– Нет, я все решила. Еду. Дорога займет часа три.

– Хорошо. Как пожелаешь, дитя мое.

– До встречи через три часа. Не терпится увидеть этот медальон.

– Понимаю. До скорой встречи, Амалия, то есть Нэнси.

– До встречи, отец.

Нэнси повесила трубку. Ей было грустно и в то же время волнительно от мысли обрести медальон – единственное звено, которое соединяло ее с семьей.

Не мешкая, она отправилась в путь. Каждый километр на одометре приближал ее к биологической матери. Правда ли она была так красива, как говорил отец Филипп? Похожа ли на нее Нэнси? Женщина улыбнулась в предвкушении.

И вот спустя пару часов она уже стояла у монастыря и звонила в дверь, как маленькая девочка, которая ждет угощения на Хэллоуин. Наконец-то она увидит фотографию своих родителей!

Дверь открыл отец Филипп.

– И снова здравствуйте, Нэнси.

– Здравствуйте, отец.

Нэнси хотелось броситься ему на шею и поцеловать, но кодекс приличий не позволил ей этого сделать. Вместо этого она неуклюже протянула ему руку. Отец Филипп принял ее, прекрасно понимая всю странность и неловкость ситуации.

– Что ж, пойдем в мою келью. Ты проделала долгий путь, не буду тебя томить.

Она послушно последовала за отцом Филиппом по лабиринту строгих коридоров и лестниц. Единственное слово, которое приходило на ум в этом месте, – «гробница». Разумеется, она не произнесла его вслух, но отец Филипп словно читал ее мысли:

– Аскетично, не так ли? Как будто меня хотят похоронить раньше времени. Несколько месяцев назад меня перевели сюда из-за болезни. Подумать только, десять лет назад я сделал бы все, чтобы вырваться отсюда. Жизнь куда богаче нашего воображения… Пути Господни в самом деле неисповедимы.

– Но я благодарю Бога за то, что он послал вас сюда, иначе я никогда бы вас не нашла.

– Это правда. Мои молитвы были услышаны.

– А?

– О, вот мы и пришли, – воскликнул отец Филипп, как бы меняя тему.

Оказавшись перед кельей отца Филиппа, Нэнси на миг застыла, любуясь дверью – массивной, деревянной, украшенной изящной резьбой. Вокруг царство аскезы, а тут такая красота. Нэнси распахнула дверь и на миг решила, что попала в обитель чародея Мерлина: на полках выстроились десятки старинных книг и бутылочек с зельями. В углу стояла небольшая, аккуратно убранная кровать, а рядом с ней – маленькая деревянная тумбочка.

– Отец, вы достойный наследник волшебника Мерлина! – не удержалась Нэнси от шутки. – У вас тут как в мастерской фокусника!

Отец Филипп, улыбнувшись, ответил:

– Мне частенько это говорят. Я питаю определенную слабость к старинным книгам и Средневековью.

Он подошел к прикроватной тумбочке, открыл ее и достал деревянную шкатулку. Внутри лежал маленький золотой медальон. Отец Филипп осторожно взял его и поместил в раскрытые ладони Нэнси.

– Ну вот он и вернулся к своей владелице. Уверен, твоя мама сейчас улыбается.

Нэнси молча сомкнула руки. Закрыв глаза, она прижала медальон к сердцу, а затем снова открыла их, чтобы поцеловать отца Филиппа и поблагодарить его за бесценный подарок. Немного погодя она открыла медальон. Фотографии внутри оказались маленькими и выцветшими, но лица на них все же можно было различить. Ее настоящие родители!

– Мама очень красивая… А отец, кажется, добрый.

– Они очень любили тебя.

– Как звали мою мать?

– Анжелика Монсури. Имени отца не припомню. Прости.

– Нам с приемной матерью предстоит откровенный и очень неприятный разговор. Она лгала мне, и я хочу выяснить почему. Не понимаю, зачем она скрывает правду.

– Прости ее. Наверняка на то есть причины. Она тебя вырастила и воспитала. Думаю, она тебя очень любит.

– А зачем лгать? Ну ничего, я выясню. За словом в карман не полезу.

– Не сомневаюсь. Ты боец – характером вся в мать.

Нэнси искренне улыбнулась.

– Отец, скажите, могу ли я узнать об удочерении?

