Не жди меня долго (страница 7)
Захлопнув створку, она вернулась к столу, на котором лежали немногочисленные документы, подшитые в новую папку. Анна пролистала несколько страниц – медленно, почти машинально. Перечитала знакомые фразы, надеясь, что в третий или в четвертый раз заметит в них что-то, чего не заметила раньше. Но все оставалось прежним. Тот же протокол, те же аккуратные формулировки, за которыми стояла смерть человека.
Анна вздохнула, закрыла папку и провела рукой по лицу. Потом снова встала и направилась к двери.
Коридор, тянувшийся к лифту, был абсолютно пуст. По лакированным дверям скользили быстрые тени, снизу доносился тихий гул отеля. Пережив прошедшую ночь, он медленно приходил в себя, возвращался к привычной жизни.
Вестибюль сегодня выглядел по-другому: был чистым и ярким, как будто кто-то отмыл его до блеска, в попытках скрыть следы недавних событий. Атмосфера осталась прежней – тяжелой и настороженной. Люди, сидевшие в креслах, говорили вполголоса, кто-то уткнулся в телефон, кто-то ждал кофе. Все были заняты, и никто не улыбался.
Стерхова прошла мимо полок с программами и брошюрами фестиваля. Остановилась у стойки ресепшна. Девушка в форме выпрямилась и подняла на нее глаза:
– Чем могу помочь?
– Мне нужен телефон портье, который дежурил позапрошлой ночью. – сказала Анна.
– Вы из следственной группы? Простите, мне не сказали, кому можно дать его телефон, а кому нельзя.
– Мне можно. – Стерхова показала удостоверение.
– Сейчас найду. Минуту.
Пальчики девушки забегали по клавиатуре компьютера.
– Вот, – она протянула лист с записанным номером. – Михаил Полянский. Работает по графику – сутки через двое. Выйдет на смену завтра.
Анна взяла листок и, не отходя от стойки, набрала на мобильнике записанный номер. Один гудок. Второй. Третий.
– Не берет. Придется дождаться завтра. – Проговорила она и спросила: – Кошелев ничего для меня не оставлял?
– Нет, ничего.
– Где он?
– Только что вышел. Предупредил, что повез Эльвиру Шабтаевну в поликлинику.
– Кто такая Эльвира Шабтаевна? – уточнила Анна.
– Вы не знаете? – портье указала на входную дверь. – Мать Виктора Петровича.
Сквозь дверное стекло было видно, как Кошелев, держа над головами раскрытый зонтик, помогает забраться в такси крупной, ухоженной женщине. На вид ей было за шестьдесят. Она была хорошо одета и держалась уверенно.
Стерхова собралась уйти, когда услышала за спиной женский голос:
– Анна… простите… можно вас на минуту?
Она обернулась и увидела Румико Хирано. Та стояла в нескольких шагах, сжимая на груди ремешок своей сумки. Лицо напряженное, губы побелели, глаза широко распахнуты – в них читалось беспокойство и страх. На ней был тот же скромный кардиган, который теперь висел чуть свободнее, словно Румико вдруг уменьшилась в размерах.
– Я уже знаю… – прошептала журналистка и скорбно покачала головой. – Слух об убийстве Воронина разлетелся по всему отелю. Как все случилось?
– Пока ведется расследование. – Ответила Анна.
– Должна вам сказать, что тем вечером я встречалась с Ворониным.
– Где? – быстро спросила Стерхова.
– В его номере. И, возможно, была последней, кто видел его живым.
Выдержав паузу, Анна сделала шаг и взяла Румико за руку.
– Идемте со мной.
– Куда? – удивилась та.
– В оперативный штаб. Там будет удобнее.
Румико послушно кивнула, и они направились к лифту.
Войдя в штаб, Анна включила настольную лампу. Желтый круг осветил столешницу и бумаги.
Румико замерла на пороге комнаты.
– Присаживайтесь. – Стерхова сделала жест рукой.
– Спасибо. – Голос журналистки прозвучал чуть глуше обычного. Переступив порог, она поняла, что пришла не просто поговорить, а давать показания.
Анна достала из папки стандартный бланк и положила перед собой. После этого прозвучал щелчок включенного диктофона.
– Не возражаете против аудиозаписи?
– Нет… Конечно же, нет. – Румико поддернула рукава и сложила руки в замок.
– Тогда, пожалуй, приступим. Фамилия, имя, отчество. Полностью.
– Хирано Румико. Отчества нет.
Получив необходимую информацию, Стерхова заполнила шапку протокола. Потом подняла глаза и дружеским тоном, противоречащим форме вопроса, спросила:
– Теперь расскажите, когда и при каких обстоятельствах вы видели Воронина в последний раз.
– Позавчера вечером. Я сама позвонила ему около девяти часов. И он сказал: «Приходите, но у меня мало времени».
– Так и сказал?
– Дословно.
– Не объяснил почему?
– Простите…
– Почему у него было мало времени. – Пояснила Анна.
– Нет, не сказал. – ответила Румико.
– Когда вы позвонили, он быстро ответил?
– Поднял трубку через пару секунд.
Стерхова кивнула, отчасти это совпадало с ее предположением: у Воронина тем вечером было несколько встреч.
– Вы поднялись к нему одна?
– Разумеется.
– Кого-нибудь встретили в лифте, на этаже или возле двери Воронина?
Немного помолчав, Румико обескураженно улыбнулась:
– Я не помню… Простите.
