– Изнеженным цветочкам не место в военной части. Своей реакцией на правду вы показываете лишь то, что я твердил с самого начала: вы абсолютно некомпетентны для должности, на которую претендуете. А теперь берите свой отказ и уходите, нобларина Боллар, потому что иначе я буду вынужден написать рапорт о нападении на вышестоящего по званию офицера.

– Вы – подонок! – выдохнула я, сгорая от стыда и унижения.

– Именно так, и поэтому я настаиваю на том, чтобы уберечь вас от паскудной участи работать под моим началом. Мы наконец-то поняли друг друга, нобларина Боллар?

Я молча сгребла свои документы и отказ со стола, прижала бумаги к груди и пулей вылетела из окончательно потемневшего кабинета, ненавидя несносного командора каждой частичкой души. Его слова о том, что я превращусь в дешёвую шлюху, стоит только увидеть ухаживания и дорогие подарки, ядовитыми занозами жалили сознание. На секунду запнулась у двери, чтобы хлопнуть ею, но чуть не уронила документы, так что даже этого не смогла. Слёзы душили, хотелось провалиться сквозь землю и поскорее оказаться дома.

Когда позади меня раздались тяжёлые шаги, я лишь ускорилась. Но длинный подол платья путался в ногах и мешал бежать, поэтому командор настиг меня буквально через несколько мгновений. Ухватил за локоть и поволок в сторону стоянки, где усадил на заднее сидение военного экипажа и коротко приказал:

– Ждите здесь и не вздумайте шататься по части!

Я низко опустила голову, не позволяя ему увидеть набухшие на глазах слёзы, и покорно осталась сидеть в магомобиле, пока Блайнер искал шофёра. В отличие от городских экипажей, в этом были огромные окна, вернее, просто оконные проёмы, в которых не оказалось стёкол. Пять минут спустя командор вернулся с пожилым военнослужащим и рокочущим голосом приказал:

– Доставь её в Кербенн, сдай на руки сёстрам или брату. За её безопасность отвечаешь головой. И не гони сильно, а то её продует.

– Так точно, – отозвался шофёр и занял своё место, украдкой бросив на меня любопытный взгляд.

Непривычная конструкция вызывала дискомфорт – в городских экипажах салон отделён от водителя глухой перегородкой для сохранения приватности, а тут я была у водителя на виду и даже поплакать толком не могла.

Я думала, что мобиль тронется, вместо этого несносный командир широко распахнул соседнюю дверцу, и стало страшно при мысли, что этот садист решит меня сопровождать. Но нет. Он лишь откинул переднее сиденье, нашарил под ним пропахший машинным маслом и пылью тёмный плед и небрежно швырнул его рядом со мной:

– Искренне надеюсь больше никогда с вами не встречаться, нобларина Боллар.

Хотела ответить колкостью – но горло сдавило спазмом, и я лишь отвернулась, стиснув челюсти и сжав кулаки.

Я тоже надеялась больше никогда не встречаться с этим Блайнером и впервые лично убедилась, что Боллары не зря ненавидят эту чванливую, зарвавшуюся семейку.

Но что теперь делать? Как вернуться к Брену и признать, что все усилия, потраченные на получение этого назначения, напрасны? И что будет с имением, если я не найду работу?

Десятое эбреля. Вечер (4)

Кеммер

Кеммеру никогда раньше не давали пощёчин. Это оказалось не особенно больно, но очень звонко и довольно унизительно. Хотя в данном случае он наговорил не только на пощёчину, но и на дуэль, если бы за Аделину было кому вступиться.

Ах да, у неё есть старший брат, такой же целитель, как и она. Если он не дурак, то не станет связываться с командором, в конце концов, неприятный разговор происходил с глазу на глаз, и репутация юной нобларины никак не пострадала, только гордость.

Опять же, Кеммер не лгал. Да, не стал приукрашивать неприглядную правду и не добавлял мёда в горькое зелье, ну так пусть это послужит Аделине предостережением. Если хочет работать в гарнизоне, то должна понимать, что такое толпа молодых, изголодавшихся по женскому вниманию парней, изнывающих от скуки между учениями.

Именно поэтому учения командор проводил регулярные и изнуряющие. Нет ничего страшнее, чем молодой боец с доступом к легковоспламеняющимся субстанциям, врождённым любопытством и большим количеством свободного времени.

Однако на душе всё равно было погано. Пусть он избавился от ненужной целительницы, но довёл её до слёз и унизил, без чего изначально хотел обойтись. Настырность Аделины сыграла с ней злую шутку. Хотя сколько раз Кеммер ни повторял себе, что он прав и всё сложилось бы именно так, как он обрисовал, жгучее ощущение пощёчины никак не проходило. Он даже подумал приложить лёд, но потом применил более универсальное средство – рюмку рома натощак.

Не помогло. Отвращение к себе не хотело растворяться даже в роме. Одно дело – спустить три шкуры с такого же здоровенного мужика, и совсем другое – оскорбить молоденькую девушку. Ещё и такую прелестную.

Не очень справедливо с Болларами обошлась судьба. Кеммер, конечно, слышал, что все сёстры пошли в мать, но слухи он обычно пропускал мимо ушей, а такую нобларину пропустить мимо глаз как-то не получалось. Вряд ли он смог бы найти изъян во внешности Аделины, даже если бы захотел. И это почему-то задевало, подзуживало изнутри и каким-то совершенно нелогичным образом делало его поступок ещё омерзительнее.

С точки зрения морали обижать старых, молодых, красивых и страшных – одинаково неправильно, но в данном случае инстинкты восставали против того, что он сделал. С такой девушкой нужно обращаться совершенно иначе. Совершенно. Воображение незамедлительно подкинуло пару вариантов правильного обращения, и Кеммеру стало жарко.

Луноликая Геста, спасибо за то, что она уехала!

Командор был прагматиком и реалистом: если даже у него возникли шальные мысли, то вся часть непременно сошла бы с ума, позволь он целительнице остаться. А значит, он всё сделал правильно. В конце концов, Блокада вокруг Разлома – это та же война, а тут не до сантиментов и пиетета перед хорошенькими девицами. Или так рассуждают только бесчестные скоты, ведь война – именно то место, где обнажается истинная натура человека?

Кеммер окончательно запутался, рассердился и направился к ангару, куда загоняли злополучный М-61.

– Что, так и клинит? – спросил он у главного механика-полуденника, вечно недовольного седого ворчуна с цепким, пытливым взглядом.

– Клинит, дракон его подери! – в сердцах выругался тот. – Мы всю штурвальную колонку перебрали, весь вал перепроверили, а всё равно клинит, мать его кнутохвостая бата!

М-61 был самым проблемным маголётом во всём авиапарке. Не хватало, чтобы он сгинул где-то в недрах Разлома вместе с пилотом. Будь воля Кеммера, он бы списал наземно-невоздушный биплан, потому что не доверял ему. Лётчики – вообще суеверный народ, и скептичный командор – не исключение.

Для любого пилота маголёт – это друг. М-61 успел зарекомендовать себя капризным, ненадёжным и вечно хандрящим, поэтому и дружить с ним никто не желал, прозвав инвалётом. К счастью, бипланов в части хватало, так что этот Кеммер предпочитал держать в ангаре, заодно и обучать на нём новых механиков. А то приходят из академии с видом, будто всё знают и умеют, но М-61 быстро с них сбивает спесь.

– А 54-й что?

– Уже готов. Тросики подтянули, стабилизаторы проверили, всё смазали. Стал краше прежнего, – заверил главмех Дреса́ер и с весёлым вызовом посмотрел на командора.

Смуглый полуденник магов не особо жаловал, но за много лет сработался с ними, да и открытой враждебности не проявлял.

У Разлома две населяющие Довар расы – полуденники и полуночники – либо ладили, либо уходили сами, либо их настоятельно просили удалиться. Всё же общее дело делали на благо Империи, не до междоусобиц.

Неодарённые полуденники становились незаменимыми в профессиях, которые полуночники-маги выбирали неохотно. Это порождало множество попыток поддеть друг друга и помериться удалью. Маги и обычные люди не упускали случая схлестнуться в споре, кто из них умнее и изобретательнее.

С одной стороны, большинство технических открытий действительно принадлежали неодарённым, а с другой – далеко не все маги считали нужным развивать технологии и больше внимания уделяли разработке заклинаний и ритуалов, а не механизмов. При этом полуночники старались подчеркнуть, что уж если бы они выбрали путь технического развития, то добились бы куда больших успехов, чем полуденники. Ведь, к примеру, маголёт изобрёл маг. Однако люди парировали, что в основу его разработки легло более раннее изобретение спиртового двигателя, и без него маг ничего бы придумать не смог.

В общем, спор не затихал.

Полуденники могли работать днём, когда испепеляющие лучи Солара уничтожали магию и истощали резерв любого одарённого. Однако по ночам, когда в сиянии двух лун пробуждалась магия, от них не было толка. Ночной цветок или зверёк могли запросто убить любого полуденника, поэтому обычно от заката до рассвета они сидели по домам за плотно закрытыми ставнями и дверями, не высовывая на улицу носа.

Но Разлом не имел расписания, и дежурства возле него несли ежечасно, без перерывов. И даже среди пилотов было несколько полуденников, вылетавших днём. Опасное, конечно, дело, ведь каждый лётчик должен в первую очередь уметь напитать свой маголёт энергией, но командор вынужден был признать: из полуденников получались очень осторожные и потрясающе экономные асы. Они умели планировать на холостых оборотах так, как никто из магов, и Кеммер не проявлял ненужного снобизма.

Да, есть части, в которых к бипланам допускали только магов, но у него и главмех полуденник, и половина технической бригады, отчего бы не дать людям полетать?

Запрет подниматься в небо Кеммер считал самым строгим из возможных наказаний, поэтому отстранял своих подчинённых от боевых вылетов только в самых крайних случаях.

– Подготовьте мне свободный крылатик, я вылечу вместе с третьим звеном на патрулирование, – неожиданно для себя решил Кеммер. – Можете подать незаправленный, силы у меня есть.

Главмех понятливо кивнул. Крылатиками бипланы начал называть именно он, и постепенно название прижилось в части, а потом распространилось и за её пределы. Когда молодой командор получил должность, это название стало настолько привычным, что никому и в голову не приходило, что когда-то бипланы звали иначе. Птичками, например. С этим главмех боролся безжалостно, потому что птички только и хороши, что гадить. И вообще – как можно давать маголёту прозвище женского рода? Кощунство какое-то.

Третье звено поднялось в воздух, когда второе доложило о возвращении через артефакты связи.

Стоило Кеммеру оказаться в широком кресле пилота и положить руки на штурвал, как все лишние мысли растворились в восторге от единения с маголётом. Металлические крылья стали его собственными, мощный мотор – покорным продолжением его воли, а энергия потекла по тросикам, стержням и валам сложного механизма, как кровь по жилам. Он вдохнул в биплан жизнь и под мягкий гул мотора поднял его в воздух – навстречу к двум лунам, Гесте и Танате.

Кеммер повёл своё звено к Разлому не кратчайшим путём, а чуть забрал в сторону, чтобы зацепить вид серебрящейся в свете ночных светил Сте́ры, петляющей среди дикого леса вдалеке. По другую сторону блестела идеально ровная стрела железной дороги, пересекающей континент вдоль Разлома.

Полуденники не летали в тёмное время суток, так что он не беспокоился о том, что кому-то из пилотов не хватит энергии на обратный путь.

Три других маголёта следовали за командором неровным клином и практически бесшумно рассекали гладь ночного неба, словно ножницами разрезая чернильно-синий шёлк. Кеммер посмотрел на ярко сияющую голубую Гесту, заметно похудевшую с начала месяца.

Луна убывала, а значит, совсем скоро будет новый прорыв у Разлома.

Однако сегодня тёмно-зелёная чаща под крыльями дышала покоем. Редкие поляны светились ночными цветами, жадно впитывающими сияние луны. Иногда раздавались пронзительные крики – к примеру, триумфальный рёв кнутохвостой баты, поймавшей добычу.