– Этого я и боялся, – сказал он излишне громко и в отчаянии всплеснул руками. – У нас уникальный свидетель, но полиция связала нас по рукам и ногам. Закон о терроризме в действии. Нам запретили писать о самом громком преступлении, и на каком, спрашивается, основании? Ведь мы пока еще живем в демократической стране!

Янссон бросил взгляд на часы, недовольный, как всегда, ненужной эмоциональной вспышкой.

– Глава двадцать третья юридического процедурного акта, – сказала Анника, – параграф десятый, заключительный раздел. Показания ключевых свидетелей засекречиваются руководителем расследования в случаях особо серьезных преступлений. Это очень старый закон, призванный предотвратить утечку информации, которая может повредить следствию.

– Всегда найдутся разумные причины для того, чтобы ограничить свободу слова, – сказал Шюман, погрозив пальцем подчиненным. – Но как они вообще смогли такое допустить? Неужели в ратуше не было охраны?

Анника Бенгтзон потерла ладонями глаза.

– Конечно, она была, но нобелевский банкет никогда не считался особо опасным и рискованным мероприятием. Уровень обеспечения безопасности не менялся уже много лет. Полиция работает совместно со службой безопасности, организаторами банкета и администрацией ратуши. В этом нет ничего необычного.

– Полицейские охраняют входы и выходы, а люди из службы безопасности работают в зале, – подытожил Шюман.

– Именно так, – устало подтвердила Анника. – Оцепление вокруг ратуши никогда не бывает слишком плотным. Охраны намного больше в концертном зале, во время самой церемонии награждения. Там блокируют Верхний рынок и часть Королевской улицы…

– А телохранители? – спросил Шюман. – Где они были, черт бы их побрал?

– Полиция безопасности никогда не распространяется о личной охране, – сказала Анника. – Но существуют правила, согласно которым осуществляется полицейское сопровождение членов правительства, королевской семьи, высокопоставленных гостей из-за рубежа. Полиция в таких случаях выполняет определенные уставами функции…

Андерс Шюман поднял руку, заставив Аннику замолчать.

– Я говорю о полной неспособности полиции работать! – сказал он. – Как такое вообще могло произойти? Я хочу сосредоточиться именно на этом! Полиции не удастся умыть руки, оправдываясь отсутствием нужного законодательства…

– Не хочешь ознакомиться с обзором утренних изданий? – спросил Янссон, неловко поерзав в кресле.

Андерс Шюман, побагровевший от обуревавших его чувств, сел за свой стол и знаком велел ночному редактору продолжать.

– У нас практически нет снимков места преступления, – заговорил Янссон. – Ульф Ольссон, этот идиот, обожающий снимать знаменитостей на разных событиях, сделал пятьсот снимков принцессы Мадлен, но ни одного снимка события преступления. У него, видите ли, была неподходящая диафрагма и камера с неважным разрешением. Анника сделала несколько фотографий в Золотом зале, когда ратуша уже была оцеплена, – таких снимков нет больше ни у кого, – но снимки сделаны сотовым телефоном, и их качество оставляет желать лучшего. Один снимок мы разместили на восьмой полосе, один – на девятой. Двое судмедэкспертов у лужи крови. Очень сильные фотографии.

– Что еще у нас есть? – поинтересовался Шюман.

– Мы продолжаем следить за Шведским телевидением, не выпустят ли они какой-нибудь материал, но они пока ничего не передают. Камера работала в Золотом зале в момент преступления, но она, к сожалению, была установлена возле оркестра. Вопрос заключается в том, что они сняли и что выпустят в эфир.

– Конечно, они ничего не покажут, – сказал Шюман. – Зачем им это нужно?

– Но это же совершенно особый случай, – возразил Янссон.

Шюман едва не задымился от злости.

– В чем дело? – спросил он. – Что делает это убийство таким особенным, кроме того, что оно было совершено в таком месте и в такое время?

– Это тройное убийство, – сказал Янссон. – Второй охранник только что скончался, третий находится в критическом состоянии. Никто не считает это рядовым убийством.