– Рассказывайте, что было дальше, – спросила Анна, выводя в протоколе беглые строчки.
– Дверь Воронина была приоткрыта, но я все равно постучала. Он крикнул из комнаты: «Войдите».
– Как он выглядел, когда вы его увидели?
– Так же, как в баре за пару часов до этого. Вы сами там были.
– И все же…
– Уставшим. И… я бы сказала: готовым к разговору. Он был вежливым. Не слишком доброжелательным – нет. Но, по меньшей мере корректным. Я успела задать почти все вопросы.
– Что-нибудь необычное заметили в его поведении?
– Нет. Но…
– Что? – вскинула голову Анна.
– Воронин часто смотрел на дверь. Как будто кого-то ждал. Знаете, как бывает: человек с вами говорит, а сам косит глазом в сторону.
– Дверь номера осталась открытой?
– Я не помню. Скорее всего – да.
Стерхова продолжала записывать, делая паузы и стараясь ничего не упустить.
– Во сколько закончилось интервью?
– Наверное, без пяти минут десять.
– Вы смотрели на часы?
– Нет. Но после десяти я уже была… в своем номере.
Почувствовав заминку в ее ответе, Анна изучающе вгляделась в лицо журналистки.
– В чем дело?
– Ни в чем. – Уверенно ответила та. – В начале десятого я уже ложилась в свою постель.
– Хотелось бы знать, как закончился ваш разговор с Ворониным. Кажется, вы сказали, что задали почти все вопросы. А почему не все? Что помешало?
– Ему позвонили.
Стерхова напряглась.
– Кто?
– Не знаю.
– И он взял трубку?
– Конечно.
– Во время разговора вы оставались в номере?
– Да, но рассказать мне особо нечего. Он сказал по телефону только одно слово: «Приходите».
– И это все?
– Ну, да.
– Воронин волновался? Или, может, был недоволен, рассержен, испуган?
– Ничего из этого я не заметила. – Ответила Румико. – Потом он посмотрел на меня, сказал, что интервью окончено, и проводил до двери.
– Вернемся к вашему разговору с Ворониным. Вы говорили о фильме?
– Да мы только о нем и говорили. Если хотите, я могу предоставить аудиозапись.
– Это – потом. – Анна машинально постучала ручкой по столу. – Спрошу вас конкретнее: Воронин рассказывал, что перед фестивалем вырезал из фильма фрагмент?
– Нет, не рассказывал. Да я и не спрашивала. Из важного, Воронин сказал, что скоро сделает второй фильм про «Океаниду», и он будет сенсацией.
– После этого вы ушли?
– Да, как я уже говорила, Воронин проводил меня до двери.
– Дверь оставил открытой? Не запер?
– Возможно. Ведь он кого-то ждал.
– Когда покинули номер – кого-нибудь видели в коридоре? У лифта или на лестнице?
Румико прикрыла глаза, как будто вспоминая. Но и на этот раз чуда не случилась.
– Простите… Не запомнила. Я спустилась по лестнице, потому что лифт был занят.
– Что потом?
– Как я уже говорила, отправилась в свой номер и через несколько минут уже лежала в постели.
– Кто-нибудь может это подтвердить? – спросила Стерхова.
Румико неуверенно подняла глаза и посмотрела на Анну. На ее щеках появился румянец, едва заметный на смуглой коже.
– Мне нужно представить алиби?
– Как и всем остальным, кто причастен к этому делу.
– Подозреваете меня?
– Обычная процедура. – В ожидании ответа, Анна откинулась на спинку. – Итак?.. Кто может подтвердить, что в указанное время вы были в своем номере?
На мгновение журналистка отвела глаза, будто ища спасения в узкой полоске света под шторами. Потом снова посмотрела на Стерхову. Ее голос сделался глуше, как будто она говорила сквозь плотную ткань:
– Я… – короткая пауза – …на самом деле, я пошла не к себе. – Она глубоко вздохнула, обхватив себя руками, как будто в комнате стало холодно, и договорила: – Я была у Стаса Вельяминова. В его номере.
Стерхова ничего не ответила, только записала.
Румико торопливо добавила, словно умоляя:
– Если нужно, он подтвердит.
– Ночь провели у него? – спросила Анна.
– Да. Мы… – журналистка замолчала. – Мы с ним любовники. Об этом никто не знает. Точнее, не должен знать. Стас женат.
Стерхова чуть заметно кивнула.
– Хорошо, я поговорю с Вельяминовым. А сейчас задам несколько вопросов, которые могут показаться вам странными.
– Конечно, задавайте.
– В номере Воронина подходили к окну? Опирались на подоконник?
– Нет. Я все время сидела на стуле.
– Там был его ноутбук?
– Я не заметила. Был чемодан. Вообще, у меня сложилось впечатление, что он не спешил располагаться.
– Когда входили и выходили в номер Воронина, на полу в прихожей видели песок?
– Не было там песка. – Твердо сказала Румико. – Это я точно помню.
Записав в протокол несколько строчек, Стерхова развернула его и положила на стол ручку.
– Пишите: с моих слов записано верно, мною прочитано. Рядом с галочкой поставьте свою подпись. – Потом выключила диктофон и улыбнулась: – Вы свободны.
Румико поднялась и, задержавшись у стола, тихо проговорила:
– Я рассказала чистую правду.
– Это важно, – заметила Стерхова, и как только дверь за журналисткой закрылась, раскрыла блокнот и записала: