Все авиабазы располагались примерно в часе езды от Разлома, следовательно, были самыми безопасными местами по обе его стороны. В Имперской Канцелярии наверняка пожалели эту Боллар – вот и распределили сюда.

Драконово дерьмо!

И ведь стоит, не уходит. Кеммер, конечно, знал, что у Болларов плохо с деньгами, но не настолько же… Хотя они сами в своих проблемах виноваты. Сами заслужили своё проклятие, пусть сами теперь и расхлёбывают. Отец стоящей перед ним Аделины определил судьбу своих детей, и Кеммер никак не мог нести ответственности за то, какую беду повлекли за собой чужие опрометчивые решения.

Не мог, не хотел и не собирался.

– Если бы целитель был не нужен, то меня бы сюда не прислали, – парировала Боллар. – А ваши слова о моей некомпетентности и отсутствии хирургического опыта – лишь отговорки. Сами же говорите, что целитель вам не нужен, так зачем вам тогда хирург? И к чему вам опытный управленец, если управлять нужно обычным медицинским кабинетом и ящиком наверняка просроченных снадобий. Так в чём реальная причина? В моём происхождении?

– Нет, – отрезал Кеммер. – Ваша принадлежность к роду Болларов тут ни при чём.

– Тогда в чём дело?! – продолжила настаивать целительница, упрямо сжав пухлые губы в тонкую линию.

Кеммер едва заметно поморщился, а потом отвернулся и с надеждой посмотрел в окно: вдруг оттуда придёт спасение в виде нападения кантрадов или хотя бы стихийного бедствия? Но на плацу было пусто и чисто, а у ангаров царила упорядоченная деловитая суета. Из огромных ворот выкатили маголёт, и стеклянная кабина драгоценным камнем сверкнула в лучах заходящего солнца. М-61 они, что ли, отремонтировали? Так быстро? Надо сходить проверить.

Командор хотел было подняться на ноги, но его взгляд наткнулся на Аделину Боллар, и он с разочарованием вспомнил о её существовании.

– Я напишу отказ от вашей кандидатуры, – строго сказал Кеммер, пододвигая к себе пустой бланк с водяным знаком авиачасти. – Пусть вас распределят в другое место.

– Ваша часть – единственная, не укомплектованная штатным целителем, поэтому меня распределили именно сюда, – отозвалась Боллар. – И, даже несмотря на ваш отказ, я не уйду, пока вы не скажете его реальную причину.

– В таком случае я буду вынужден вывести вас с охраной и сделать отметку о неподчинении в вашем деле, – с воодушевлением отозвался Кеммер. – У меня, знаете ли, есть реальная работа, помимо того, чтобы вам сопли кружевным платочком вытирать.

Последняя реплика явно задела нобларину, и она нервно сжала кулачки, а потом тихо попросила:

– Я всего лишь хочу знать, почему, с одной стороны, вся столица гудит о нехватке целителей у Разлома, а с другой – меня отказываются принимать на постоянную работу уже в третью по счёту часть.

Командор удивлённо посмотрел на побледневшую и упрямо сжимающую кулаки девушку и подумал: «Неужели она сама не понимает?»

Десятое эбреля. После заката (3)

Адель

В просторном кабинете стремительно темнело. Солнце уже село, и давно пора было зажечь свет, но вместо этого командор предпочитал прожигать дыры во мне. Взглядом.

Затем он опустил глаза на стол и принялся писать. Вероятно, составлял пресловутый отказ, перечёркивающий все мои шансы на достойное жалование. Я, разумеется, могла вернуться в ассистентки к Брену, но командир той части ясно дал понять, что платить мне не сможет – штатное расписание не предполагало ещё одной целительницы.

Конечно, я согласна была и на работу ради опыта, всё же Блайнер прав – военная медицина решительно отличается от того, к чему я привыкла. Никаких подагр, колик и беременностей. Только рваные и колотые раны, ожоги, переломы и периодические похмельные головные боли. Но не всегда же трудиться бесплатно…

– У меня есть соответствующий опыт работы, – отчаянно проговорила я. – Пусть и небольшой. Но я прилежная ученица, быстро освою всё, что нужно. Я обещаю, что не доставлю никаких проблем.