– Тебе следует обратиться в полицию Барбадоса. У них должно быть больше информации в деле о твоей пропаже.

– А вы не помните имя следователя, который вел это дело? Возможно, он уже давно уволился из полиции, но в любом случае стоит попробовать.

– Бог мой, как давно это было.

– А где похоронена моя мать?

– На Барбадосе, на кладбище Уэстбери в Бриджтауне. Передай ей привет, когда будешь навещать ее.

– Конечно, отец. Обязательно передам. Как вы догадались, что я еду на Барбадос?

– Это же очевидно. Знаешь, жизнь – странная штука. Порой она выходит на такой неожиданный вираж – сердце замирает. Будь осторожна в своих желаниях: они могут исполниться.

– Простите?

– Да это я так. Не обращай внимания на бредни больного старика. Может, чашечку чая или кофе?

– Нет, спасибо, отец. Мне предстоит долгий путь, так что я, пожалуй, поеду. Кажется, я так долго пробыла в доме Божьем, что теперь безбожно опаздываю, – снова пошутила Нэнси.

– Что ж, счастливого пути, мадам Амалия-Нэнси Монсури.

– Амалия Монсури. Мне нравится это имя. Еще раз спасибо за помощь. Я вам обязана. Спасибо.

– Всегда рад помочь, Амалия.

«Это меньшее, что я могу сделать, чтобы загладить свою вину», – с горечью подумал отец Филипп.

Пришло время для серьезного разговора с матерью. Пройдя от оазиса счастья до пустыни отчаяния, Нэнси очнулась. С каждым шагом к машине она чувствовала закипающий гнев. Он разрастался, становился черным, жестким, лютым. Гнев окутал ее смертельной пеленой. В Нэнси не осталось ничего, кроме гнева: не было ни страха, ни сомнений, ни боли – только разрушительная ярость. К схватке всей своей жизни она была готова на все сто.

Женщина села за руль и рванула в путь. Несколько часов дороги пролетели как миг. Вдали уже виднелись изгибы Эйфелевой башни – казалось, железная красотка подмигивает Нэнси, как бы возвращая ее к реальности. Реальности? Да, но к какой? Ее жизнь рухнула как карточный домик. Остались только ложь и предательства: мужа, матери, а теперь и дочери. Похоже, даже жизнь ее бросила, напоследок подсунув Нэнси чертов рак.

Припарковавшись возле дома Мари-Анны, женщина глубоко вдохнула, набираясь смелости и сил. Она крепко вцепилась в руль, будто пытаясь удержать свою реальность, которая от нее ускользала. На языке – горечь обмана и предательства. Жизнь – иллюзия. Теперь придется выпустить когти и сражаться за свое существование. В конце концов, на кону действительно стоит ее жизнь. Стиснув зубы, Нэнси вышла из машины. К ней вернулись силы. Воительница вернулась.

Она трижды позвонила в дверь и принялась ждать. На часах было уже почти одиннадцать вечера, но не все ли равно? Она не будет ждать до завтра. Через минуту на пороге появилась Мари-Анна.

– Нэнси, ты что? Посмотри, который час! Это не может подождать до утра?

– Нет, мне нужно поговорить с тобой. Это очень важно. Я кое-что разузнала. Ты мне врала, и я хочу, чтобы ты сказала зачем.

Мари-Анна нехотя пропустила ее внутрь. Пройдя в гостиную, она попыталась образумить дочь:

– Нэнси, я не понимаю, о чем ты говоришь. Не знаю, что тебе там наговорили, но это все вранье. Я не лгала тебе. Успокойся, не шуми… Не кричи на меня – я все еще твоя мать.

– Ну вот, опять вранье. Мою мать зовут Анжелика Монсури.

Мари-Анна, сбитая с толку таким ответом, чуть слышно пробубнила:

– Но ведь это я твоя мама. Я воспитала тебя. Кто назвал тебе это имя?

– А что? Знакомое, да?

– Эээ… Нет, я просто хочу узнать, кто тебя надоумил. Это какая-то ошибка.

– Единственная ошибка – это то, что я верила тебе все эти годы.

– Успокойся. Нечего так нервничать. От этого никому не лучше.

– Да, не то что от твоего вранья.

