Леха даже розу купил. Не обычную, а длинную, высотой в человеческий рост. Подумал, что Диларе понравится. Особенный цветок для особенной девушки. С этой розой он, как дурак, подошел к школе. Но не стал заходить на ее территорию, не желая встретиться со знакомыми пацанами. Придется каждому ведь объяснять, зачем вернулся. А встал у дома напротив ворот, высматривая Дилару.

Его сердце замерло, когда он увидел ее. Девушка была без шапки, и с ее длинными черными волосами играл ветер. Она была одета в женскую школьную форму, поверх которой накинула куртку – даже не застегнула ее, лишь прижимала рукой.

Парню вдруг захотелось подойти к Диларе и сказать, чтобы застегнула куртку и надела шапку. Заболеет ведь. И он даже сделал несколько шагов в сторону школьных ворот. Однако вдруг увидел, что к ним подъезжает машина – черный «паркетник». Из нее выбрался тип среднего роста в очках, который при виде Дилары радостно заулыбался. Он обнял ее, вручил целый букет белых роз и открыл дверь. Девушка обняла его, что-то сказала и села на переднее сиденье. Тип поспешил занять водительское сиденье, и «паркетник» тронулся с места. Лехе оставалось лишь проводить его взглядом. Вот так. Он пришел к Диларе, а у нее уже был кто-то другой.

– Твою мать, – выругался сквозь зубы Леха и со злостью разломал розу. Бросил на землю и ушел, сунув озябшие руки в карманы.

Он ей точно не нужен. Быстро она нашла ему замену, его Диля. Стоп. Уже не его.

Пошел снег.

Глава 7. Я сильнее тебя

Это произошло на следующий день, после уроков.

В школе все было также как вчера – взгляды и молчание. И напряжение, витающее в воздухе. Как сказала Дилара, было так тихо и душно, словно перед грозой.

Гроза прогремела тогда, когда ее никто не ждал.

Мы с Диларой вышли из школы. По дороге она снова рассказывала о неудавшемся свидании с тем самым сыном приятельницы ее мамы.

– Этот Ильдар… Он хороший. Симпатичный, умный, заботливый. Цветы подарил. Мечта, а не парень. Только меня к нему не тянет. Искры нет. Когда он брал меня за руку, хотелось выдернуть ее. Когда попытался поцеловать в щеку на прощание, я отшатнулась. Почему так, Поль? Все время думаю о Леше. И говорю все время о нем. Извини, я тебе надоела, все ною и ною, – выдохнула подруга. Выглядела она поникшей.

Я положила на ее плечи руку.

– Не надоела. Тебе больно, и ты делишься своей болью. Это нормально. Я всегда тебя выслушаю. Для чего еще нужны друзья? Не для того же, чтобы только веселиться вместе.

– А ты почти ничего не говоришь, – нахмурилась Дилара, обнимая меня в ответ. – Тебе ведь тоже больно. Я знаю. Чувствую.

О Диме я действительно по большей части молчала. Не могла говорить. Одно его имя – и я начинала плакать.

– Не могу, – едва вымолвила я. – Может быть, потом…

Мы остановились у перекрестка, где Диларе нужно было поворачивать в одну сторону, а мне – в другую.

– Все будет хорошо, – уверенно сказала я. – У нас обеих. Помнишь о том, что я тебе говорила?

– Помню, – кивнула подруга.

– Будь осторожна. Если что, ты знаешь, что делать.

– Знаю. Мы справимся, Полин!

Мы попрощались и разделились – я пошла к репетитору по обществознанию, а Дилара – к репетитору по биологии. После расставания с Лехой она еще решительнее взялась за учебу. Ей не хотелось быть дурой. Правда, и в мед поступать тоже не хотелось.

Я вышла с занятия спустя полтора часа и почти тут же получила сообщение от Дилары:

«Нам нужно встретиться, прямо сейчас. Кое-что произошло на Точке, ты мне очень нужна».

А следом шел стикер с плачущим зайчиком.

Мое сердце бешено застучало. Я глубоко вдохнула, выдохнула, сделала важный звонок. И, сунув телефон в карман, побежала по дороге. До Точки, той самой заброшенной стройки, было не так уж и далеко, и можно было дойти за пятнадцать минут, но я не хотела медлить. Мне нужно попасть туда как можно быстрее.