– У убитых охранников, наверное, были жены и дети, – заметила Анника.

Шеф снова встал:

– Значит, это убийство настолько необычное, что ради него нам нужно новое законодательство? Оно такое особенное, что нам понадобился новый набор этических правил?

Анника Бенгтзон посмотрела на часы, потом переглянулась с ночным редактором.

– Что еще у нас есть? – спросила она.

– У ратуши, на улице, было много внештатных фотографов, так что много материала есть у них. Весь город оцеплен, так что на большинстве фотографий мы получим угрюмые лица полицейских и военные машины. Страницы десять и одиннадцать – полиция на охоте.

Андерс Шюман не мог сидеть, он встал и подошел к окну, став спиной к русскому посольству.

– Планирует ли полиция в ближайшее время начать аресты? – спросил он.

– Лодка, на которой бежала убийца, была обнаружена в Грендале. Полиция думает, что дальше она поехала на машине к югу, в Сёдерталье. Возможно, у нее были сообщники – один в лодке, другой в машине.

Андерс Шюман взял ручку и постучал ею о ноготь.

– Почему к югу?

– В полиции заявили, что они были готовы к такому повороту и сразу заблокировали дороги. Если бы она поехала на север или на восток, ее бы точно поймали. На запад – вода, остается только одна дорога – на юг. У нас есть предположительный график ее бегства. Полиция считает, что в Шерхольмене она была до двадцати трех часов пяти минут, так как в это время дорога в этом месте была блокирована.

Шюман увидел, что Анника смотрит на ручку, и отбросил ее в сторону.

– Как с фотографиями жертв?

Так как дорожная полиция и паспортные отделы закрыли для публики свои архивы, раздобывать фотографии жертв стало постоянной головной болью. Еще одно последствие теракта 11 сентября. Новая эра наступила.

– И фон Беринг и Визель были публичными людьми, поэтому их фотографий великое множество. Агентство Пелле опубликовало кадры передачи из Голубого зала. Там они сидят рядом, весело беседуют и поднимают бокалы. Качество не блещет, но мы поместили их на шестой и седьмой страницах… Еще у нас есть фотографии королевской четы, их реакция. Конечно, они не видели, что произошло, но Берит сумела сделать из этого захватывающий рассказ. Король и королева сидели в Галерее Принца и беседовали с некоторыми лауреатами, когда раздались выстрелы. Если измерить расстояние, на котором это произошло от королевской четы, то от убийцы ее отделяли какие-то десять – двенадцать метров, пусть даже половина этого расстояния – массивная каменная кладка…

– Что вы поместили на обложке? – перебил Янссона Шюман.

– Ждем фоторобот, заголовок гласит: «Лицо убийцы», или что-нибудь в этом роде.

Андерс Шюман почувствовал, что сейчас его усталый мозг сожмется и превратится в жалкую горошину, венчающую спинной мозг.

– Мы ждем фоторобот, составленный нашим корреспондентом, но не можем его напечатать. И все из-за чертова запрета полиции на разглашение, будь они неладны, – не дают работать…

Он упал на стул и махнул рукой.

– Идите заканчивайте номер, – сказал он. – Но я хочу увидеть номер перед тем, как он пойдет в печать.

Когда коллеги покинули его кабинет, Андерс Шюман встал, подошел к окну посмотреть, что делает русский солдат.

Будка была пуста.

Солдат ушел.

Анника вернулась в свою комнатку и записала все, что смогла вспомнить. Она записала по памяти все, что случилось на ее глазах, включая танец с Боссе. Она записала все детали, все, что сказали полицейские, все, что она видела и чувствовала.

Получился весьма неважный, путаный текст, но он все равно не предназначался для публикации. Аннике нужна была подпорка для памяти; она участвовала во многих судебных процессах и знала, как многое забывают свидетели. Со временем память тускнеет, а она хотела сохранить свои первые, истинные ощущения.

