Дом Энгельгардта (1831, Жако)
Невский пр., 30 / Грибоедова наб. к., 16

«В пятницу маскарад у Энгельгардта. Императрица пожелала поехать туда инкогнито и при соблюдении строжайшей секретности, выбрав меня сопровождать ее. <…> Когда мы смешались с толпой, стало еще хуже. Ее толкали локтями, неуважительно пихали, как всякую другую маску. Все это было в новинку Императрице и очень смешило ее… Меня потешало крайнее замешательство пристава Кокошкина. Бедняга очень скоро узнал Императрицу и трепетал при мысли, что с ней может что-нибудь случиться… Наконец, в три часа утра, я вернула ее во Дворец, целую и невредимую…»^[12]

Сюда, в дом на углу Невского проспекта и канала Грибоедова, в дом, где сейчас располагается вход в вестибюль станции метро «Невский проспект», светская дама Долли Фикельмон привела на маскарад Императрицу Александру Федоровну, супругу Николая I. Обеим было в то время около 30 лет, обе все еще обожали веселиться и танцевать до утра.

А в доме Энгельгарта знали, что такое веселье! В 1830-х это был центр музыкальной жизни Петербурга, знаменитый своими музыкальными вечерами и балами-маскарадами.

Невский проспект, 30 / Наб. канала Грибоедова, 16

Хозяйкой дома была дочь купца-миллионера Ольга Кусовникова, вышедшая замуж за полковника Василия Энгельгардта, 45-летнего богача и мецената, получившего состояние не только с приданым жены, но и из наследства собственного дяди, которым был ни много ни мало сам светлейший князь Григорий Потемкин, знал весь Петербург. Василий был остер на язык, весел, щедр и расточителен, что притягивало в его дом на Невском проспекте все тогдашнее светское общество. В карты с азартным Василием приезжал сюда играть и старый его друг, поэт Александр Пушкин, давным-давно, еще во времена участия обоих в обществе дворянской молодежи «Зеленая лампа» посвятивший Энгельгардту строки:

<…>
Утешь и ты полу-больного!
Он жаждет видеться с тобой,
С тобой, счастливый беззаконник,
Ленивый Пинда гражданин,

Свободы, Вакха верный сын,
Венеры набожный поклонник
И наслаждений властелин!^[13]
<…>

Литераторы, среди которых бывали, помимо Пушкина, Жуковский и Вяземский, охотно посещали вечера Энгельгардта. Именно в этом доме в 1837 году 18-летний Иван Тургенев смог лицезреть своего «полубога» Пушкина: «Пушкина мне удалось видеть всего еще один раз – за несколько дней до его смерти, на утреннем концерте в зале Энгельгардт. Он стоял у двери, опираясь на косяк, и, скрестив руки на широкой груди, с недовольным видом посматривал кругом. <…> Он на меня бросил беглый взор; бесцеремонное внимание, с которым я уставился на него, произвело, должно быть, на него впечатление неприятное: он словно с досадой повел плечом – вообще он казался не в духе – и отошел в сторону. Несколько дней спустя я видел его лежавшим в гробу…»^[14]

Главным магнитом, привлекавшим публику к Энгельгардтам, были их знаменитые на весь город маскарады. Во времена, когда танцы на балах были строго регламентированы, гости соблюдали правила этикета, а общение ограничивалось только одобряемыми внутри своего класса собеседниками, публичные маскарады в доме на Невском представлялись глотком свежего воздуха и способом безнаказанно нарушить правила света. Билет на маскарад мог купить любой желающий – это смешение классов освежало и без того свободную атмосферу анонимной распущенности. В костюмах и масках, по залам этого дома бродили неузнанными графини и куртизанки, генералы и повесы, артисты и члены императорской семьи.

Молодая графиня Дарья (Долли) Фикельмон, одна из ключевых фигур в светской жизни Петербурга 1830-х годов, не раз приходила на бал, чтобы сопровождать Императрицу, «поинтриговать» или разыграть своего мужа, австрийского дипломата.

