Невеста (страница 8)
Он уже вписался. Он всегда вписывается в совершенно любую компанию.
Господи боже, как тяжело.
«Раньше было легче», – бубню себе под нос. Раньше я справлялась намного лучше.
Наша свадьба была одним из самый классных дней в моей жизни. Из бандитской подстилки, родившей непонятно от кого, я превратилась в ту, кого выбрали. Я получила статус и покой. Мы с Ростиком шокировали всех и были счастливы.
Конечно, я иду.
То, что со мной творится, – временно.
Трудный период.
– Иду.
За столом Ростислав рассказывает о своем новом проекте. Давид охотно поддерживает разговор, делится секретами строительства домов в этом отеле. Они немного спорят о правилах и требованиях, обсуждают различия в постройках на юге и севере.
А я под ровный гул в ушах разглядываю мимику, жесты. Вслушиваюсь в интонации.
Возможно, предприняла бы какой-то шаг или даже в лоб спросила у Северянина о том, что волнует, но мы ни на секунду не остаемся наедине. Все время кто-то рядом. Венера постоянно обнимает его. Да и не представляю, как попросить Ростислава отойти в сторону. Это все было бы неуместно, я опасаюсь показаться странной.
К счастью, через час звонит Надя и сообщает, что мальчики расплакались. Быстро попрощавшись, оставляю Ростика веселиться в спа и спешу к детям.
Под моим крылом Ромка и Ярослав засыпают практически мгновенно, я же еще долго лежу без сна. Надя спит в соседней комнате, слышно ее ровное, глубокое дыхание.
У самой провалиться в сон получается лишь после того, как даю себе обещание – спросить о семье Давида напрямую. Почему нет? Пусть сочтет меня сумасшедшей, хуже уже не будет.
Утром дети просыпаются с первыми лучами солнца: сбитый из-за дороги режим дает о себе знать.
Едва разлепив глаза и проведя утренние процедуры, я шарю по шкафчикам и холодильнику в поисках подходящей воды, но нахожу лишь газировку и пару бутылок вина.
Идеальный набор для матери младенцев. С грустью взглянув на бутылку, ставлю ее обратно в шкаф.
Отличное начало дня.
Я глубоко вздыхаю, беру сыновей за руки и отправляюсь в семейный ресторан, где должны быть смеси и детский уголок.
Но ресторан оказывается закрытым.
С горем пополам мы добираемся до ресепшена, и я сразу подхожу к стойке.
– Здравствуйте. Мне нужно приготовить смесь, а у нас в номере осталась только газированная вода и вино. Ресторан закрыт.
– Да, ресторан работает с восьми. Вы можете использовать воду из-под крана, – говорит администратор. – У нас в отеле чистая вода.
– Я не буду использовать воду из-под крана. В любом случае ее нужно сначала вскипятить, а потом как-то остудить, на это уйдет уйма времени. Дети голодные.
– Хм. Одну минуту. – Девушка берет трубку и кому-то звонит, рассказывает о проблеме. – Ресторан сейчас откроют. И вам в номер принесут бутилированную детскую воду.
– Спасибо.
Я обреченно опускаю голову, представляя обратный путь от ресепшена до ресторана. Нужно было прихватить коляску.
– Вам помочь? – спрашивает девушка. – Давайте я кого-нибудь позову.
– Все в порядке, я сейчас позвоню няне. Если смогу до нее дозвониться, конечно.
Рабочий день Нади начинается в десять, и обычно ни минутой раньше. Спать хочется адски. Если закрою глаза, то вырублюсь прямо здесь.
Мы с мальчиками отправляемся в бесконечное путешествие до соседнего здания. Когда до цели остается буквально метров десять, дверь ресторана открывается и навстречу нам выходит Давид.
С бутылками воды в руках. И обеспокоенным выражением лица.
Вот блин.
Совместный завтрак начинает входить в привычку.
Глава 12
– Привет, – выпаливаю я, позабыв о субординации.
– Привет, – отвечает Давид.
Я пытаюсь скрыть волну дрожи, глаза впечатываю в землю, потом на него резко поднимаю. Задерживаю дыхание. Смятение такое сильное, словно мы на свидании. Словно передо мной – Адам.
Боже.
Сколько смущения.
Давид как будто мешкает. Потом говорит:
– Сейчас.
Он поспешно возвращается в ресторан, чтобы через пару секунд появиться с пустыми руками. Подходит ближе.
– Давай я помогу.
Давай…
– Спросонья забыла, что здесь большие расстояния, и не взяла коляску.
Литвинов запросто подхватывает Ромку на руки. Так, словно происходящее – ежедневный ритуал, и у меня кружится голова. Он выпрямляется, смотрит на моего мальчика. Улыбается.
Такая улыбка на губах мужчины могла бы стать подарком матери его ребенка.
Крупные мурашки по коже.
Я делаю то же самое с Яриком: подхватываю на руки. Прижимаю малыша к себе. Нос щиплет, пока мы делаем эти несколько шагов вчетвером. Как бы это могло быть, будь Адам жив. Как бы это было. На рай похоже. Настоящий рай на земле.
В ресторане я включаюсь. Быстро бормочу кучу всякой ерунды детям: Рома, естественно, не в восторге, что сидит на руках у постороннего дяди, и нужно его успокоить. Сын выгибается, хнычет.
Все чужое, человек чужой – страшно.
Мне тоже чуточку.