Они сели друг напротив друга. Мари-Анна обеспокоенно смотрела на дочь. Нэнси казалась совсем другой. Мари-Анна больше ее не узнавала. Лицо очерствело, а вулкан гнева, готовый взорваться в любой момент, прибавил дочери десяток лет.

– Сегодня я ездила в Мулен, встретилась со священником, который знал мою мать. Он дал мне этот медальон.

Нэнси достала золотой медальон и показала его матери. Мари-Анна встала и подошла ближе, чтобы получше его разглядеть.

– Очень красивый. Неужели он принадлежал твоей биологической матери?

– Да, это ее. А как ты узнала?

– Ну, если его дал священник, разве это не логично? Иначе зачем бы он это сделал?

Нэнси открыла его и показала фотографии внутри.

– Это мои родители.

При виде фотографий Мари-Анна покраснела. Заметив это, Нэнси добавила:

– Уверена, что никогда раньше не видела эту женщину? Кажется, она тебе знакома.

– Нет, я никогда ее не видела. Я ведь уже говорила.

– А где ты меня удочерила?

– Я же сказала: в приюте «Маленькие сестры милосердия».

– То есть ты сама пошла туда и подписала бумаги об удочерении?

– Да, почти. Ты была самая красивая девочка, которую я когда-либо видела. Я сразу поняла, что ты моя, что нам суждено быть вместе.

– Кто дал тебе подписать бумаги? С кем ты разговаривала?

– Боже, да как я вспомню-то. Это было так давно…

– Мама, мне кажется, меня похитили или что-то в этом роде. Отец Филипп сказал, что я исчезла вместе с отцом. Мать годами искала меня и в конце концов умерла от горя.

– Господи! Нет, этого не может быть. Ты уверена? Я ничего не знала…

– Я пропала, когда мне было года три. В каком возрасте ты меня удочерила?

– Говорю же: точно не знаю. Так ты просто пропала? Не было законного удочерения?

– Похоже, меня никто не бросал. Не знаю точно, что произошло и как я исчезла. Неизвестно, был ли это несчастный случай или похищение.

– Какой кошмар! Боже правый, клянусь, я не знала. Да и откуда я могла…

– Но как в приюте узнали, что ты хочешь взять ребенка? Они же не трезвонили в дверь, как продавцы ковров: «Добрый день! Ребеночка не желаете?».

– Это все моя подруга. Она им рассказала. Как ее звали? … Кажется, Мелани Джордан. Мелани убедила их, что я буду хорошей матерью. В этом она не ошиблась.

– У тебя не осталось ее номера?

– Нет, тридцать лет назад я уехала с Барбадоса и больше о ней не слышала. Даже не знаю, жива ли она…

– Очень жаль.

– Прости, с тех пор утекло много воды. Это было так давно.

– А ты не сохранила мою одежду или какие-нибудь украшения?

– Нет, на тебе не было украшений, а одежда была такой изношенной, что я сразу же выкинула ее и купила тебе новую.

– Меня разлучили с моей мамой. Неужели я не плакала, не кричала, не звала ее?

– Нет, ты была очень спокойным ребенком. Редко плакала. Правда, неразговорчивая была. Не то что сейчас.

Пропустив шутку матери мимо ушей, Нэнси продолжила:

– Значит, ничего не показалось тебе странным?

– Нет, иногда ты была грустной и немногословной, но я думала, что это нормально. Ты не сразу ко мне привыкла, но это естественно. Тогда я решила, что это пройдет: нужно только немного времени и много заботы.

– Не верю. Неужели я не хотела к маме?

– Да, кажется, поначалу ты несколько раз звала маму, но я подумала, что речь о сестрах из приюта – возможно, ты приняла за маму одну из сестер, которые за тобой присматривали. Через несколько недель ты успокоилась и привыкла ко мне.

– Подумай хорошенько – может, вспомнишь еще что-нибудь? Любая деталь, любая мелочь.

– Постараюсь вспомнить…

Мари-Анна потерла виски, пытаясь вытащить из глубин памяти факты, которые она изо всех сил старалась забыть, чтобы исполнить свою мечту – стать матерью.

– Нет, прости.

– Ладно. Вспомнишь что-нибудь еще – звони.

– Конечно, милая, – оживленно ответила Мари-Анна, довольная тем, что ей удалось пережить разговор, походивший скорее на променад по раскаленным углям.

– Что ж, продолжу поиски дома. Я поеду.