С улыбкой киваю и, поспешно свернув листок, сую в карман прежде, чем она сумеет прочитать условия. Чуть не перепрыгнув через стол, сестра так крепко обнимает меня, что выдавливает весь воздух. Всякий раз после таких объятий я задаюсь вопросом, куда делась та девчушка, которая вечно ходила за мной по пятам. Совсем недавно ей было тринадцать, и вот в мгновение ока сестра превратилась в женщину.

Хотя я ведь не видела ее почти четыре года, два из которых провела на острове с маяком, а оставшиеся два попросту скрывалась, стараясь встать на ноги и начать самостоятельную жизнь. Но потом, найдя способ связаться с Эми, я обнаружила, что Чарльз вновь высунул из-за серой скалы уродливую голову. Поскольку мое тело так и не нашли, он при первой же возможности заявил, что я отказалась от своих обязанностей, и отправился к моей семье за деньгами.

Так началась наша последняя битва. Война, которая велась с помощью представляемых в Совет документов, гуляющих по Денноу сплетен и бесконечных платежей, перетекающих из моего кошелька непосредственно ему в карман в качестве уплаты за причиненную боль.

– Я знала, что Совет в конце концов согласится. – Отстранившись от меня, Эмили бросает взгляд в сторону бара, где отец обслуживает единственного сегодняшнего посетителя. – Нужно сказать папе.

– Сейчас не… – начинаю я, но сестра срывается с места, подбегает к барной стойке и с неподдельным энтузиазмом подскакивает возле нее.

– Па, Вики наконец-то свободна! – почти выкрикивает она новости.

Отец замирает и переводит взгляд на меня. Тихо вздохнув, растягивает губы в мягкой улыбке и заметно выпрямляется, как будто с его плеч упал тяжелый груз. От этого я лишь сильнее напрягаюсь. Он выглядит спокойным, даже довольным, однако радость не отражается в его глазах.

История любви родителей – одна из тех, о которых слагают легенды. Отец заботился о нас, пока мама путешествовала, и наш дом полнился зрелой любовью, не испорченной ни временем, ни расстоянием. Родители всегда безоговорочно поддерживали нас с Эмили… хотя, возможно, в глубине души стыдились, что я избрала для себя такой путь и причинила им душевную боль, а наше имя постоянно повторяли досужие сплетники.

И я, чтобы вызвать гордость, постаралась стать лучшим капитаном, которого когда-либо знал Тенврат. Вот только это никоим образом не помогло смыть позор.

– Совет аннулировал…

– Отличная новость, – перебивает Эмили отец, взглянув на посетителя.

Мужчина возле стойки медленно поворачивается ко мне и чуть шире раскрывает глаза, как будто видит впервые, а я борюсь с желанием прикрыть татуировку на предплечье. Эта странная отметина известна всему Денноу так же, как и мое имя.

Но я не прячусь. Напротив, сдержанно улыбнувшись, подпираю рукой подбородок, изображая нечто среднее между самоуверенностью и флиртом. Обычно от подобного поведения достопочтенные горожане злятся еще сильнее.

Незнакомец бросает на меня насмешливый взгляд, в котором сквозит неодобрение. Я посылаю ему воздушный поцелуй. Не говоря ни слова, он уходит, но хотя бы сперва бросает на стойку несколько монет.

Да, я лучший капитан из всех возможных… и с весьма скверной репутацией. Я ведь клятвопреступница, а в глазах жителей Тенврата нет ничего хуже. Даже к убийце здесь отнеслись бы более лояльно.

Однако отец по-прежнему улыбается, ничуть не выказывая ни злости, ни негодования. Родные безоговорочно меня поддерживают, и от этого чувство вины, которое я так старательно пытаюсь скрыть, становится лишь сильнее.

– Думаю, за это стоит выпить. – Развернувшись к заткнутым пробками бочонкам, отец до краев наполняет кружку. – Вики, не возражаешь, если мы закроемся?

– Не рановато ли? – интересуюсь я, каким-то образом умудряясь встать на ноги, несмотря на тяжесть судебного решения в кармане, неуклонно тянущую меня вниз.

– Ничуть. – Поставив кружку на стойку, отец красноречивым жестом обводит пустую таверну и принимается наполнять еще одну. – Сегодня не слишком много посетителей.