Я бежала изо всех сил, и рюкзак бил меня по спине, но я не обращала внимания. Изредка я останавливалась, чтобы отдышаться и начать бег заново. Здание школы уже осталось позади, и мне нужно было пройти несколько дворов, чтобы попасть на заброшенную стройку, которая пряталась за забором от посторонних взглядов.

Я знала, что меня ждет. И кто.

Перед входом меня вдруг остановили – кто-то дернул за плечо, и от неожиданности я вздрогнула. Это был Есин, который то и дело оглядывался.

– Не ходи, – тихо сказал он и нервно облизал губы. – Не ходи туда.

– Почему? – спросила я, не понимая, зачем Есин говорит мне это.

– Они тебя ждут. Малина пипец какая злая. Ты просто так не уйдешь, Туманова.

– Знаю, – улыбнулась я. – Но зачем?

– Что? – нервно переспросил Есин.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Да стремно мне перед тобой, – отвел взгляд одноклассник. – Все, не ходи. Я предупреждал.

Больше ничего не говоря, он ретировался. А я включила диктофон на телефоне, сунула его в карман и пересекла территорию Точки.

Я понимала, что сообщение Дилара написала не просто так. И что она по своей воле не пошла бы в это жутковатое место с многометровыми сваями, торчащими из земли. Ее заставили. Сделали приманкой. Хотели, чтобы я все-таки пришла сюда.

Когда Дима учил меня самообороне, то часто говорил: «Лучшее средство спастись – это убежать. Без шуток. Тебе будет тяжело справиться даже с одним мужиком. А если их несколько – вообще без вариантов. Поэтому, если что, просто беги. Поняла?»

Тогда я смеялась, тая от прикосновений, и говорила, что поняла.

Но сейчас не следовала этому совету. Не бежала. Я больше никогда не буду бегать. Ни от кого. Я больше не та слабая Полина. Я стала другой. И после потери Димы больше не умею бояться. Пусть теперь они боятся меня.

Их было человек двадцать, если не больше. Малина, ее свора – девицы из нашего и параллельных классов, какие-то парни, большая часть которых казалась мне незнакомой. Кто-то громко разговаривал, кто-то ржал, кто-то пил пиво. У кого-то играла колонка с четкими битами рэпа.

Малина сидела на груде кирпичей рядом с каким-то лысым парнем, а Егора Власова нигде не было. Неподалеку стояла Дилара, белая как мел, в окружении подружек Малиновской. Ее губа была разбита до крови, на скуле красовался подтек, а юбка порвалась. Однако Дилара не выглядела испуганной. Напротив, задрала подбородок. Гордая.

Дилара первой увидела меня и не выдержала – в ее глазах заблестели слезы. Я улыбнулась ей, словно говоря, что все хорошо. И сжала кулаки.

– О-о-о, кто пришел! – заметила меня Малиновская и лениво встала. – Сама крыса! Народ, поприветствуйте крысу!

Все вокруг тотчас замолчали и повернулись ко мне. Кто-то заулыбался, кто-то, напортив, посерьезнел, рассматривая меня.

– А она так ниче, – заметил какой-то неприятного вида парень, разглядывая меня как картинку из журнала для взрослых. С тем же самым интересом, будто прикидывая, какая я без одежды.

– Эй, может, с нами повеселишься, малая? – подхватил его друг с сигаретой в руках. – Я тебя не обижу, если послушной будешь!

Урод!

Его дружки грохнули. Какие-то девицы заржали, словно гиены. Они и были гиенами. Стая гиен, которая ждала, когда тигр порвет жертву – тогда можно будет наброситься на нее и растерзать на куски.

Только настоящие гиены делали это для того, чтобы утолить голод. А они – чтобы не стать следующей жертвой.

– Так че, как я тебе? – не отставал парень с сигаретой. – Хочешь стать моей подружкой, а? Я могу быть нежным!

– Пошел ты, – показала я ему средний палец.

Он скривился, а его друзья грохнули снова.

– А ты смелая, крыса. Посмотрим, как долго смелой будешь! – выкрикнул он и хотел было подойти ко мне, но Малина остановила его.

– Дай мне сначала с ней поговорить. Потом ты, ок?

– Ну ок, – сплюнул парень.

– Что ты хотела? – спросила я громко, не сводя с одноклассницы злого взгляда. Кажется, я даже почти не мигала – смотрела на нее в упор, чувствуя, как колотится сердце. Не из-за страха, а из-за ярости, что жила во мне.

– Подружка-то тебя слила, – сказала Малина, с любопытством глядя на меня. – Это я сказала ей написать. Мы ее поймали, притащили сюда. И решили, что и ты, крыса, должна прийти. И знаешь, твоя подружка сразу согласилась. Даже не спорила. Испугалась, что мы ей личико попортим.

– И не только личико! – выкрикнул еще какой-то парень.

Он отпустил вульгарную шутку, и гнев сменило отвращение. Как такие, как этот подонок, спокойно живут на свете? Я перевела взгляд на Дилару, и она сглотнула. Я снова улыбнулась ей. Все хорошо. Я с ними справлюсь. Мы справимся.

– Так что, крыса, не обидно? – продолжала Малиновская.

Она чувствовала себя уверенно. И эта уверенность порождала безнаказанность. Лика не первый раз самоутверждалась за счет других людей, при это зная, что мать-завуч прикроет ее. Власть вскружила ей голову. Но зря. Ей не стоило связываться со мной.

– Ты слышала мой вопрос? – холодно спросила я, взяв себя в руки. – Я спросила, что тебе нужно?

– А сама как думаешь? – Малина склонила голову набок.

– Без понятия. Отпусти Дилару. И мы уйдем.

Она расхохоталась.

– Ты реально такая тупорылая? Или прикидываешься? Мне нужно тебя наказать, Туманова. За то, как ты себя вела. Думала, можешь унижать меня, прикрываясь Барсом? Только Барса больше нет. Кто тебя теперь защитит? Кто?

Малиновская совсем потеряла берега и приблизилась ко мне так, будто хотела обнять. Она явно копировала кого-то из парней – они часто так делали на разборках.

– Кто? – повторила Малина издевательским тоном. – Ты теперь одна, крыса.

– Сама себя защищу, – усмехнулась я, продолжая смотреть ей в глаза.

Ярость полыхала во мне, словно костер. Уверена, в моем взгляде отражались искры. Страха не было – я чувствовала себя натянутой стрелой, которая вот-вот сорвется и вонзится в цель.

Моей целью была Малина.

– Серьезно? – прищурилась она. – Крыса, ты реально настолько поехавшая? Камон, как ты себя защитишь? Ты никто. Слабая тварь. Жила спокойно только из-за Барса.

– А Барс подох, – выдал кто-то из толпы. И я поняла – Малина собрала его врагов. Тех, которые ненавидели его. Но боялись. Ведь он был сильнее – а в их мире решала сила.

– Еще раз – что ты хочешь? – спросила я, проглотив слова про Диму. Они пожалеют. Они все пожалеют.

– Короче, либо ты встаешь на колени и умоляешь меня простить тебя. Либо тебе и твоей подружке будет очень плохо.

– Мы постараемся, крыса! – радостно выкрикнула одна из ее подружек с камерой наготове. Она снимала то, как меня били в прошлый раз. Но тогда Дима велел ей избавиться от телефона, и Малина сделала это лично – так боялась его.

– Проси так, чтобы я подобрела. Умоляй. Лижи мою обувь.

– А если не стану? – спросила я, пытаясь потянуть время.

– Кто знает, что будет тогда? – пожала она плечами. – Может быть, парни повеселятся с твоей подружкой. Или с тобой.

Услышав это, Дилара всхлипнула.

– Прикинь, какие видосы получатся? – подхватила другая подружка Малины. – А может, мы тебя просто побьем. Не знаю, все зависит от того, как ты будешь умолять.

– У тебя ведь мама завуч в нашей школе. Не боишься ее подставить своим поведением? – спросила я Лику.

– Мать всегда меня прикроет, крысятина. Не волнуйся.

Я глянула на наручные часы.

– Кого ждешь? – усмехнулась Малина. – Барса? А, извини, забыла, что он умер.

Снова смех – громкий, злорадный. И снова ярость – она билась в висках, будто пульс.

– Ну же, давай, умоляй, уродка! – закричала подружка с камерой. Эти слова стали командой – свора Малиновской набросилась на меня. Кто-то схватил меня за волосы, кто-то стал бить по спине и бедрам. Слыша крик Дилары, которую держал какой-то придурок, я закрыла голову от ударов.

– Перестаньте! Не трогайте ее! Не смейте!

Боль. Удар. Еще удар. Еще. Вкус крови на губах.

Пожалуйста, пожалуйста. Они должны успеть.