Когда омлет жарится на сковороде под крышкой, накрываю на стол. Мы успели дойти до взаимоотношений, что завтракаем вместе? Ставлю арахисовую пасту и джем к тостам под пристальным присмотром моего зрителя. Мелодия сменяется более легкой и непринужденной. За все время Адам не произносит ни слова. Пока я занята сервировкой стола, с плиты доносится горелый запах. Ну это самая малость из того, что я могла бы сотворить с кухней! Бабушка никогда не доверяла мне подходить к плите, чтобы я не отвлекалась от учебы. Хотя, признаться честно, она и сама особо ею не пользовалась. Наш девиз гласил: «Купить и в микроволновке разогреть».

Как ошпаренная бегу к сковороде, мой несчастный омлет слегка подгорел. Осмотрев степень беды, прихожу к выводу, что он должен быть съедобным. Запаху и то было больше, он всего лишь подрумянился. Накладываю в посуду, стараясь положить Адаму кусочки посимпатичнее. С гордым видом заслуженного повара, которому удалось не спалить дом, ставлю тарелки на стол, стараясь не смотреть на Адама: страшно представить его реакцию на мой кулинарный «шедевр».

– Это было эпично! Спасибо, – В его голосе слышатся веселые нотки, несмотря на серьезное выражение лица, что окончательно выводит меня из себя, как я ни старалась держаться все это время.

– Да! Я не умею готовить! – Я хотела бы, чтобы мой голос был холоден, как у Адама, но выходит жалкий писк. Голос звучит, как у обиженного подростка. – Приятного аппетита!

Завтрак проходит в молчании, каждый занят своими мыслями. Я ощущаю себя неловко в его присутствии, чего, к великому сожалению, не чувствовала ночью. Злость на себя за проявленную перед ним слабость растет с каждой секундой, аппетит пропадает, и я просто вожу кусочками омлета по тарелке, Адам в отличие от меня с беззаботным видом поглощает еду. Сидя в компании чужого мужчины, я вспоминаю времена, когда мы с Брайаном завтракали. Готовка была на нем, а сервировка – на мне. «Когда поженимся, я научу тебя готовить», – говорил Брайан. Он всегда иронизировал над моими отношениями с кухней и плитой и прекрасно справлялся с этой задачей сам. Как же я соскучилась по его заразительному смеху!

Встаю из-за стола, боясь расплакаться перед сидящим напротив меня Адамом от нахлынувших эмоций, попутно забираю свою посуду и отношу в раковину. Выбрасываю недоеденный завтрак, жалея о потраченных продуктах. Адам поднимается следом и, к моему удивлению, приносит свою тарелку ставя ее в мойку. Этот, казалось бы, обычный жест настолько удивляет меня, что я пялюсь на него без стеснения.

– Я сама бы убрала, не стоило.

– Спасибо за завтрак, Белла, – благодарит он и уверенной походкой выходит из кухни.

Следующий час я трачу на уборку устроенного мною погрома. Приготовила одно блюдо, а столько грязи собралось в раковине! Перемыв посуду вручную, без использования посудомойки, потому что ее тут нет, вытираю насухо и раскладываю по своим местам. То же самое проделываю с пострадавшей сковородкой. Протираю все поверхности, а затем решаю помыть еще и пол. Когда все блестит, я, довольная собой, понимаю, что, если Адам не уедет, впереди еще обед, и ужин… Стараюсь заранее не паниковать, а надеяться на лучшее.

Не зная, чем себя занять, я направляюсь в библиотеку. Обходя стеллажи, рассматриваю книги, решая, что хочу сегодня почитать. Лирическое настроение определяет мой выбор: «Грозовой перевал» Эмили Бронте. Эта книга разбила мое сердце после первого прочтения. Как только раны начинают затягиваться, я вновь беру ее в руки, добивая себя, и так по кругу. Но несмотря ни на что, она моя самая любимая. Так же и в жизни: иногда близкие люди могут делать тебе больно, но ты не станешь любить их от этого меньше. Беру книгу и забираюсь на широкий подоконник. Из окна открывается головокружительный вид на лес.

Листая страницы, с грустью подмечаю, что в моей книге, которая осталась дома, на страничках выделены полюбившиеся диалоги и размышления героев. Встаю и решительно направляюсь к шкафчику, где лежат письменные принадлежности, беру маркер и возвращаюсь на исходную позицию с серьезным намерением выделять свои любимые моменты.

