Если именно это и был тот самый директор школы, который должен был решать мою судьбу на протяжении следующего года, то я вляпалась сильнее, чем думала.

Глава 2
Тинсли

Поднявшись на ноги и пригладив брюки, я подошла чуть ближе к матери. Мне хотелось схватить ее и умолять не оставлять меня с этим священником. Но почему-то я понимала, что мне не стоит показывать ему ни страх, ни свою слабость.

Он внимательно смотрел на мои трясущиеся руки. И, судя по приподнятым уголкам его губ, ему это нравилось. Ему нравилась моя растерянность. Боже, я надеялась, что ошиблась. Может, его холодное приветствие было просто пугающей тактикой, которая заставляла новичков слушаться.

– Кэролайн Константин, – елейным голосом произнесла мама, протянув ему наманикюренную руку. – Вы говорили с моим ассистентом и согласились обучать мою дочь.

– Я в курсе. – Он сжал ее пальцы.

Сжав его руку еще сильнее, она улыбнулась. Никакой реакции – в итоге рукопожатие продлилось дольше положенных двух секунд.

Целибат или нет, но ни один мужчина не мог устоять перед моей матерью. Она была воплощением красоты. Золотые волосы, сияющая кожа – ее могли бы спутать с моей старшей сестрой, и она это знала. Ее величайшим оружием была уверенность в себе. Тем, кто попадал в ее сети, мог помочь лишь сам Господь Бог.

Она медленно отняла руку, но продолжала смотреть ему в глаза.

– У вас есть определенная репутация, отец Фальк.

– Магнус.

– Отец Магнус. – Сохраняя приветливое выражение лица, она слегка наклонила голову. – Я выбрала вашу школу для свой младшей дочери потому, что здесь перевоспитывают проблемных девочек и превращают их в респектабельных молодых леди.

– Стоп. Что? – У меня внутри все сжалось. – Это же школа-интернат, а не исправительная школа. – Звук собственного голоса гремел у меня в ушах. – Я правильно поняла?

Но мама продолжила говорить так, словно меня не слышала.

– Насколько я поняла, вы лично будете учить Тинсли и призывать ее к дисциплине.

– Да. – От его бесстрастного тона по спине побежали мурашки.

– Вы серьезно? – У меня отвисла челюсть. – Я не проблемная, я точно знаю, что меня не нужно перевоспитывать. Это что вообще такое? Чего вы мне не договариваете?

Она кинула на меня раздраженный взгляд.

– Отец Магнус разработал специальную программу для таких девочек, как ты.

– Для таких, как я? То есть для тех дочерей, которых родители используют как пешки в своих бизнес-играх?

– Я не собираюсь это обсуждать.

– Ну конечно, ты имеешь в виду девочек, матери которых слишком заняты своими важными делами, чтобы заниматься такой ерундой, как родительство. – Во мне закипела злоба. – Ты монстр.

– Если бы я была монстром, то просто сидела бы и смотрела, как ты губишь свою жизнь.

– И ты решила загубить ее за меня. – Я с отвращением отвернулась от нее и вперила взгляд в отца Магнуса. – И какого же соглашения вы достигли на мой счет?

– Большинство учеников приезжает в школу в самом начале обучения. – Его густой, глубокий и удивительно успокаивающий голос окутал меня, и в моем животе все сжалось. – Но ты уже взрослая, так что это совсем другая ситуация. Завтра я проведу ряд тестов. И, когда пойму уровень твоих знаний, то составлю твое расписание. Некоторые уроки ты будешь посещать со своими ровесниками. А те предметы, в которых ты разбираешься плохо…

– Я хорошо во всем разбираюсь. У меня отличная успеваемость.

– Учебная программа в академии «Сион» несравненно труднее, чем в частных школах. Я буду работать с тобой лично, чтобы ты нагнала программу, и я сам буду заниматься твоим религиозным воспитанием. А также исправлю твое поведение.

– С моим поведением все в порядке.

Он опустил руку вдоль тела, и я заметила едва уловимое движение: он начал скрести большим пальцем по указательному. Одному Богу известно, что это значило. Может, он пытался подавить желание меня придушить.