13 февраля 1830 г.: «С Maman, Катрин и Аннет Толстой отправились маскированными к Энгельгардту в маскарад. Едва я начала с успехом интриговать, как, к моему огорчению, сидевшая в ложе Императрица пожелала меня видеть. Бросились искать меня по всей зале. Император первым опознал меня и под руку повел через залу к Императрице. Заинтриговать кого-нибудь после этого уже было невозможно. Маскарады теперь в большой моде оттого, что Император и Великий князь посещают их, посему и светские дамы решаются ездить туда в масках»^[15].

15 февраля 1830 г.: «Снова поехала в маске к Энгельгардту, и на сей раз я чудесно развлекалась. Флиртовала с Императором и Великим Князем, оставаясь неузнанной. Фикельмон тоже снизошел до флирта со мной, не подозревая, что любезничает со своей женой»^[16].

Михаил Лермонтов, учившийся в Школе гвардейских подпрапорщиков вместе с сыном Энгельгардта Василием и бывавший здесь, написал свою пьесу «Маскарад», вдохновившись одним из таких балов, где он смог анонимно, скрываемый маской, познакомиться с петербургским обществом тех лет. Сюжет драмы разворачивается в этих самых стенах.

«Арбенин

<…>

Рассеяться б и вам и мне не худо.

Ведь нынче праздники и, верно, маскерад

У Энгельгардта…

Князь

Да.

Арбенин

Поедемте?

Князь

Я рад.

Арбенин

(в сторону)

В толпе я отдохну»^[17].

Красивый и пылкий гвардеец князь Звездич, приехав к Энгельгардту с угрюмым, разбогатевшим на карточной игре дворянином Евгением Арбениным, флиртует со страстной маской и получает от нее в подарок сувенир – символ их амурного приключения – найденный на полу, кем-то потерянный золотой браслет, которым хвастается перед Арбениным. Дома ревнивый игрок, нервно ожидающий свою, как всегда поздно возвращающуюся с танцев молодую жену Нину, замечает, что тот злополучный браслет принадлежал ей (на ее руке остался такой же, парный). Драма заканчивается смертью от рук своего мужа ни в чем не повинной Нины и сумасшествием Арбенина – трагедией, предсказанной главному герою таинственным незнакомцем в этих самых стенах в ночь маскарада.

Цензура, однако, не пропустила первую версию поэмы, возмутившись тем, что Лермонтов осмелился критиковать маскарады Энгельгардта, столь любимые высшим обществом. К тому же ходили слухи, что сам Император замешан в непристойных скандалах, происходивших под покровом анонимности в гостиничных номерах, оборудованных на последнем этаже этого дома для гостей Энгельгардта. Что именно вдохновило на создание «Маскарада» 20-летнего поэта – слухи ли, личные наблюдения? Кто знает, может, одной из масок, пронесшихся в танце мимо задумчиво бродящего по залам этого дома Лермонтова, была хохотушка Долли. А может, и сама Императрица.

Через сто лет, 21 ноября 1941 года, во время блокады Ленинграда, в 18:45, дом будет частично разрушен прямым попаданием авиабомбы. 37 человек будут убиты, 83 – ранены. Восстанавливать здание будут помогать местные жители, собирая остатки уцелевшей лепнины. В 1960-е стены дома ждет еще одно испытание – масштабное строительство станции метро «Невский проспект», вестибюль которого расположился прямо в доме Энгельгардта. Интерьеры здания, хранящие воспоминания о маскарадах прошлого, были утеряны навсегда, однако фасад восстановлен в том же виде, каким он был в XIX веке, но в другом цвете (тогда здание было желтым). Музыкальная жизнь в этих стенах продолжается до сих пор – вот уже 170 лет публику в знаменитых стенах собирает Малый зал Санкт-Петербургской Филармонии.

Список источников

1. Выскочков Л. В. Будни и праздники императорского двора // Питер, 2012.

2. Вяземский П. А. Полное собрание сочинений князя П. А. Вяземскаго // С-Петербург, Типография М. М. Стасюлевича, 1878.