Прочитанные страницы одна за другой становятся цветными от оранжевого маркера в моих руках.

«Он и любить, и ненавидеть будет скрытно и почтет за дерзость, если его самого полюбят или возненавидят».

Выделяя это предложение, понимаю, что при прочтении думала об Адаме, о том, как оно ему подходит: такая же замкнутость, неприступность, жесткое выражение лица и темный взгляд.

«Люби он ее всем своим ничтожным существом, он за восемьдесят лет не дал бы ей столько любви, сколько я за один день».

Здесь я должна думать о Брайане, но из головы никак не хочет выходить мой похититель… Эти строчки словно звучат его твердым голосом в моей голове. Я такая фантазерка! С чего бы ему произносить эти слова?

«Воображай, моя милая, что под его суровой внешностью скрыты доброта и нежность, что он – простой селянин, этакий неотшлифованный алмаз, раковина, таящая жемчуг, – нет, он лютый, безжалостный человек, человек волчьего нрава».

Я словно твержу это себе каждый день…

«Оставшееся после умерших ценно для нас, если они были дороги при жизни».

Родители… Я плохо помню их. Все, что осталось – это видеозаписи на старых кассетах. С возрастом я все реже стала включать их для просмотра, потому что чем взрослее я становилась, тем тяжелее было воспринимать утрату, видеть, какой счастливой семьей мы были до той злосчастной аварии. А после двадцати лет я собрала все кассеты в коробку и убрала в дальний ящик. Слышать волевой голос отца и звонкий смех мамы, такой родной и похожий на мой собственный, стало невмоготу.

В подростковом возрасте я мечтала, что у меня будет такая же крепкая семья. Муж, который будет смотреть на меня с восхищением, как папа на маму. Большой и красивый дом с зеленой лужайкой за ним. Я смотрела записи и не верила, что такое счастье может разрушиться в один миг.

Последние мои детские воспоминания о родителях – это то, как мама все время плачет, а папы долго нет дома. Тогда бабушка забрала меня к себе, а после нам сообщили, что их больше нет.

Несколько слезинок падают на бумагу.

– Блин! – Теперь будет видно, что я плакала над книгой. Вытираю слезы указательными пальцами и начинаю дуть на листочки пытаясь высушить, после чего кладу книгу на место и ухожу из библиотеки подальше, куда глаза глядят.

Спустя время скитаний по дому, единственное, чем я могу знаться себя – это смотреть телевизор в гостиной на первом этаже. Щелкая каналы, останавливаю выбор на фильме «Темный Рыцарь» – одном из моих самых любимых. Несмотря на весь образ доброй девочки-медика, глубоко в душе я обожаю мужские увлечения и фильмы. Возможно, это от нехватки отцовского внимания, а может, наоборот от моей ранней дружбы и взросления рядом с Брайаном. Я успела включить фильм в самом начале, а это значит, что впереди меня ждут несколько часов эстетического наслаждения от созерцания Кристиана Бэйла на экране.

На самом интересном месте, где мелькает Том Харди в роли Бэйна, в гостиную входит Адам, по-прежнему одетый в домашние черные спортивки и такого же цвета футболку. Почему он не уезжает, а сидит дома? Не осталось, что ли, больше дел?

– Хотел пошутить про обед, но ты и так, выглядишь напуганной. – Адам садится на соседний диван. Я сдвигаю раскиданные ноги и принимаю скромную позу, как и подобает даме, хоть и одетой в мужские вещи.

– Вы умеете шутить? – не выдержав, колко подмечаю я.

– Я много чего умею! – Ясно, кое-кто сегодня явно настроен провести время в моем обществе.

– Почему вы не уезжаете? Закончились бандитские дела? —Скептически понимаю бровь, глядя в упор на хозяина дома.

– А ты, как я погляжу, успела освоиться. – Его слова пугают, но то, как по-доброму он их произносит, немного обескураживает. Легкая полуулыбка играет на его губах. Что происходит? – Что там смотришь? – Адам переключает внимание на телевизор.

– «Темного рыцаря».

– Интересный? – Адам закидывает левую руку на спинку дивана, устраиваясь поудобнее.

– Вы не смотрели эту трилогию? – изумленно выпучиваю глаза.