Командор громко хмыкнул, не поднимая глаз от заполняемых бумаг.

Неужели ему доставляет удовольствие надо мной издеваться? Что за откровенный, бессмысленный садизм? Аристократы просто не должны себя так вести. Это бесчестно! И как он вообще получил должность начальника части?

– Нобларина Боллар, вот ваш отказ, – размашисто подписал он документ и поставил оттиск личной печати. – Приятной дороги обратно в Кербе́нн и надеюсь больше никогда вас не увидеть.

К последним словам он присовокупил саркастическую улыбочку, и мне стало почти физически больно от унижения. Но мне требовалось знать – почему? В чём причина? За что он так со мной? Мы ведь даже никогда не были знакомы лично, а другие офицеры всегда отзывались о нём, как о суровом, скупом на эмоции, но справедливом командире. То есть командоре.

– Я не приму его до тех пор, пока вы честно не ответите на мой вопрос. Почему вы мне отказываете? – набравшись смелости, выпалила я.

– Я не обязан ничего вам объяснять. И ваше упрямство лишь подтверждает мою правоту. Командор никому не растолковывает своих приказов, он их отдаёт и ожидает беспрекословного подчинения. А за неподчинение ещё и наказывает. Вы явно не понимаете, чем военная часть отличается от гражданской жизни, а значит, к службе не готовы.

– Я готова к службе, но никто не объясняет, почему меня на неё не берут! Понимаю, что о симпатии и уважении просить бессмысленно, но проявите хотя бы честность…

– О какой симпатии вы ведёте речь, нобларина Боллар? Или надеялись получить должность благодаря хорошенькому личику? Как видите, не вышло. Берите отказ и уходите, – отрезал он, переходя на откровенную грубость.

Мне стало настолько обидно, что на глазах закипели слёзы. Я никогда ничего не получала «благодаря хорошенькому личику», кроме ненужных приставаний от навязчивых пациентов, чаще всего пожилых. Видимо, со временем у некоторых мужчин начинают отказывать не только зрение и слух, но ещё и такт. Хотя вот у командора такой проблемы точно не предвидится, такта у него отродясь не водилось, судя по всему.

– Я не уйду, пока вы не озвучите реальную причину отказа! – упрямо повторила я, и голос предательски дрогнул. – Может, я смогу как-то исправить…

Кеммер Блайнер поднялся на ноги и вышел из-за стола, приблизившись ко мне почти вплотную. Он был выше на целую голову, поэтому пришлось смотреть на него снизу вверх, отчего я почувствовала себя особенно уязвимой и жалкой.

– Вы ничего не сможете поделать с причинами отказа, нобларина Боллар, – неожиданно тихо проговорил он. – Я отказываю вам из-за вашей внешности и вашего проклятия.

– Что? – нахмурилась я, совершенно не ожидая подобного ответа. – При чём здесь моя внешность и проклятие? Они никакого отношения не имеют к работе! Максимум, на что может повлиять проклятие – так это на мою личную жизнь, но она вас никак не касается.

– Ошибаетесь, нобларина Боллар. Меня касается абсолютно всё, что происходит в моей части.

– И чем же моё проклятие может помешать работе? – смятённо спросила я.

– Видит Геста, я хотел уберечь вас от неприятных подробностей, но раз вы так настаиваете, то наслаждайтесь. Из-за вашего проклятья, нобларина Боллар, на вас никто никогда не женится. Никто и никогда. Потому что никому не хочется умереть в ночь бракосочетания с вами, думаю, это и так очевидно. Вероятно, вы хотите попасть на должность гарнизонной целительницы, чтобы уговорить одного из смертельно раненных бойцов жениться на вас. Что ж, это недурной план, и я бы на вашем месте именно так и поступил.

– Вы говорите ерунду! Брат несколько раз пытался организовать браки с… пожилыми мужчинами, ни один из них не получил благословения богини. Мы оставили эту затею ещё два года назад, когда стало понятно, что обойти проклятие таким образом не получится. Геста не одобряет фальшивые браки.