3. Иванов И. И. Лермонтов, Михаил Юрьевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: в 86 т. (82 т. и 4 доп.). – СПб., 1890–1907.

4. Кириков Б. М., Кирикова Л. А., Петрова О. В. Невский проспект. – Москва – Санкт-Петербург, ЦЕНТРПОЛИГРАФ, МиМ-Дельта, 2004.

5. Лермонтов М. Ю. Маскарад. Текст произведения. Источник: М. Ю. Лермонтов. Сочинения в 2 т. Т. 2. М.: Правда, 1990.

6. Панорама Невского проспекта. Литографии по акварелям Садовникова В. С. – Cанкт-Петербург, ООО «Книга», 2003.

7. По сигналу воздушной тревоги. Сборник. Составитель О. М. Смирнова, Лениздат, 1974.

8. Фикельмон Д. Дневник 1829–1837. Весь пушкинский Петербург / Публикация и комментарии С. Мрочковской-Балашовой. – М.: Минувшее, 2009.

Особняк Генриха Гильзе ван дер Пальса (1902, Иогансен)
Английский пр., 8–10

Английский проспект, 8–10

«Мне „дирекция“ (Г. Гейзе, ван дер Пальс) отказала в единицах тысяч, а она же дала несколько десятков тысяч Дягилеву два раза в Париж. Впрочем, Дягилев был хитрее меня: он им устроил „чашку чаю“ у великого князя Владимира Александровича»^[18].

Так с обидой дирижер Александр Зилоти писал о своих меценатах в лице ван дер Пальса, директора первого Российского страхового общества и российско-американской резиновой мануфактуры «Треугольник» (в советское время именовавшейся «Красный треугольник»), когда ему не удалось убедить предпринимателя спонсировать его заграничные гастроли. А более предприимчивый и умевший взаимовыгодно дружить с нужными людьми художественный и театральный деятель Сергей Дягилев попытался «умаслить» серьезного голландца, сыграв на желании богатого человека, который может позволить себе любую материальную вещь, получить что-то нематериальное – неформальное общение с членом императорской семьи.

Голландец этот, Генрих (Хендрик) ван Гильзе ван дер Пальс, жил здесь, в этом роскошном особняке, который он велел построить в кратчайшие сроки (работы велись безостановочно и были полностью завершены менее чем за 2 года) в сверхмодном тогда стиле модерн, но и о родной стране не забыть – дворовые флигели, коровник и конюшни, скрытые от глаз прохожих, должны были напоминать хозяину о пряничных северо-европейских деревушках. Для этого архитектор спроектировал их, вдохновляясь стилем фахверковых построек, а фасад, выходящий в сад, был украшен башней.

В трехэтажном особняке было предусмотрено много вошедших тогда в моду специализированных комнат, таких как несгораемая кладовая, спортивный зал, фотолаборатория: «В нижнем полуэтаже, имеющем пол на уровне тротуара, расположены: вестибюль, гардеробные, швейцарская, домовая контора, винный погреб, приборы отопления и запасные помещения для хозяйства. В бельэтаже приемные комнаты: зал, гостиная, кабинет, библиотека, биллиардная, цветник, большая и малая столовая, буфетная, кухня с судомойной и пр.; кроме того, несгораемое помещение для хранения столового серебра, лакейская и уборные. В верхнем этаже жилые комнаты: спальни, детские, уборные, шкафная, запасные для частей, гимнастическая, и совершенно изолированное помещение для больных, состоящее из двух комнат, передней и ванной. Помещения для прислуги находятся в 4-м этаже надворной части дома, где также помещаются гладильня, каток и мастерская для детей, с темной фотографической комнатой»^[19].

Жил здесь 46-летний Генрих Генрихович ван дер Пальс вместе с женой Люси Юрьевной (Лючией), на 10 лет младше его, и 6 детьми. А особняк строил брат Лючии, архитектор Вильям Иогансен. Всего через два года брату пришлось построить для сестры еще одно сооружение – усыпальницу на Новодевичьем кладбище…