Китон был назойливый и слишком обо мне пекся, но это лишь потому, что ему было до меня дело. Это к нему я бежала за помощью и за советом, или за плечом, на которое можно опереться.

И сегодня он нужен был мне как никогда раньше.

У меня в груди все болело, когда отец Магнус засунул мой телефон себе в карман. Так, чтобы я его уже не достала.

Он вернулся в класс и помедлил в дверях, опершись о дверной косяк. Каждая клеточка моего тела напряглась, когда он, обернувшись через плечо, встретился со мной взглядом.

Я ожидала увидеть в его глазах равнодушие, но в них было нечто похуже.

В них был триумф.

Он решил, что выиграл. Он думал, что отныне я скукожусь и перестану сопротивляться, что я стану податливой и меня будет легко контролировать. Он думал, что я сдалась.

Вот еще.

Он еще никогда не сталкивался с членами семьи Константин.

Я сама решаю свою судьбу, и теперь я намеревалась уничтожить свою репутацию, лишь бы отсюда выбраться. И, если он встанет у меня на пути, я утяну его за собой.

– Обещаю вам. – Я расправила плечи и выпрямилась во весь рост. – Я превращу вашу жизнь в ад.

– Ад уже близко, девочка. Но уверяю тебя, он идет сюда не за мной.

С мерзкой ухмылкой он вошел в класс и захлопнул дверь у меня перед носом.

Глава 3
Тинсли

Стоя в коридоре, я прикрыла глаза ладонями и подождала, пока перестанут подступать слезы.

Тинсли Константин представляла из себя так много всего – к тому же частенько говорила о себе в третьем лице – но плаксой она не была точно.

Почему в социальных сетях мою личность обсуждали всегда лишь с одной стороны?

Потому что никто по-настоящему меня не знал.

Никто не знал меня реальную. Даже друзья в предыдущей школе. Они видели во мне то, что хотели видеть – то, что они могли урвать у моей семьи, взять от ее влияния и благосостояния. В глубине души я всегда знала, что даже мои ближайшие подруги тусуются со мной только для того, чтобы добраться до моих братьев.

Такая вот у меня жизнь. Моя фамилия бежала впереди меня, и я знала, что здесь будет то же самое.

Но в том, чтобы иметь такую мать, были и свои преимущества. Она воспитала во мне упорство и стальной характер. Всю жизнь я наблюдала за ней и училась у нее. Она не была заботливой матерью и не терпела ничьих выходок.

Чтобы справиться с происходящим, я решила взять с нее пример – несмотря на то, что мой враг оказался крайне жесток.

Ад придет за мной.

Не такие слова я ожидала услышать от священника, но, чести ради, я первая начала ему угрожать.

Прижав ладони к дверному полотну, я встала за дверью. Изнутри доносился приглушенный голос матери, и я прислонила ухо к двери.

– Я навела о вас справки, Магнус. В церковной общине вас уважают, и вы пользуетесь большим уважением среди коллег-учителей. Но меня больше интересует ваша жизнь до принятия церковного сана. Не странно ли, что вы поздно нашли свое призвание, учитывая, что до тридцати одного года вы вели довольно насыщенную жизнь и не в чем себе не отказывали?

Я замерла и затаила дыхание.

– Миллиардер, который добился всего сам. – До меня донесся стук ее каблуков: она расхаживала по классу, шагами подчеркивая каждое свое слово. – Самый завидный холостяк Нью-Йорка…

Над головой раздался шум. Я развернулась, пригнулась и прижала руку к груди, унимая пустившееся вскачь сердце. Вот черт.

Задрав голову, я внимательно осмотрела потолочные балки. Там что-то было, но оно уже замерло. Что бы там ни таилось, у меня чуть инфаркт не случился. Потолочные своды утопали в тенях, рожденных низко висящими на стенах светильниками. Я напрягла зрение, высматривая, что же там движется.

Ничего.

Если это какая-то тварь, то она, перепугавшись, уже сбежала.

Я снова прижала ухо к двери и прислушалась к голосу матери.

– …внезапно закончилась. И никто не знает, почему девять лет назад вы внезапно променяли дорогие галстуки на воротничок священнослужителя. Но я выясню. Когда мне нужно, я могу раскрыть любой мужской секрет. Не вынуждайте меня.

