Убийство на скалистом утесе (страница 7)

Страница 7

– Скажите, а какие у вас были отношения с учителем Хенном? – поинтересовался дядюшка.

Эрис рассмеялся.

– Хотите знать, не злила ли его моя манера общения? В восторге он, конечно, не был, но что делать – всем не угодишь! Наши старички и старушечки – народ с характером, сложненький контингентик. К каждому свой подходик еще поди найди. Но это к нашим девочкам-сиделочкам, а у целителя другая задача.

– Вы уверены, что учитель Хенн покончил с собой?

– Уверенным быть можно только в самом себе, да и то не всегда, – пожал плечами Эрис. – Так что нет, я не уверен. На мой взгляд, это скорее прискорбненький инцидентик. Весьма прискорбненький.

– То есть вам не показалось, что учитель Хенн был чрезмерно подавлен? – не отставал от целителя господин Арли.

– Ну, дорогой мой, любезненький, как же можно вот так ставить вопросик? – приподнял брови Эрис. – Что у нас может стать мерильцем подавленности? Почему мы должны принимать во вниманьице мои впечатления? Если оставаться профессиональненьким, то я могу рассказать только о здоровьице Хенна. Если интересно, то вот его температурочка, давленьице, результатики анализов. Зачитываю…

На «профессиональненьким» Скай не выдержал и поежился. Молодой волшебник никак не мог избавиться от ощущения, что приторный целитель не только прекрасно понимает, насколько сильно его «инцидентики» и «вопросики» раздражают окружающих, но и совершенно искренне наслаждается этим. Интересно, господин Эрис ведет себя так, чтобы никому и в голову не приходило лишний раз обращаться к нему за «советиком», или потому, что нашел для себя приемлемый способ скидывать напряжение, неизбежное при работе с пациентами, которые никогда не уходят из Приюта выздоровевшими?

В дверь кабинета постучали, прерывая приторно-подробный отчет целителя, и из коридора донесся робкий девичий голос.

– Простите, господин Эрис, вас просят подойти в лазарет. Очень-очень просят!

– Прошу прощеньица, – встал целитель. – Как видите, дела-делишки не ждут.

Встретившая их в коридоре Белла предупредила, что через полсвечки можно будет поесть, но если кто голоден, кухня открыта и днем и ночью. Есть после осмотра тела никто не хотел, так что женщина проводила их к домику и откланялась.

Едва вся компания вошла в дом, как господин Арли спросил:

– Теперь-то ни у кого не осталось сомнений?

– Если вы с Питом уверены, что господин Хенн выставил Защиту, то у меня сомнений нет, – отозвался Скай, усаживаясь в мягкое кресло с высокой спинкой.

– А он не мог передумать в последний момент? – осторожно предположил Ник.

– Если он был в таком отчаянии, что решился прыгнуть, то никак не мог, – вздохнул господин Арли. – Но это на учителя не похоже. А вот до последнего бороться за жизнь, пытаясь смягчить падение чарами, – вполне.

– Предлагаю пока попереваривать информацию, – подал голос Пит. – А завтра решим, что делать.

* * *

Ник впервые в жизни видел столько пожилых людей сразу. И никак не мог перестать вглядываться в исчерченные морщинами лица. Был ли дедушка Рейник похож на кого-то из этих старцев? Или, может, он вовсе не был стар? Самому Нику точно нет еще двадцати, а значит, его дедушке могло быть около шестидесяти. А могло быть и гораздо больше. Но совсем старый человек, наверное, не стал бы бродить по всей стране в поисках трав и заказов… А что, если он только так мог прокормить себя и внука?

И снова, как Ник ни старался, ни одного ответа он не находил. Сколько лет было дедушке? Каким он был? Что с ним стало?

В одном Ник был почему-то уверен: тут, в Приюте, дедушке бы не понравилось.

Глава 4

Погребальный обряд проводили на той самой площадке, с которой рухнул старый Хенн. Тело, обернутое в бело-золотую ткань, покоилось на сооруженном чарами невысоком каменном постаменте. Чаще всего умерших волшебников предавали огню: так живые издревле могли быть уверены, что покойный товарищ не восстанет из мертвых, не станет прибежищем нежити и не окажется жертвой негодяев, практикующих запрещенное волшебство. Времена изменились, а традиции, как водится, нет, так что ученики почтенного Хенна собрались вокруг постамента, с приличествующей случаю печалью глядя на бренные останки учителя.