Как и в любой другой вечер. Если бы не члены моей команды, мечты отца о собственном деле давно бы пошли прахом. Возможно, мое исчезновение станет для родных благословением. Отправившись на тот свет, я больше не стану порочить их репутацию.

– Тогда договорились. – Проведя пальцами по украшенному татуировкой предплечью, я направляюсь к выходу.

В течение долгих лет я искала хоть какие-то обрывки сведений или намеки на то, что за магию в ту ночь применил ко мне сирен, чтобы научиться лучше ее использовать. Ведь она, даже находясь в пассивном состоянии, сильно помогала мне все эти годы. А что случилось бы, если бы я сумела ее приручить? Возможно, я превратилась бы в чародейку, способную повелевать морской стихией, и сумела бы внушить Чарльзу хоть толику того страха, который он нагонял на меня и моих родных. Или прокляла бы его имя, как он проклинал мое. А то и хуже.

Я стала моряком в надежде вновь повстречать того сирена и научиться пользоваться магией или, возможно, выторговать себе еще годы жизни.

Но все слухи и предания о сиренах изображали их чудовищами, сеющими хаос на морских просторах. За все время, проведенное вдали от суши, я ни разу не видела представителей этого народа. Наверное, и здесь вмешалась магия сирена, делая меня невосприимчивой к их песням. Судя по всему, мой спаситель одарил меня таинственной силой и защитой, обладающей огромными возможностями.

Вот только они ничуть не помогли мне освободиться от Чарльза. Я стискиваю руки в кулаки. Была бы я посильнее…

Перед выходом на улицу затыкаю уши ватой. Просто для видимости, поскольку я уже давно поняла, что спокойно могу обойтись и без нее, ведь на меня влияют лишь песни сирен, которые поются его голосом. Шепчут почти каждую ночь в глубине сознания и всякий раз, как я провожу пальцами по следу, который сирен оставил на мне, будто визитную карточку, вызывают покалывание на коже.

Стоит лишь подумать о нем, и предплечье вокруг татуировки покрывается мурашками. Не обращая на них внимания, толкаю тяжелую дверь таверны и выхожу в доки Денноу. В нескольких шагах от меня стоит знакомая потертая рекламная доска с облупившейся краской, которая гласит:

ТАВЕРНА «ОПРОКИНУТЫЙ СТОЛИК»

ЛУЧШИЙ ЭЛЬ В ДЕННОУ

Отец и в самом деле варит превосходное пиво, и как только я исчезну, все в Денноу наконец-то это поймут. С тех пор как я стала капитаном, торговые доходы мамы возросли в десять раз; представляю, как подскочит ее выручка, когда с ней начнут сотрудничать те, кого все это время отпугивала моя репутация. Для Эми же я нашла стабильную работу в Совете Тенврата; наверняка там к ней станут относиться еще лучше, если им больше не придется иметь дело со мной.

Я все продумала, и после моего ухода жизнь моих родных должна была наладиться. Однако теперь на мне висел долг в двадцать тысяч крон. Подобных денег я в жизни не видела. Такая сумма не наберется, даже если заложить «Опрокинутый столик». Да что там – все суда, принадлежащие «Торговой компании Эпплгейта», и то стоят меньше.

Я не позволю своей семье нести такое бремя.

Мимо проходит женщина в наушниках, закрывающих заткнутые ватой уши, и при виде меня в оскорбительном жесте прикусывает большой палец. Встречаюсь с ней взглядом и натягиваю на лицо маску ледяного высокомерия.

«Я лучше тебя, – стараюсь объяснить одним лишь взглядом. – И занимаю более высокое положение. Ладно, ты считаешь меня грязью под ногами. Но в таком случае, кто же ты сама?»

Уловка срабатывает отлично, и женщина спешит поскорее уйти, исчезнуть из виду. Я же сохраняю равнодушный вид, изо всех сил скрывая, как глубоко ранят меня злобные слова и взгляды. Даже если я внешне встречаю их с улыбкой, в мозгу, несмотря на прошедшие годы, настойчиво звучит голос Чарльза: «Кто вообще способен тебя любить?»

Забрав с собой рекламную доску, возвращаюсь в таверну и едва успеваю присесть и взять кружку с напитком, как Эмили хлопает в ладоши и восклицает:

– Ну и когда появится новый счастливчик?

