренне их защищать. Тем не менее, они – неотъемлемая часть знакомого мне мира, где восходит солнце, а на берег накатывают волны. Сама мысль, что может быть иначе, воспринимается столь же чуждой, как ругательства Шила.

– В Тенврате все завязано на договорах и кронах, пусть даже в некоторых случаях власти сильно перегибают палку, – поясняю я. – Все мы понимаем, что нужно соблюдать сроки оплаты, и нет ничего хуже, чем остаться без денег в нужный момент. Как только меня объявят мертвой, человек, которому я должна, тут же придет стребовать долг, утверждая при этом, что я нарушила обещание выплатить указанную в контракте сумму. – Прикасаюсь к груди, и по узорам, которые Ильрит нанес мне на кожу, пробегают мурашки, заставляя сердце на мгновение затрепетать. Возможно, это просто проявление отчаяния. – Я всего лишь пытаюсь сдержать свое слово. Ты ведь понимаешь? Я скорее умру тысячью холодных, одиноких смертей, чем нарушу это обязательство и позволю бедам обрушиться на мою семью.

Ильрит не двигается с места и смотрит так напряженно, словно бы пытается не просто услышать мои мысли, но и заглянуть внутрь головы, чтобы выяснить, не солгала ли я. И это молчание лишь подпитывает мое отчаяние.

«Последний шанс, Виктория».

– Ильрит, я знала, что ты придешь за мной, и не собиралась сопротивляться. Я усердно трудилась, чтобы уладить все дела… – «Которые не получилось решить при помощи твоей магии». – Но с этим не успела разобраться. Моя семья – это все, что у меня есть. Если ты им поможешь, я без жалоб и возражений сделаю все, что захочешь. Мы условились о времени, но раз уж ты не дал – или не смог дать – весь причитающийся срок, пожалуйста, помоги мне уладить этот вопрос. Даю слово, что, как только проблема решится, я приложу все силы, чтобы стать именно такой жертвой, которая тебе нужна.

И вновь я отдаю себя. Вручаю на блюдечке свое сердце, разум, время и деньги. Но на этот раз, по крайней мере, ради своей семьи. Небольшое, но утешение.

– Очень хорошо, – вдруг кивает Ильрит спустя целую вечность. – Тогда пойдем со мной.

– Что?

Повернувшись, герцог плывет в туннель, вход в который находится слева от кровати, напротив балкона.

– Куда ты?

– За деньгами, которые нужны твоей семье, – поясняет он, оглядываясь через плечо.

Десять

«Нет… не может быть… он ведь шутит…»

– Я вполне серьезно.

Осознав, что снова не сумела скрыть мысли, бормочу под нос проклятия. Хмыкнув, Ильрит плывет дальше. Я со всей возможной скоростью двигаю ногами, стараясь не отставать.

– Почему ты мне помогаешь?

Мысленно слышу его тяжелый вздох.

– Ты попросила о помощи, а теперь, когда я согласился, решила убедить меня, что не стоит?

– Нет, – поспешно отвечаю я. – Просто хочу понять, почему, иначе не смогу тебе доверять.