Он думал, что я грубая? Разеваю рот не к месту? Что я шлюшка? Гордячка? Что ему вообще обо мне сказали? И что из сказанного было правдой?

– Что вы имеете в виду под «исправлением моего поведения»? – Я распрямилась, пытаясь выглядеть такой же невозмутимой, как он сам.

– Многое.

Туманно. А это всегда не к добру.

Голливуд любит делать священников католических школ бессердечными тиранами. Но наверняка это не совсем так. Божьи люди все же должны уметь сострадать.

Вот только я не заметила ни грамма сострадания в его холодных глазах. Вместо этого его взгляд обещал мне невыносимые условия и правила – и неизбежное наказание за их нарушение.

Во мне зародилось страшное подозрение.

– А какие здесь наказания?

– Для большинства проступков – молитва по чёткам. Есть и другие епитимьи, такие как ранний комендантский час, трудовые работы или изоляция. – Его низкий, бархатный баритон звучал насмешкой в моих ушах. – А в крайних случаях применяется физическое наказание.

– Это же… – У меня во рту пересохло. – Насилие, что ли?

– Физическая боль и унижение.

– Господи Иисусе. – Я даже не замечала, что ноги сами шагают вспять, подальше от священника. И вдруг я наткнулась на мать. – Вы бьете студентов? Типа… Ну, стеком? Линейкой?

– Ремнем и тростью.

– Что? – Я замерла, уверенная, что ослышалась.

– Это не очень распространенная для нашей академии практика, но порой требуются решительные меры.

– Ты это слышишь? – заголосила я, обращаясь к матери.

– Делай как тебе велят, – скучающим голосом произнесла она, – и твоя учеба пройдет безболезненно.

– Закон запрещает бить студентов!

– Нет ни одного федерального закона или закона штата, регулирующего порку в частных школах. – Она улыбнулась, и это причинило мне больше всего боли.

– Значит, если я приеду домой вся в синяках, тебе будет плевать? До тех пор, пока их не увидят посторонние люди?

– Когда мы увидимся в следующий раз, надеюсь, ты уже перестанешь вести себя как ребенок и на тебе не будет никаких синяков.

– Ты о чем? Мы же увидимся в выходные. Родители навещают детей по выходным и…

– Не обсуждается. Только когда я получу удовлетворительный отчет от отца Магнуса, минимум через несколько месяцев, только тогда я разрешу тебе приехать на праздники.

– Зачем ты это делаешь? – В моем голосе послышалась слепая ярость. – Потому что я нарушила твои правила? Ладно. Отошли меня в другую школу. Разрушить мою устоявшуюся жизнь уже и так достаточное наказание. Но отдать меня незнакомцу, который лупцует своих студентов, это как? Ты, видимо, совершенно меня презираешь.

– Выговорилась?

– Нет. – Из меня вышли остатки уважения к стоящей передо мной женщине.

И в тот момент я дала себе обещание. Она думала, я плохая девочка? Так вот, она ошиблась. По-настоящему плохих девочек пинком вышвыривают из таких вот школ-интернатов.

И я поклялась сделать все, что в моих силах, чтобы меня исключили.

– Если оставишь меня тут, – произнесла я, – я подмочу репутацию нашей семьи так, что ты не отмоешь ее ни в какой прессе.

Не сдвинувшись с места, она подняла бровь и посмотрела на отца Магнуса.

– Она не была такой вздорной. Не знаю, что на нее нашло.

– Не Робби Ховард, не любой другой парень… – Я подняла подбородок, – а ты – самый большой сексобломщик!

– Ты ступила на тонкий лед, юная леди.

– Да что ты, «бумерка»?? Это же ты доверяешь меня одному единственному священнику, хотя раньше за мной не очень-то успешно следила куча охраны. Ты теряешь связь с реальностью.

Мама была слишком молода, чтобы принадлежать поколению бумеров. Я просто хотела ее выбесить.

– Подожди нас в коридоре. – Распоряжение, отданное тихим голосом, но оно резало воздух, словно клинок.

– Это ты жди в коридоре. – Скрестив руки на груди, я проглотила подкативший к горлу комок страха.