Для того чтобы даже следы текста не попали на сервер газеты, она поместила его в своем электронном архиве в Сети, в почтовом ящике annika-bengtzon@hotmail.com. Там Анника хранила тексты, к которым хотела сохранить доступ с других компьютеров, но сделать их недоступными для газеты.

Она выключила компьютер и продолжала сидеть, бесцельно глядя в пространство. Тело просто кричало от усталости, но она была уверена, что ночью не сможет уснуть.

Она увидела, как в курилку прошел Янссон с сигаретой и чашкой кофе. Анника схватила куртку и выбежала за ним.

– Да, кажется, он был в препоганом настроении, – сказал Янссон, глядя на Аннику, которая присела рядом с ним с чашкой в руке.

– Он всегда такой, когда я рядом, – сказала Анника с преувеличенным вниманием разглядывая кофе. – Он был просто в ярости оттого, что я написала о наших хозяевах и ТВ «Скандинавия». Ты слышал, что он не получил место председателя Ассоциации газетных издателей.

Янссон закурил сотую за день сигарету и выпустил клуб дыма в чашку.

– Думаю, что ты все принимаешь слишком близко к сердцу. В конце концов, он взрослый человек и должен нести бремя своей ответственности. Если он будет сильно волноваться по поводу подобных пустяков, то у него не останется времени ни на что путное.

Руке, державшей тонкую пластиковую чашку, стало горячо, и Анника перехватила чашку.

– Я знаю Шюмана, – тихо произнесла она. – Знаю лучше, чем думают многие. Я знаю, в чем он убежден, и поверь мне, есть вещи, которые он воспринимает очень серьезно. Например, его назначение. Все будет нормально, но не прежде, чем его простит председатель совета попечителей. Дай ему полгода, и тогда он снова начнет хорошо ко мне относиться.

Янссон смачно отхлебнул кофе.

– Что за ерунда, «снова начнет хорошо относиться»? – спросил он, сделав глоток. – Освещение нобелевского банкета – это очень почетная работа!

– В паре с Ольссоном? Ты шутишь. Да еще в таком наряде?

Она дернула себя за подол разорванной внизу розовой синтетической юбки. Она видела, что Янссон смотрит на нее своим особым, только для него характерным взглядом – смотрит, как на необычное растение или странную птицу, – без осуждения, но с любопытством ботаника или орнитолога.

– Как там все было на самом деле? – спросил он и затянулся дымом.

Анника на мгновение закрыла глаза, воспроизводя по памяти впечатление, возникшее у нее, когда она вошла в Голубой зал.

– Сначала вид меня просто ошеломил. Нестерпимо яркий свет, масса людей. Еда невкусная, первая перемена вообще была несъедобной. Но там тепло, нет промозглого холода, как часто говорят…

В конце концов она оказалась за одним столом с Боссе, работавшим в другой вечерней газете. Они встречались и раньше, например когда писали об убийстве Мишель Карлссон в замке Юкстахольм. Тогда они непринужденно болтали, подначивали друг друга и пили.

– Правду говорят, что журналистов всегда сажают за колонну, чтобы они ничего не видели?

Анника кивнула:

– Чистую правду. За три с половиной часа мы так и не узнали, что происходило за главным столом. По телевизору все видно намного лучше. Тебе хотелось бы там побывать?

– Ты и в самом деле видела убитых?

Анника тяжело вздохнула и собралась с мыслями.

– Только одну в Золотом зале – там умерла фон Беринг.

Она умолкла, вспомнив взгляд женщины, неестественную неподвижность ее тела.

– Я видела, когда в нее выстрелили, потом я упала на пол рядом с ней…

Голос ее дрогнул, в горле появился булькающий хрип, который она попыталась замаскировать глотком кофе.

– Но убийцу я в тот момент не видела, то есть я не видела, как она стреляла.

Янссон закурил следующую сигарету.

– Но как же ты помогала составлять фоторобот?

– Я столкнулась с убийцей за несколько секунд до выстрелов – она наступила мне на ногу.