В наступившей тишине у меня закружилась голова. Я представила себе высокомерное выражение ее лица, как она смотрела на апатичного священника. И если я правильно подсчитала…

Ему было сорок. Он был старше, чем я думала. Но все еще годился ей в сыновья. Он был очередной пешкой в игре ее эго и желании все контролировать. Если мне повезет, он скажет что-то такое, что ее взбесит, и вся эта история закончится сама собой.

– Интересно, – произнес он, и его голос прокатился под сводами потолка, словно гром, – что за женщина начинает угрожать человеку в мантии?

– Умная женщина. Я никому не доверяю. Даже священнику с вычищенной до блеска биографией.

– Если вы намекаете…

– Не намекаю. Вы согласились на мои условия. Не выпускайте ее за пределы школы. Никаких мужчин в ее спальне, включая вас. И не впускайте ее в свою комнату, даже под самым невинным предлогом. Не нарушайте этих правил, не согласовав свои действия со мной, иначе я закрою школу к чертовой матери и сделаю так, что вы исчезнете с лица земли.

У меня в горле застрял комок. Она меня защищала? Моя мать – мать-волчица? Это тронуло меня до глубины души.

Но потом она добавила:

– Я не потерплю скандала, Магнус. Вы меня поняли.

У меня свело живот, я прикрыла горящие слезами глаза.

Я тут ни при чем. Я просто очередная пешка в ее желании сохранить свое достоинство.

– Я сполна заплатила за ее обучение. И подписала условия пожертвования…

Тут над моей головой снова раздался грохот, и я отшатнулась от двери. Плевать, я услышала достаточно.

Вглядываясь в потолок, я следила за шуршащими, хлопающими звуками. Что-то маленькое порхало в темноте, шныряло там, врезаясь в балки и скользя по потолку.

Птица?

Как она сюда попала? Влетела в открытую дверь? Боже, значит, она оказалась в ловушке. Без еды и воды, дезориентированная, мечущаяся среди теней. Боящаяся приземлиться. Она была так далеко, что я не могла даже разглядеть ее.

Вот черт. Она ударилась о стену.

Я немного отошла от двери и ахнула, когда существо уселось на пол и замерло. Какая странная птица. Она пошатывалась и использовала крылья как костыли, пытаясь устоять, и…

Это что, мех?

Она снова взлетела, неуклюже пикируя, словно пьяница, и вылетела в дверь в другом конце коридора.

Это же летучая мышь.

А что еще это могло быть? Бедняжка была ранена. Возможно, она умирала от голода.

Не зная, что я буду с ней делать, я поспешила за ней. Я не хотела, чтобы она застряла где-нибудь и умерла. Ворвавшись в темную комнату, я включила свет и остановилась.

Еще один класс. Доска поменьше. Потолок пониже. Но атмосфера точно такая же, темное потертое дерево, состарившееся от обреченности и мрака.

Прямо как отец Магнус.

С чего бы миллиардеру, который всего добился сам, вдруг становиться священником?

На деньги счастья не купишь, но всемогущий доллар помогал школе выжить. Пятизначные суммы за обучение, миллионные пожертвования, все это лилось на школу потоком из карманов таких богатых семей, как моя собственная.

Значит, это была элитная школа для девочек, чьи родители отправляли их под надзор священника, который не брезговал телесными наказаниями. Судя по тому, что я слышала, у отца Магнуса насыщенное прошлое. Был ли он хищником? Как те педофилы, которые испытывали тягу к девочкам в форме католических школ?

Проведя рукой по волосам, я содрогнулась. Боже, мои мысли приняли довольно жуткий оборот.

Я ведь зашла сюда исключительно ради летучей мыши.

На цыпочках я петляла между стоящими в ряд партами. Где эта маленькая засранка? Никаких звуков, никаких движений, ничего.

Но тут мой взгляд упал на статую женщины в полный рост. Дева Мария? Я не могла разглядеть ее лица, потому что оно было скрыто за вцепившегося в него шерстяным комочком.

– Вот ты где.

Зацепившись за ее лицо задними лапами и передними конечностями, маленькая коричневая мышь повисла на голове статуи. Я медленно приблизилась, стараясь не спугнуть создание. Мое сердце растаяло.

– О-о-о… Ты еще малышка. Поглядите-ка, какие маленькие ушки, какая мордашка. Ты потерялась, да? Где твоя мамочка? – Я понятия не имела, что мне делать, знала только, что должна сделать хоть что-то. Хотя… – У тебя, случаем, нет бешенства?

Если бы у меня был телефон, я бы проверила признаки болезни в интернете. А так все, что я помнила – это что бешенство смертельно в ста процентах случаев.

– Может, ты не будешь меня кусать? Договорились?

Мышка повернула ко мне голову, с опаской уставившись на меня глазами-бусинками, еще крепче вцепившись в лицо Деве Марии.

– Не бойся, я тебя не обижу.

Но она уже была ранена. На ее голове был глубокий порез, возможно, оставленный одной из потолочных балок, в которые она врезалась. Мышь не выглядела больной, но это не значило, что мне можно ее трогать. И это крайне усложняло задачу по ее спасению.

Как и в большом классе, здесь на окнах тоже весели решетки. Но промежутки между прутьями были достаточно большими, чтобы мышь могла в них пролезть.

Сделав пару шагов к ближайшему окну, я повернула защелку и толкнула створку вверх. Но она не сдвинулась с места. Я попробовала еще раз, безрезультатно. Навалившись со всей силы, я надавливала еще сильнее, снова и снова, и в итоге сломала ноготь.

– Блядь! – Я уперлась лбом в стекло, рыча, напрягая мускулы, сжимая зубы. – Ты, старый, упрямый дерьма кусок! Не пойти бы тебе на…

– Ты что делаешь?

Его голос рубанул по мне, словно мечом, и из легких словно вышел весь воздух. Я опустила руки, прислонилась лбом к прохладному стеклу и попыталась восстановить дыхание.

Потом я повернулась к Магнусу.

– А на что это похоже?

– На попытку сбежать.

– Отличная идея. А решетки я выломаю своими бионическими руками. Только для начала все ногти себе переломаю об это долбаное окно.

Он уставился на меня так, будто я дура. И нахмурился еще более злобно, чем раньше, если такое вообще было возможно. Леденящий душу взгляд. Злобный. Его глаза неодобрительно сузились, и он поморщился от отвращения. Словно один мой вид вызывал в нем неодолимое желание причинять боль.

Если у него и были секреты, то это точно было не влечение к девочкам. Возможно, склонность к насилию. Или женоненавистничество. Его взгляд источал убийственные флюиды.

Может, он просто ненавидел самою жизнь и мог вести себя только как мерзкий убогий говнюк.

С идеально очерченными губами.

Он неторопливо направился ко мне угрожающей, медленной походкой. Почувствовав пробежавшую по телу дрожь беспокойства, я отступила назад, прикрыв собой мышку.

Поздно. Он уже ее заметил.

– Не трогайте ее. – Я вытянула руки вперед. – Это мышонок. Я просто хочу выпустить ее в окно и…

– Ты хочешь ее спасти? – Он остановился, подозрительно сведя брови.

– Почему бы и нет?

– Летучие мыши переносят бешенство. Ты ее трогала?

– Не все мыши. И нет. Не трогала, не ласкалась с ней. Мы не в тех отношениях. Ей просто нужно набить животик парочкой москитов и попрактиковаться как летать… – Я сникла под его суровым взглядом. – Что?

– Они гнездятся в колокольне. И они не домашние животные. А вредители. Особенно когда залетают в класс и пугают учеников.

– Они что, орут и рыдают?

– Да.

– Хотите сказать, что мыши с колокольни доводят местных девочек до слез? Это многое объясняет.

У него на щеке дернулся мускул, и он пошел вперед, огибая парты.

Черт, кажется, я зашла слишком далеко. Мой пульс ускорился, а мышцы окаменели. Но я не сдвинулась ни на шаг. Чтобы добраться до мыши, ему придется пройти мимо меня.

Он остановился возле меня, и я приготовилась бороться… но он лишь прошел между мной и мышью.

Я выдохнула и повернулась посмотреть, как он отпирает защелку на окне.