– Тем хуже для вас, – сощурился командор. – Но это не отменяет того факта, что в моей части лёгкой добычи для вас не будет. Для этого вам стоит работать на передовой. Тем не менее это не основная причина отказа. Если бы вы могли вступить в брак, я бы взял вас без единого возражения. Уже через месяц вы бы выскочили замуж и перестали быть моей проблемой, даже если бы остались жить в гарнизоне. Вы стали бы проблемой мужа. В моём подчинении служат преимущественно аристократы, и никто из них не будет осквернять свою репутацию ухаживаниями за чужой женой. Но вы вступить в брак не можете и не сможете в обозримом будущем, и тогда в полный рост встаёт вторая проблема – вы приторно красивы.

Его слова хлестали наотмашь, хотя вряд ли он намеренно старался унизить, просто говорил, что думал, и не заботился о том, какую боль это причинит.

Для меня проклятие нашей семьи – самая тяжёлая и болезненная тема, и слышать о нём от холодного, надменного командора было невыносимо. Да, на мне никто никогда не женится, и я это понимаю, но слушать об этом от посторонних всё ещё мучительно.

– Не понимаю… – растерянно пролепетала я, отступая. – Как это связано с работой?

– Вы не только упрямы, но ещё и недалёки? Отвратительное сочетание качеств, – хмыкнул командор Блайнер и всё же пояснил: – У меня в части больше сотни неженатых военнослужащих, нобларина Боллар, и если я позволю вам здесь работать, то случится несколько вещей. Сначала добрая половина эскадрильи обязательно придумает или организует себе какую-нибудь болезнь или травму, просто чтобы попасть к вам на приём. А так как слепых в пилоты и механики не берут, каждому болезному вы непременно понравитесь, следовательно, недуги и травмы мистическим образом станут повторяться снова и снова, и значит, часть личного состава перманентно пропишется на больничных койках. А дальше неизменно начнут возникать конфликты, споры, дуэли и прочие сомнительные для начальника части радости, которых я столь успешно умудряюсь сейчас избегать… потому что пожилые кухарки не пользуются большим спросом, а прачек я беру исключительно замужних. Знаете, что случится потом?

– Что? – тоскливо спросила я, понимая, что в чём-то он прав.

Когда мы с сёстрами ассистировали Брену, к нам действительно приходили со странными ранами. Случайно отрубленными пальцами, обожжёнными кислотой желудками и непонятно каким образом сломанными рёбрами. Начальник части брата расследовал каждый случай и за самовредительство отправлял солдат в карцер ранеными, без права на помощь, на которую они рассчитывали. Проблема вскоре сошла на нет, когда все поняли, что командир мириться с подобными выходками не собирается.

– А дальше вы станете предметом пари и охоты. На вас обрушат признания, подарки и ухаживания, которых вы никогда раньше не видели. Вам будут петь песни, посвящать стихи и говорить слова, от которых закружится голова. Если вы не сдадитесь сразу, то ухаживания станут очень настойчивыми, и вы сначала будете бегать ко мне, чтобы я приструнил своих подчинённых, а затем сдадитесь под натиском особо симпатичного офицера. И когда вы всё же сдадитесь, то превратите мою часть в бордель, где в медицинский кабинет ходят за услугами условно медицинского характера. Потому что ни один аристократ не рискнёт продолжать связь с вами долго, а каждый последующий раз вы будете сдаваться всё быстрее и быстрее.

Холодные глаза вымораживали меня изнутри, и хотелось закричать, чтобы он замолчал, но я онемела от обиды.

– А теперь вопрос, нобларина Боллар: мне весь этот цирк зачем? Ради того, чтобы было кому вскрыть чирей повару или залечить флюс механику? Для этого я могу организовать транспорт до ближайшего госпиталя.

Циничные слова о борделе ледяными спицами воткнулись куда-то под рёбра. Стало тяжело дышать, а лицо опалило стыдом. Прежде чем я успела опомниться, рука сама взлетела в воздух и впечаталась в щёку командора, оставив на ней розоватый след пощёчины.

Он даже не дёрнулся, насмешливо смотрел сверху вниз, а затем с довольным видом проговорил: