Галина Милоградская: Предатель. Не отрекаются, любя…

Глава 1

Ася

Красочные буклеты, рассыпанные по столу, так и тянут взять хотя бы один и погрузиться в мир райского блаженства. Все оттенки синего, от нежной бирюзы до индиго, поражают воображение – неужели такая красота существует на самом деле?

– Если выберете «Хаят» полулюкс, в стоимость войдёт не только спа, но и салон красоты при отеле. Поверьте, вы останетесь довольны.

Туроператор говорит поставленным голосом, делая паузы в нужных местах, завораживая и завлекая. Перед нами разворачивается мир роскоши, которая до сих пор была непривычной. Тёма только недавно начал зарабатывать столько, что можно наконец позволить себе не три звезды на побережье Краснодарского края, а настоящую сказку с белоснежными песками, сервисом «всё включено и вас оближут с ног до головы». Поездка в Занзибар стала подарком на моё сорокалетие. Говорят, что отмечать нельзя, поэтому никаких ресторанов с роднёй и друзьями, наша поездка на двоих. Романтическое путешествие. Как сказал Тёма со смехом:

– Это наш медовый месяц, раз в своё время не было.

Когда женились, оба были бедными студентами, какой там медовый месяц – свадьбу в общаге играли, складывались с друзьями на стол. Даня появился через два года, я как раз диплом дописывала, когда в роддом увезли. А после выписки с выпученными глазами готовилась к защите. Через четыре года нас стало больше – родилась Викуся. Последним в нашу семью пришёл Андрюша, ему только недавно десять исполнилось.

Пока Тёма работал, вгрызаясь в любую возможность, чтобы нас обеспечить, я воспитывала детей. И вот, вроде бы все уже подросли, Даня поступил и уехал в Казань учиться, Викуся к выпуску из девятого класса готовится, и мы наконец смогли посвятить время себе. Тёма стал топ-менеджером – не зря с самых низов в Газпроме десять лет пахал. До сих пор не верится, что скоро мы впервые поедем в другую страну!

– Отдохнём, а потом будем новую квартиру искать! – глаза Тёмы теперь иначе загорелись. Как будто сбросил груз, который годами тащил вниз. Я не устаю им любоваться. Двадцать лет вместе, а до сих пор люблю, как в первый день. Он высокий, под два метра, и глаза с густыми чёрными ресницами зеленющие, завораживают. Как на нём смотрятся дорогие костюмы! Он словно для них был создан. Рядом с ним я кажусь совсем маленькой и хрупкой. А ещё – за ним, как за каменной стеной. Можно положиться на всё, быть женщиной ЗА мужем. Все проблемы Тёма решал и решает сам, о многом я узнаю, когда уже решено. Не представляю, как можно жить по-другому. Смотрю на подруг, которые жалуются на то, что всё на себе тащить приходится, и не понимаю, зачем тогда с таким мужчиной жить? Я бы давно ушла, если бы Тёма пренебрегал мною и семьёй.

– Так что, выбираете «Хаят» или «Рэдиссон»?

Я не вмешиваюсь, Тёма выберет то, что лучше для нас. С мамой договорилась, за детьми присмотрит, а нас ждёт океан, коктейли и головокружительные закаты на берегу.

– Ну, что, идём теперь тебе гардероб обновлять?

Мы выходим из агентства обладателями тура на десять дней. Бунгало в первой линии пляжа, собственный бассейн и комплекс всего, что можно получить за деньги. Тёма обнимает одной рукой, шутливо щёлкает по носу.

– Ты же уже придумала, что надо купить?

– Понятия не имею, – отвечаю честно. Вроде бы всё есть, но хочется нового.

– Ладно, королева, помогу тебе определиться.

– Что бы я без тебя делала? – я улыбаюсь и трусь носом о его плечо.

Наш новенький Лексус всё ещё воспринимается, как что-то из другого мира. Тёма за рулём – это отдельный вид секса, на который вечно можно пускать слюни. Что я делаю, откровенно им любуясь. Говорят, женщина создаёт мужчину, и Тёма неустанно повторяет, что без меня ничего бы не добился.

– Ты – мой тыл. Не представляю, как смог бы без тебя и детей, – часто повторяет он. Королева. Как с первого дня знакомства начал меня называть, так и зовёт. Иногда я сама себе завидую и часто тайком обновляю обереги дома, чтобы чужая зависть не пришла.

Домой возвращаемся с тремя большими пакетами. Сарафаны, босножки, даже пара шляп, и, конечно, шорты и рубашки с майками для Тёмы. Мы входим в квартиру, смеясь – он только что сказал, что меня придётся отбивать от местных. Блондинки у них особенно ценятся.

– Как украдут в какой-нибудь гарем, буду потом тебя с собаками искать и вызволять.

– Да ну тебя! Кто посмеет подойти, когда рядом со мной такой мужчина? Скорее, это я тебя отбивать у туристок буду.

– Какие могут быть туристки? Ты для меня одна-единственная. Никого больше не надо.

Он притягивает к себе и нежно целует. Вышедший из своей комнаты Андрюша закатывает глаза и ворчит:

– Опять эти ваши телячьи нежности. Вы же уже старые, когда успокоитесь?

– Когда влюбишься, я на тебя посмотрю, – снисходительно говорит Тёма и отпускает меня. Андрюша корчит смешную рожицу и качает головой.

Да, страсть у нас до сих пор кипит, может, потому что Тёма часто по командировкам ездил, мы всегда успевали соскучиться. Я бы ему ещё родила, да врачи запретили после Андрюши. Помню, как горько плакала, когда сказали, что риск слишком велик.

– Значит, можно не предохраняться, – попытался утешить Тёма. Мы тогда сильно поругались – всё-таки ему не понять, что значит для женщины материнство…

– Ну, что, купили? – спросила Вика и с любопытством посмотрела на пакеты. – Хвастайтесь!

Дети, на удивление, отлично отнеслись к тому, что мы едем в отпуск вдвоём, без них. Уже планы строят, как будут без нас отдыхать. Вреднюшки. Весь вечер обсуждаем поездку и устраиваем показ мод. Сегодня решила не готовить – заказали доставку из ресторана. К этому тоже надо привыкнуть: нет необходимости постоянно стоять у плиты, иногда можно полениться. Сижу, уютно устроившись в кольце Тёминых рук. Андюша на полу увлечённо играет в планшете, Вика тут же – лежит решает математику. Острая боль начинается резко, такая сильная, что перед глазами вспыхивает белым. Сгибаюсь пополам, сжимая живот.

– Что?! Что случилось, Ась? – встревоженно спрашивает Тёма, а я не могу сказать ни слова. Слёзы выступают на глазах, пытаюсь заговорить, но получается только замычать. Надо сделать вид, что всё в порядке, чтобы дети не волновались, но вместо этого сжимаюсь ещё сильнее. Сквозь гул в ушах слышу, как Тёма говорит, что надо вызвать скорую. Вика и Андрюша окружают, что-то спрашивают, я же могу только мычать. Боль такая, что кажется – разрывает на части. Живот окаменел, не разогнуться.

– Надо… надо таблетку выпить, и пройдёт, – хриплю наконец. Вся покрылась потом, дрожащими руками копаюсь в принесённой кем-то из детей аптечке. Три таблетки обезбаливающего не помогают, наоборот, становится хуже. Как в непрекращающемся кошмаре ложусь, скрючившись, на диван, и молюсь о том, чтобы скорее приехал врач.

Меня забирают в больницу, и последнее, что вижу – испуганные глаза детей. Тёма едет со мной, всю дорогу держит за руку, гладит, а самого колотит. Испугался. Я тоже боюсь, но меня везут к врачам, значит, всё будет хорошо. Может, аппендицит. Его сейчас быстро удаляют, до отпуска успею встать на ноги.

Кладут в отдельную палату, Тёма уезжает, а моя ночь превращается в ад. Капельницы не работают, начинается тошнота, от постоянной жажды и обезвоживания скрючиваются пальцы на руках. К утру снова приходят врачи, сразу трое. Один представляется заведующим, говорит, что надо сделать лапороскопию и на камере увидеть, что происходит, потому что УЗИ не даёт полноценной картины. С трудом держу ручку в руках, подписываю согласие на операцию. Даже не успеваю написать Тёме, когда меня увозят.

В себя прихожу сложно. Вокруг темнота, не могу открыть глаза, слышу голоса врачей. Надо дать им понять, что пришла в себя, но не могу пошевелиться. Надо дышать. Медленно и глубоко. Всё хорошо, я уже проснулась. Что-то мешает. Вокруг писк, в панике понимаю, что подключили к ИВЛ. За меня дышит машина! Паника захлёстывает, я распахиваю глаза и щурюсь от света заходящего солнца. Уже вечер.

– Вот и наша спящая красавица пришла в себя.

Доброжелательный голос звучит совсем близко. Надо мной склоняется седовласый мужчина, улыбается.

– Не волнуйтесь. Попробуйте поднять голову.

Пытаюсь и не могу. Тело не слушается совсем. Не сразу понимаю, что начинаю плакать.

– Ну-ну, ничего страшного. Скоро наркоз окончательно отойдёт, и всё получится.

Голос такой мягкий, как будто дедушка со мной разговаривает. Надо успокоиться. В конце концов, я окружена специалистами. Выдох-вдох. Всё пройдёт, я смогу. Время тянется. Постепенно возвращается способность двигаться. Осматриваюсь – реанимация. Несколько кроватей занято людьми без сознания. Кто-то также подключён к аппаратам, кто-то просто без сознания. Выдох-вдох. Прибор начинает противно пищать, я чувствую, как сопротивляются лёгкие, когда начинаю дышать самостоятельно. Стучу обручальным кольцом по железному бортику кровати, зову врача.

– Что колотишь? – из ниоткуда выступает недовольная медсестра. Молодая и злая. – Лежи тихо, иначе руки привяжу.

Я, что, в гестапо попала? Откуда такая злость? От беспомощности снова слёзы на глазах, но я с усилием загоняю их обратно. Потерплю. Доброжелательный мужчина приходит почти сразу. Спрашивает, могу ли поднять голову, и, когда делаю это, приказывает выдохнуть. Ощущения неприятные, но, когда убирают трубку, сразу легчает. Скоро вокруг меня собираются врачи, снимают простыню, которой накрыта, и я с ужасом смотрю на забинтованный живот.

– Скажите, что вы ели перед приступом? – спрашивает невысокая полноватая женщина. Честно всё рассказываю, включая бокал вина. Она хмурится.

– Много пьёте?

– Нет. Вообще не пью, только по праздникам.

Куда мне пить? Я из алкоголя только вино и воспринимаю, и то в небольших количествах. О чём и сообщаю. Врач хмурится сильнее.

– У вас реактивный панкреонекроз.

Как будто мне это что-то говорит. Она начинает объяснять, что это означает гниение поджелудочной. Наверное, что-то серьёзное, но о такой болезни впервые слышу. Боли не чувствую совсем, наверное, обезболивающие сильные. Меня оставляют, пытаюсь уснуть, но не могу. Первые сутки тянутся, пытаюсь вспоминать стихи и песни, чтобы не сойти с ума от мыслей. Дети. Как они? Все, наверное, с ума сошли. Тёму пускают утром. Когда он видит меня, глаза влажнеют. Никогда не плакал, и сейчас держится, но явно из последних сил. На моём лице кислородная маска. Улыбаюсь ему, пытаюсь подбодрить.

– Тот ещё видок, да? – спрашиваю слабо. Голос с трудом слушается. Из боков торчат трубки, кажется, они везде.

– Как ты? – только и может вымолвить Тёма.

– Жить буду, – шучу неловко.

Тянутся дни, я сбиваюсь со счёта, сколько тут провела. Мужа периодически сменяет мама, они приходят каждый день, но надолго оставаться нельзя. Сменяются люди на кроватях. Кто-то умирает у меня на глазах. Каждого прихода Тёмы жду, как манны небесной, чувствую, что схожу с ума. Он появляется под вечер, хотя всегда приходил утром. Прячет глаза, мнётся.

– Ась, – начинает с неохотой. – Прости.

– Что случилось? – холодею. Неужели что-то с детьми?!

– Я… Завтра отпуск, и я… Ась, я должен был сдать тур, но кто же знал, что ты так…

– Постой, – обрываю, понимая, куда клонит. – Ты про отпуск? Уже завтра? Я, что, больше недели тут лежу?

– Десять дней. – Он смотрит с незнакомой жалостью.

– Поезжай. – Сглатываю. Да, это логично, не пропадать же отпуску из-за моей болячки. Кто знает, сколько я тут проваляюсь.

– Ты серьёзно?

– Конечно. Отдохни. А мы потом съездим. Мне всё равно на реабилитацию надо будет в какой-нибудь санаторий. Не Занзибар, конечно, но он подождёт.

– Какая ты всё-таки у меня… – склонившись, он нежно целует в лоб. А на утро улетает.