Странно, но он все никак не отключался. Боль парализовала его. Искореженное тело больше не подчинялось, но сознание не возвращалось в родную колыбель. Рон молил о помощи, звал ее, но его окружала гудящая тишина и лязг экстренно поднимающихся механизмов.

Темнота и голос Игоря, вот все, что осталось с ним, когда он, наконец, погрузился в благостное безмолвие.

* * *

Нинэль метался в тесном пространстве, он не узнавал его. Ужас от того, что он не понимает, что происходит, заполнили его без остатка. Он кричал бы, если бы мог, он звал бы на помощь, если бы было чем. Поэтому он метался в поисках выхода.

Боль в этот раз оказалась особенно сильной, яркой, полыхающей, она пронизывала насквозь и сворачивала спиралью все мысли. Выбраться. Найти выход. Прекратить мучения.

В своих метаниях, он наконец почувствовал границы предмета, в котором оказался заперт – узкий канал. Слева, справа, сверху и снизу он ощущал преграду, вперед и позади – свободу. Но если та, что была позади, дышала угрозой, паленым пластиком и болью, то, что впереди манило, казалось уютным, гладким.

И Нинэль бросился вперед, почти сразу почувствовав, что горячая боль отступает, становится проще, легче дышать. Он мчал вперед, пока не заметил небольшую светлую точку. Она казалась финалом его страданий, и Нинэль ускорил свой бег, пока не вывалился в просторной комнате. За окном – нежно-голубая глазурь, под спиной – теплый медицинский пластик, а к нему склонилась темноволосая женщина, заботливо проверяя пульс.

– Как ваше имя? – Привычно спросила она его.

– Нинэль, – привычно ответил он.

Женщина с удивлением замерла. Но мгновение спустя улыбнулась, похлопала по плечу Ноэля – он внезапно ощутил тепло ее руки – и прошептала:

– Все хорошо, Нинэль, добро пожаловать домой.

* * *

– А почему вы его не убрали с проекта? – Возмутился Игорь. – Это четвертый андроид, которого он угробил.

Инесс вздохнула:

– Я же говорила тебе про самообучаемость, помнишь? Цель эксперимента – не создание нового препарата, а выявление продвинутых андроидов, уже перешедших стадию осознания себя как личности. Мы проверяли, сможет ли их сознание найти путь из искусственного тела. Пробовали разные сценарии, но оказалось, что самосохранение оказался самым действенным стимулом.

Игорь стоял ошеломленный: все эти месяцы он занимался тем, что провоцировал сознание андроидов на прорыв.

– И? Что?

Инесс улыбнулась:

– Как видите, все удалось. Рон заперт в теле андроида, Нинэль осваивает его молодое и живое тело. Эта стадия эксперимента оказалась успешной. Вы представляете, какие перспективы открываются перед человечеством?! Вечная жизнь, расселение по планетам с не самыми дружелюбными условиями, решение проблемы перенаселения Земли, нехватки ресурсов…

– Но зачем?! Я не понимаю, – он посмотрел на исковерканное температурой и давлением тело андроида, закрепленное на операционном столе. – Почему именно… так?

Инесс посмотрела на него с примесью сочувствия:

– Благодаря сегодняшнему эксперименту, мы узнали, что прорыв и подлинное замещение случается при единственном сценарии – когда андроид испытывает боль. Сознание, временно вытесненное из искусственного тела, начинает искать выход и, если оно достаточно развито, то находит его. И это будет тот самый путь, по которому пришло сознание оператора.

Игорь посмотрел на андроида:

– То есть для экваринга развитые андроиды не подходят, верно я понимаю?

Инесс кивнула:

– Именно.

– А что делать с ним… Роном?

Инесс вздохнула:

– Понаблюдай за ним… Он ведь знал, на что шел, подписывая документы – профессия тестировщика всегда сопряжена с риском. Когда завершите ремонт тела Нинэля, приступим к следующей фазе эксперимента, будем возвращать Рона назад.

История третья. Плата

Клириканец хмурился и смотрел волком.