Скай, одетый в темный костюм, взятый специально для прощальной церемонии, стоял рядом с дядюшкой. Ник и Пит на площадку не пошли.

На похоронах до сего дня Скай ни разу не был. Во всяком случае, в сознательном возрасте. Дядюшка, по счастью, жив и здоров, все знакомые преподаватели и студенты из Академии – тоже. Вроде как у Ская где-то были дедушки и бабушки, но он никогда их не видел. Что, в общем-то, не было удивительно: среди волшебников не было принято цепляться за семейные связи – с родителями общались почти все, а вот с дядями, тетями, кузенами и старшим поколением – почти никто.

На церемонию собрались все тридцать шесть прибывших в Приют учеников Хенна, с десяток постояльцев и шесть или семь сотрудников. Все были одинаково торжественно печальны и тихи. Дующий с моря ветер развевал темные шарфы и края мантий, путался в длинных волосах и тяжелых подолах черных платьев.

Дядюшка Арли подошел к самому постаменту и произнес короткую речь. Его слушали внимательно и молча. Кое-кто подносил к глазам платки, но не было ни бурных рыданий, ни надрывного плача. Что ж, бо́льшая часть присутствующих полагала, что учитель Хенн прожил долгую интересную жизнь и благополучно завершил ее, пусть и чуть раньше положенного срока.

Дядюшка вернулся, а его место занял хмурый Лэмм.

Прилюдно попрощаться вышли десять волшебников, но никто не стал затягивать прощание, так что и свечки не прошло, как над постаментом взметнулось магическое пламя. Столб огня, как и положено, взмыл метров на пять в высоту, потом опустился и, тихо потрескивая, окутал тело.

Скаю вдруг вспомнилось, что он уже стоял вот так рядом с дядюшкой. Только тогда костров было два, а дядюшка был почему-то намного выше, чем сейчас.

Надо же, а он ведь был уверен, что помнит родителей только на портретах в дядюшкином особняке. Хотя можно ли это непрошеное воспоминание, от которого подозрительно щиплет глаза, считать настоящим? Считается ли оно вообще?

Скай знал, что родители погибли, когда ему было три, и что дядя взял его на воспитание, забрав в столицу. Молодой волшебник смутно помнил няню, читавшую ему сказки на ночь: не столько даже ее саму, сколько негромкий голос и легкий запах яблочных пирогов. Кажется, она не смогла поехать в Аэррию вслед за воспитанником. И, кажется, он очень обиделся на совсем чужого тогда дядю Арли, разлучившего его с заботливой доброй нянюшкой, заменявшей вечно отсутствовавших маму и папу. А вот от родителей в памяти Ская не осталось ничего, кроме двух погребальных костров.

Дядюшка, по-прежнему глядя в огонь, поднял руку и положил ее племяннику на плечо. Скай вздохнул, постаравшись сделать это как можно тише, и молча кивнул. Скорее всего, дядюшка этого не видит, но, наверное, догадывается, что Скай признателен ему за поддержку.

Высокий столб плотного черного дыма почти не дрожал под порывами свежего морского ветра. Величественная колонна незыблемо и неотвратимо поднималась к высокому чистому небу.

…Те колонны, что прятались в детских воспоминаниях, были уже и вроде бы светлее. Но точно так же невозвратно уходили в небо, прощаясь.

После церемонии, включавшей в себя не только сжигание тела, но и поминальный обед, парусник «Ай-ту» отправился обратно в столицу, увозя бо́льшую часть временных гостей Приюта.

Перед отплытием в дверь сдвоенного номера, который занимали Скай с помощником и дядюшка, постучали.

Ник открыл дверь, и в комнату широким шагом вошел Лэмм.

Дядюшка встал ему навстречу.

– Ты таки с нами не плывешь, Арли?

– Да, мы с племянником пока побудем здесь.

Лэмм покосился на Ская и кивнул.