Поперхнувшись элем, пытаюсь откашляться.

– Эми, да на решении Совета еще даже чернила не высохли!

«Сейчас для этого не слишком подходящее время».

– Ты была замужем только на бумаге, к тому же за придурком…

– Эмили Датч! – хмурится отец.

– …поэтому твоя душа уже несколько лет как свободна, – словно не слыша, продолжает сестра. – Он не живет в твоем сердце.

Когда-то жил. По крайней мере, я в это верила. Чарльз признавался мне в любви, но не прошло и двух лет…

– Брак есть брак, пусть даже только на бумаге. – Я устремляю на нее твердый взгляд.

Сестра прекрасно понимает, что есть границы, через которые не переступить. Каким бы холодным и жестоким собственником ни был Чарльз, я дала ему клятву. И пусть однажды попробовала ее нарушить, она все же действовала, и просто так перешагнуть через нее я не могла. Горожане дружно считали меня мерзавкой, лгуньей и клятвопреступницей, но, лишь зная, что они заблуждались в своих оценках, я могла ходить с высоко поднятой головой. Хотелось верить, что мое слово до сих пор что-то значит, даже когда все прочие старались убедить меня в обратном. Отказавшись от своих принципов, я бы попросту сломалась.

– У меня была своя история любви. – «Пусть даже настолько жалкая». – Но у нас не получилось, бывает. Не все в мире определяет любовь. Лучше я займусь более важными делами.

– Ага, вечно тебя тянет «сосредоточиться на важном», – закатив глаза, передразнивает меня сестра. Не слишком лестно, но я не в силах сдержать смешок.

– Точно. Именно сосредоточенность помогла мне стать лучшим капитаном во всем Тенврате и за его пределами.

– Как кто-то сможет войти в твое сердце, если оно вечно в пути, – мягко замечает отец, эхом повторяя мантру мамы, которая всегда зовет ее домой.

– И ты туда же, па! – стону я. – Послушай, мое сердце уже полно любви. Вы трое занимаете его целиком. Больше в нем ни для кого нет места.

– Знаешь, что нас волнует и тебя тоже должно бы волновать? – Подавшись вперед, Эмили тычет пальцем мне в грудь. – Ты и твое счастье.

– Твоя сестра права, – добавляет отец.

Я вздыхаю. Да уж, кто бы подумал, что все так обернется. Но лучше такие разговоры, чем расспросы о деталях развода, которые я не горю желанием раскрывать.

– Я счастлива, когда у вас все хорошо.

Эмили бросает на меня хмурый взгляд и надувает щеки, отчего ее лицо с квадратной челюстью по форме становится похожим на дыню. Внешностью сестра пошла в отца, унаследовав его карие глаза и волевой подбородок.

Я же очень похожа на маму.

Мои глаза напоминают бушующее море, свирепо-серое со смесью вспененной синевы, столь же неугомонное, как и мой дух. Именно так заявил мне Чарльз при нашей первой встрече. Он тоже рос возле моря, наблюдал величие и буйство волн, поэтому смог распознать его во мне. Бывший муж поведал, как океан отнял у него семью и он решил посвятить свою жизнь защите других, чтобы избавить их от подобной участи. Благородство в чистом виде, да и только.

Чарльз рассказывал истории из своей жизни, полные волнений и опасностей, и говорил, что я, если захочу, смогу разделить с ним все невзгоды. По крайней мере, так он обещал…

Сделав большой глоток эля, пытаюсь прогнать мысли о бывшем муже, но безуспешно. Я могу любить его, ненавидеть, презирать или злиться, но, кажется, никак не способна полностью выбросить из головы. Все напоминает о нем и о мимолетных хороших мгновениях, которые мы пережили так давно, что теперь они воспринимаются сном, а еще обо всех причинах моей ненависти к нему.

– Ты знаешь, что я хочу сказать, – настойчиво продолжает Эмили, не обращая внимания на мое нежелание развивать тему.

– Ага.

– Тогда почему ты такая упертая?

– Потому что я твоя старшая сестра и просто обязана быть упертой. – С легкой улыбкой сжимаю ее надутые щеки, отчего Эмили со свистом выдыхает воздух и отстраняется от моих рук.