– Не нравится твоя идея мне…

Артем усмехнулся: когда товарищ злился, он всегда путал порядок слов, на интерлингве получалась вот такая абракадабра.

– Она не должна тебе нравится, друг Ираль, – землянин посмотрел снизу вверх, уже вкручивая диагностическую капсулу в полотно лианина. – Ты испытатель, риск – твоя профессия.

Клириканец свесился с навигаторского кресла, повел носом и скривился. Тут Артем был с ним солидарен – лианин, в самом деле, вонял отвратно, отдаленно напоминая смесь прокисшего молока с младенческой рвотой. Да и выглядел не симпатично: белесая плесень с длинными ворсинками, которые покачивались от дуновения любого ветерка. Напоминало беззубые рты слепых чудовищ.

Полотно с только что созревшей культурой, в отличие от ожиданий и расчетов, не сворачивалось валиком, а растягивалось под пальцами и рвалось, оставляя на коже ученого неприятную на ощупь слизь. Артем старался не обращать внимание на такое мелочи – разработанный им экспериментальный материал должен был совершить революцию в космосе: нейропроводник нового поколения, который соединит нервную систему человека с любым механизмом в единое целое. Молодой ученый видел перспективы его использования и в медицине, и в навигации, и механике, открывало новые горизонты нейропрограммирования и биоинженерии. Но сперва нужно было пройти апробацию, с чем сейчас и возникли проблемы – лианин не раскладывался. Артем специально сформировал его не в виде волокна, а напитал им ткань. По задумке, ячейки нейропроводника должны прорасти через волокна и образовать довольно плотное и прочное покрытие для навигаторского кресла. Но, как это часто бывает на этой стадии научных изысканий, что-то пошло не так.

– Что я должен сделать, скажи еще раз, – Ираль с сомнением изучал стекающую с ладоней Артема зловонную слизь.

Землянин вернул полотно в контейнер, прикрыл крышкой. Руки вытер ветошью, принюхался – все равно запах не радовал.

– По плану я должен соединить полотно с твоим навигаторским креслом и с центральным искином. Если все пройдет удачно, ты подключишься к управлению катером через мое лианиновое полотно.

– Рискну спросить, что станет неудачей? – клириканец знакомо спотыкался на шипящих, а потому его голос звучал особенно скептически. Но Артем знал – друг пытается помочь. Иначе бы он не ввязывался в эксперимент в качестве навигатора-испытателя. А другого знакомого навигатора в академии космофлота у молодого ученого с Земли не было.

Артем Пауков был сильно моложе своих сокурсников – самый молодой курсант-третьекурсник, закончивший земной ВУЗ экстерном, слишком увлечен наукой и открывшимися с поступлением в академию космофлота возможностями, чтобы отвлекаться на тусовки, розыгрыши и прочие курсантские развлечения. А потому почти с первого дня прослыл недружелюбной букой и стал предметом насмешек.

Все усугубилось, когда, увлеченный своим новым открытием, суперпроводником лианином, Артем буквально жил в выделенной для него лаборатории: наблюдал за несколькими посевами культуры, проводил химическое и радиационное облучение – строго по рассчитанной им схеме, чтобы получить устойчивую и направленную мутацию «живых» клеток. Однажды он пропустил инъекцию катализатора кислот, которые должны были успокоить рост облученного волокна, и уснул у пульта. Наутро разросшийся лианин разбил контейнер, в котором находился, разросся и закрепился на стенах и потолке подобно паутине. А прибывшие в лабораторию сотрудники обнаружили спящего на волокнах Паукова. Ясно, что с тех пор за ним закрепилась кличка «Паук», а друзей осталось всего двое – клириканец Ираль Танакэ с навигаторского факультета и землянин из Питера Василий Крыж, осваивавший программирование. Оба прежде дружили между собой и вступились за Артема, а Крыж даже дал кому-то по шее.

– В случае неудачи… у нас ничего не получится.

Клириканец упрямо не сводил взгляда с Артема, явно не удовлетворившись ответом, клириканцы вообще не любили общие фразы и призрачные обещания.