– Мне, знаешь ли, смерть учителя тоже кажется подозрительной, – заявил дядюшкин приятель. – Не так, как тебе, но все же. Однако, сам понимаешь, остаться я никак не могу. Через неделю контрольное взвешивание, и так боюсь не успеть! Ох уж эти помощнички! Ничего им поручить нельзя.

– Так найми других, – хмыкнул дядюшка, нимало не впечатленный страданиями Лэмма.

– «Других»! – фыркнул тот. – Я этих-то еле-еле выучил и к делу приставил. Но, кажется, я отвлекся. В общем, мне нужно ехать, но мысленно я с тобой! К концу месяца освобожусь – если будешь тут, заеду. Вдруг все же попаду на дегустацию на королевских виноградниках!

– Если тебя вина интересуют, то какая разница, буду я тут или нет? – хмыкнул Арли.

– Не начинай! Знаешь же, что я имею в виду: совмещать приятное с полезным – милое дело, а ради развлечений из столицы выбираться – никогда. Ну все, мне пора.

Друзья обнялись на прощание, и Лэмм, ворча под нос, удалился. После него проститься заходили еще четыре волшебника и две волшебницы, но подозрениями, если они и были, больше не делился никто.

Когда дверь закрылась за последней визитершей, спохватившейся, что до отплытия осталось совсем чуть-чуть, главный библиотекарь королевства объявил, что пора провести совещание и наметить план дальнейших действий.

– Итак, в несчастный случай, думаю, уже никто не верит, – господин Арли обвел взглядом немногочисленную, но внимательную аудиторию. – И высота ограждения, и характер повреждений на теле учителя Хенна исключают такую возможность. Второй вариант – самоубийство – тоже не подходит. Причины в целом косвенны: характер покойного, предположительно выставленный щит, отсутствие прощальной записки и желание переговорить с учеником, но в совокупности дают достаточно пищи для размышлений и выводов. Остается только один вариант – убийство. Обсудим возможные мотивы.

– Страсть тут явно не подходит. Семьи и, соответственно, наследников у господина Хенна нет, – начал Ник. – Значит, остаются месть и тайны.

– А как же деньги? – спросил Пит. – На них и прочую собственность не только семья может рассчитывать.

Господин Арли покачал головой:

– Бо́льшую часть имущества учитель оставил Гильдии, меньшая отходит Приюту после его смерти. Так здесь заведено, так что убивать учителя из корыстных соображений бессмысленно.

Он обвел взглядом слушателей и продолжил:

– Вернемся к прочим мотивам. Мстить учителю Хенну некому и не за что. Он не испортил никому карьеру, никогда не присваивал чужие открытия, не вмешивался в гильдейскую политику. Всегда поддерживал учеников. Не враждовал ни с кем ни в Академии, ни в Гильдии вообще.

– Но вполне мог узнать чью-то тайну, – резюмировал Скай. – Осталось выяснить, чью именно.

– Кого-то из целителей или кого-то из постояльцев Приюта, – предположил Ник.

– Или кого-то из сиделок и прочей обслуги, – вставил Пит.

– Вряд ли сиделка или повар решатся убить волшебника, пусть и пожилого, – нахмурился травник.

– Еще как решатся! – фыркнул Пит. – Тайны, достойные того, чтобы за них убивали, знаешь ли, заводятся не только у великих волшебников или королевских советников.

– Тайны-то, может, и заводятся, а вот возможности убить волшебника вряд ли появляются, – все еще сомневался Ник.

– Увы, человека убить легко, даже волшебника. Особенно если он не ожидает подвоха, – развел руками Пит.

Дядюшка кивнул:

– Да, можно напасть со спины и скинуть с обрыва. Или ударить по голове, а потом скинуть с обрыва. Или отвлечь, подвести к ограждению и толкнуть… На теле учителя сейчас столько чар и замаскированных в прозекторской ран, что уже не разобраться, что именно и как произошло.

– Вряд ли тайна приехала с господином Хенном из столицы, – высказался Скай. – Тогда он не стал бы так долго ждать, а сразу поделился бы с тем, кому доверяет. А он ведь провел здесь не один год.

– Чуть больше трех лет, – уточнил дядюшка.

– Именно, – кивнул Скай. – Значит, скорее всего, губительная тайна открылась ему уже в Приюте.