– Я повторять не буду. – Она указала пальцем в сторону двери.

Испытывая судьбу на прочность, я помотала головой.

– Покажи мне, что в твоем сердце есть хоть капля порядочности и забери меня домой.

Я обращалась к той боли, что была в ней и на которую она должна была откликнуться. Но отец Магнус среагировал первым. Он медленно и угрожающе вышел вперед. Я пыталась стоять на месте, но его уверенные шаги заставили меня отступить.

Он вторгся в мое пространство, его фигура возвышалась надо мной так, что носом я была на уровне его груди. Он не коснулся меня и пальцем, но я бы и не позволила – я отшатнулась, не в силах сделать вдох. Он наклонился ближе. Я отшатнулась снова, а он сделал еще один шаг ко мне, и еще один, каждый раз нарушая границы моего пространства и разрушая мою напускную смелость.

Если я хотела здесь выжить, то не могла позволить ему меня затравить. Мои руки неосознанно дернулись, ноги попятились прочь, инстинктивно пытаясь уйти подальше от жутких флюидов, которые источал этот человек.

Напряженные связки, сильные мускулы, – слишком много мощи, спрятанной под неброской одеждой, мощи, что лишь подчеркивала угрозу, исходившую от его взгляда.

Почему он злится? Или он так смотрит на всех своих студентов специально, чтобы сломить сопротивление?

– Что вы делаете? – с бешено колотящимся сердцем я продолжала отступать, пока не оказалась в дверном проеме. – Отвалите. Не трогайте меня.

А он и пальцем не пошевелил. Никакого физического контакта. Но он и не сдался. Просто продолжал наступать, пока не заставил меня выйти в коридор лишь тем, что подходил все ближе и ближе.

Я не могла не заметить, какой маленькой и ранимой я себя чувствовала в его присутствии, какой физически неполноценной я была по сравнению с его мощью и размерами. Но дело было не только в его телосложении, от которого мне хотелось держаться подальше. Но и в его глазах, в которых сквозила какая-то гнусность. Было в них что-то нечестивое.

Этому учителю было плевать на мои обстоятельства. Это был больной, извращенный тиран, который получал удовольствие от того, что властвовал над студентами.

Как много девочек он «исправил»? Промыл мозги? Ударил? Как много жизней он сломал?

Задней частью икр я уперлась о скамейку и потеряла равновесие. Я рухнула задом на скамью, и он навис надо мной, расставив руки по обеим сторонам моей головы, уперев их в стену.

«Не трусь. Ты выдержишь все его издевательства».

– Я скажу это всего один раз. – Он выставил руку ладонью вверх. – Отдай свой телефон.

От звука его голоса все внутри меня сжалось. Лаконичный приказ, не терпящий возражений. Его хрипловатый тембр завибрировал в моей груди. А его четко очерченный рот словно утащил меня во тьму.

Коридор растворился, и я поняла, что таращусь на него, брутально-красивого. Он был так близко, что, черт возьми, между нами почти не осталось никакого свободного пространства и я ощущала его дыхание. Боже, как от него пахло! Соблазнительно, с нотками лесных деревьев, как от экзотического благовония, или даже лучше. Нечто чувственное и мужественное, не похожее на те ароматы, что разливают по дизайнерским бутылочкам. Я наслаждалась ароматом, ноздри вздымались, я делала глубокие вдохи.

«А ну прекрати!»

Я задержала дыхание и отвела взгляд. Что со мной случилось? Не могла же я попасть на удочку человека, который хотел причинить мне боль. От этой мысли меня затошнило и свело живот.

Ему не надо было даже говорить со мной, чтобы напугать меня до смерти. От его близости каждый мой нерв натягивался до предела.

Мне просто нужно было, чтобы он ушел, и самым быстрым способом заставить его это сделать было подчиниться.

Вытянув телефон из кармана, я шлепнула мобильник на протянутую в ожидании ладонь.

Я знала, что через пару часов пожалею об этом, лежа на незнакомой постели, испуганная и одинокая, проклинающая себя за то, что отдала ему в руки последнюю ниточку, связывающую меня с братом.