– То есть мы потеряем управление катером и не вернем его до тех пор, пока твое оборудование не будет отсоединено? – щель его рептилоидного зрачка стала совсем узкой, превратившись в едва заметную нить, а сам Артем почувствовал на плечах касание разума догадливого инопланетянина.

Отпираться смысла не было, Ираль умел видеть ложь, чувствовать ее даже мастерски запрятанные отголоски. Пауков кивнул.

– Сразу, как станет очевидно, что эксперимент провалился, я произведу демонтаж. И все вернем на круги своя…

– Странное выражение, – Ираль откинулся на спинку навигаторского кресла, сверился с навигационной картой.

Это было опасно – остаться без управления, слепыми, неповоротливыми детьми посреди безжизненной пустоты. Космос не прощает такой самонадеянности. Что-то пойдет не так, Ираль был уверен в этом, но сказать об этом вслух – дать повод думать, что он струсил. А Ираль Танакэ Смиринг сеном Адальяр никогда не был трусом. Даже участвуя в столь сомнительных операциях, в которой он оказался сейчас, пообещав другу стать испытателем его нового изобретения.

Признаться, он рассчитывал на что-то другое, соглашаясь, но к чему сейчас об этом вспоминать.

– Значит, делай, что должен, – он повелительно щелкнул пальцами и пробормотал: – У нас примерно сорок минут чистого ка́я, чтобы в нас никто не врезался.

«Каю» на его родном языке означало «небо», не то, что укрывало планету от губительного свечения Регины, материнской звезды, а то, что открывало горизонты, что чернело за пределами колыбели-родной планеты.

– Тебе придется расстаться со своим креслом на какое-то время, – напомнил землянин.

Ираль еще раз взглянул на навигационные карты – рядом, действительно, не было никаких кораблей – монитор был темным, бледно-синий луч пробивал его насквозь, не натыкаясь на опасности, а сообщения диспетчерской подсектора лились из динамика белым шумом. С усилием клириканец поднялся. Резким движением стянул верхнюю часть чехла, оголив контакты, и отошел от навигационного кресла. Замер у демоэкрана, скрестив руки на груди. Землянин снова откинул крышку со зловонной жидкостью – по непроницаемому лицу клириканца скользнула тень брезгливости – сунул в нее руку и достал бледно-серое ворсистое полотно.

– Нужна тебе помощь? – спросил клириканец скорее из вежливости. И еще – из желания поскорее покончить с экспериментом. Опять с беспокойством покосился на навигационную карту: она была темной, пульсирующие огоньки других кораблей оставались на периферии, Ираль отогнал корабль достаточно далеко от транспортных путей. Это успокаивало.

Артем сейчас стоял у навигаторского кресла, на вытянутых руках держал скрученный небольшим рыхлым валиком лианин, с которого назад в контейнер стекали длинные склизкие капли. Он мотнул головой:

– Нет, я сам.

Он уложил полотно на контакты, осторожно развернул его и закрепил на углах. Снова опустился к контейнеру, накрыл его крышкой и активировал интерактивную панель. Монитор креоника ожил, выбросив в центр рабочего стола постоянно меняющийся график подключения устройства. Судя по ровному сигналу, пока все шло штатно. Ираль позволил себе расслабиться, медленно выдохнул.

Артем вводил одну за другой команды. Клириканец наблюдал за его порхающими над клавиатурой пальцами, меняющимся узором графика – тот становился сложнее, разлапистей, а странное на вид вещество прилипшее второй кожей к навигаторскому креслу то тут, то там искрилось синим. Ираль затаил дыхание – он становился единственным свидетелем чуда, нового материала, которое изобрел не представитель его расы, не повернутый на генной инженерии креонидянин, а житель отсталой Земли, чье участие в научной деятельности Единой галактики вообще никак не предполагалось всего пару лет назад. Он приоткрыл рот, готовый поздравить товарища с невероятным прорывом, когда…

– Что-то не так, – пробормотал тот. Хорошее настроение, только что пустившее в сердце клириканца корни, улетучилось.

– Что именно не так?