– Нет, – равнодушно отвечает он. – Которая это часть?

– Последняя, но я сама впервые начала смотреть именно с этой части, – Смотрю на него с удивлением. – Я думала, такие люди, как вы, любят подобные фильмы. – Да я еще не встречала человека, который не видел бы легендарные фильмы о Бэтмене!

– Таким людям, как я, Белла, не до просмотров фильмов.

Надувшись, отворачиваюсь от него из-за грубого ответа и переключаю свое внимание на фильм. Катись к черту, грубиян!

Тишину просмотра примерно через час нарушает звук захлопывающейся входной двери. Несмотря на огромные размеры дома, слышимость тут хорошая. В гостиную входит Джон, держащий штук десять бумажных пакетов, за ним следуют двое мужчин в черных костюмах, один из них держит в руках еще большее количество пакетов, а второй – коробки с чем-то очень вкусно пахнущим.

– Доставку заказывали? – радостно спрашивает Джон.

В недоумении перевожу взгляд с него на Адама и обратно. Адам сидит, смотря на Джона, как на клоуна, но того это, кажется, совсем не волнует.

– Отнесите их на второй этаж. – Адам ставит пакеты на пол и обращается к стоящим сзади мужчинам: – А пиццу сюда давай. – Второй молча кивает и подает Джону еду, затем подбирает с пола пакеты и уходит на второй этаж следом за первым охранником.

– Здравствуйте, – вежливо здороваюсь с гостем.

– Привет, красотка! – Джон подмигивает мне, хлопает Адама по плечу, проходит мимо и плюхается рядом со мной на диван. – Че смотрите? «О-о, Темный рыцарь. Возрождение легенды»? Это ж моя любимая часть! —Джон радостно осматривает нас поочередно.

Адам сидит чернее тучи, и, уверена мы оба в этот момент вспоминаем, о сказанных им ранее словах: «Таким людям, как я, Белла, не до просмотров фильмов». Ага, заметно. Победно ухмыляюсь, переводя внимание на телевизор.

– Моя тоже, – искренне отвечаю гостю.

– Не думал, что девчонки любят такие фильмы! А че вы сидите, давайте есть! – Джон встает, подавая целую коробку Адаму, вторую раскрывает и ставит на диван между нами. Я приношу с кухни стаканы и запрещенку в виде пепси. Видела бы сейчас Хильда, что мы вытворяем!

Какое-то время мы едим молча, тишину нарушает только милое чавканье Джона. Но он настолько по-свойски себя сегодня ведет, что меня это совсем не раздражает. В тот момент, когда Бэтмен начинает избивать Бэйна и спрашивать, где детонатор, мы с Джоном невольно переглядываемся и начинаем хохотать, поняв друг друга без слов. Адам смотрит на нас, как на полоумных.

– А че смешного, я не понял? – раздраженно спрашивает он.

– И не поймешь! – хохоча отвечает Джон, от чего я еще больше заливаюсь смехом. Мне безумно нравится, что хозяин дома не понимает причину нашего веселья.

– Попробуй объяснить! – Адам начинает закипать, тем временем мы с Джоном уже катаемся по дивану от смеха.

– Это…это…такой… – Заикаясь, я держусь за живот, пытаясь объяснить суть прикола. – Это мем такой есть: «ГДЕ ДЕТОНАТОР»? – передразниваю яростным голосом.

– И что смешного?! – Голос Адама полон стали, от накаляющейся обстановки я начинаю приходить в себя и постепенно успокаиваюсь, выпрямляясь на диване.

– Просто смешно, и все, это не объяснить, – отвечает Джон, делая то же самое, что и я.

Остаток фильма я давлюсь пиццей, чтобы отвлечься от напряженной обстановки, то и дело ловлю на себе огненный взгляд Адама. Что его так взбесило? Фильм заканчивается, Брюс Уэйн жив и смотрит на Альфреда, сидящего за соседним столиком, и я облегченно выдыхаю.

– Слушаю. – Адам отвечает на телефонный звонок и выходит. Мы с Джоном остаемся одни.

– Да уж, – произносит он нараспев, – классно фильмец посмотрели!

– Что его так взбесило? Наш смех? – не удерживаюсь от вопроса.

– Нет, думаю, дело в другом. – Джон отрицательно качает головой.