Ярику кажется, что у брата жизнь интереснее, и он не то чтобы хочет к Давиду на руки, протестует больше для порядка. Но протестует. И Литвинов, усадив Ромку на коврик в детской комнате, забирает у меня Ярослава.
Ромка, оказывается, зверски испинал толстовку Давиду. Внезапно заметив это, всплескиваю руками:
– Извините. Я постираю. Мы шумные и маркие. И нас всегда много!
Северянин весело хохочет, обдавая теплом и облегчением.
– Это одежда для рыбалки, оставлять ее чистой и не планировалось.
Точно. Они же на рыбалку собирались – вот почему он так рано проснулся.
Давид усаживает Ярика у стенда, я как раз заканчиваю раздевать Романа и принимаюсь за комбинезон его брата. В перерыве торопливо расстегиваю и скидываю свою куртку.
– Фух! Как бы легко ни оделся, с детьми всегда жарко, – бормочу я с улыбкой.
– Это вы меня извините, что вам не положили воду. Я слышал про вашу жалобу.
– Положили, но мало. Нам нужно много воды. Все в порядке, надо было позвонить. Я почему-то подумала, что ресторан открыт круглосуточно.
– Вам его откроют в любое время, это не проблема.
– Ух ты, спасибо.
Я присаживаюсь на корточки рядом с Северянином, выдыхаю. Сыновья наконец раздеты, разуты, занимаются новыми игрушками.
Мы оба молча смотрим на близнецов. Мне кажется, что это самые красивые мальчики на свете. А зачем Литвинов пялится, я понятия не имею.
Напряжение продолжает шкалить, и в какой-то момент я просто отказываюсь составлять логические цепочки. Сколько можно жить голым разумом? На секунду, всего на один крошечный отрезок времени, разрешаю счастью согреть сердце. И улыбаюсь.
В груди горит. Там так сильно колотится. Я перестаю искать объяснение поступкам Северянина и просто проживаю эти мгновения.
Он как будто собирается подняться, и я хватаю за рукав. Тут же понимаю, что Давид доставал мобильник. Мои действия максимально неуместны.
– Извините. Я хотела с вами поговорить. Можете уделить мне минуту?
Быстро что-то написав, он убирает телефон обратно в карман.
– О чем?
Простой вопрос заставляет чувствовать себя неадекватной, и я мешкаю.
– Роман Ростиславович и Ярослав Ростиславович… – тянет Давид, заполняя паузу. – Довольно интересный выбор имен. Дайте угадаю: вы любите букву «Р»?
Я опускаюсь на колени, чтобы помочь мальчикам дотянуться до машинок.
– Нет, они Владиславовичи. Ростислав не их отец. У мальчиков моя фамилия и мое же отчество. Ростик предлагал свою фамилию и имя, когда мы женились, но я пока отложила этот вопрос. Расписаться – это одно, а вот с усыновлением все же спешить не стоит.
– То есть они Филатовы? И Владиславовичи.
Усмехаюсь.
– Да. Их биологический отец сейчас снова перевернулся в гробу. Он презирал моего отца, а теперь его дети носят фамилию деда. Но знаете, когда твоего парня находят в море с пулей в голове и без рук, не очень-то спешишь афишировать беременность.
Я жадно вглядываясь в профиль Северянина. Давид даже не моргает, лишь слегка улыбается.
– Какая занимательная история. Не думали написать мемуары?
– Может быть, позже. Забавно: у вас в глазах как будто нет осуждения. В глазах их отца тоже никогда не было осуждения, что бы я ни делала. – Машинально играю с Ромой и Яриком. – Когда человек живет сложную жизнь, он понимает, что у других все тоже непросто. Очень непросто. Поэтому смею предположить, что вы тоже могли бы рассказать о себе парочку душещипательных историй.
Северянин улыбается шире. Вот сейчас, вблизи, видно, что аккуратная борода как будто неравномерная в том месте, где у Адама был шрам. Хотя… нет, с другой стороны так же.
– Вполне. Под стакан виски только если. Себе. И бутылку тому, кто согласится послушать.
Сердце так бьется, что больно. Литвинов спрашивает:
– Что случилось с отцом ваших сыновей?
– Он погиб, когда я была беременна. Он их даже не видел, к сожалению.
Мы смотрим, как близнецы разбирают коробку игрушек.
– Мои соболезнования.
– Спасибо. Я долго не могла это принять, все ждала, ждала. Но потом до меня дошло: он бы нас не бросил. Если бы был жив, он нашел бы способ вернуться откуда угодно. Разве что из ада не смог бы. «Оттуда нет выхода» – так говорит один мой друг. Поэтому я смирилась и стала отца своих мальчиков жалеть.
Давид усаживается на пол, и я делаю то же самое. Силы как-то резко покидают. Пора бы готовить детям завтрак, но они заняты, и я даю себе минуту. Одну минуту. Я закрываю глаза и пытаюсь представить, что это мы с Адамом в какой-то параллельной реальности. Нас разбудили голодные сыновья, и всей семьей мы пришли сюда в поисках еды. Впереди у нас этот день, и следующий, и еще… И я могу уткнуться Адаму в шею, вдохнуть его запах. Могу расслабиться, зная, что именно он мой муж.
– Вы думаете, он в аду? Почему не в раю? – говорит Северянин.
– Из рая он бы вернулся за мной, я же сказала, – улыбаюсь, отдавая себе отчет, что вполне тяну на сумасшедшую. – А у вас есть дети?