– Первым делом нужно взять велосипеды, – говорю я Скотту, пока тот одной рукой усаживает Коко себе на спину.

Суперпапа. Он не отвечает, и я утыкаюсь в телефон – всегда так делаю, когда чувствую себя отвергнутой. Хочу снять, как пенятся волны. Если сосредоточиться на фотографиях и профиле в соцсетях, можно не разглядывать лица в толпе, гадая, обратили ли на меня внимание.

Еще я собираюсь мыслить позитивно и использовать атмосферу острова, чтобы наладить отношения со Скоттом. Я останавливаюсь и смотрю мужу в затылок; Леви натыкается на меня, потому что уставился в телефон. У сына ужасная осанка, он очень горбится. Я постоянно напоминаю ему, что нужно выпрямить спину:

– Тебе только одиннадцать, но к пятидесяти будешь как горбун из Нотр-Дама.

В воде отражаются облака, похоже на устричную раковину изнутри. Если верить Пенни, в выходные будет хорошая погода. Не знаю почему, но мне хочется, чтобы сегодня погода была противной, пошел дождь или поднялся ветер. Не настолько, чтобы расстроить праздник Кева, но достаточно, чтобы подпортить атмосферу для Пенни. Вечно она получает все, что захочет: виллу, нужных людей, спокойное море. Остается только гадать, как она умудрилась арендовать гриль-ресторан «Бэй» в сезон свадеб.

Позади дурно пахнущая англичанка обливается по́том и влажно дышит мне между лопаток. Она практически наступает мне на пятки. Придвигаюсь к Скотту и ловлю себя на том, что обнимаю его за талию. Возникает дикое желание, чтобы он взял меня на руки, как Коко, я утыкаюсь лбом ему в спину. Но сразу чувствую, как у него на животе напрягаются мышцы, и отступаю.

Несмотря ни на что, я стараюсь быть оптимисткой и надеюсь, что отдых пойдет нам обоим на пользу. Вынужденная смена обстановки как нельзя кстати. Но Скотт отстраняется от меня, перехватывает Коко поудобнее и мимоходом целует ее в светловолосую макушку.

Потом с суровым видом оборачивается ко мне:

– Понятия не имею, почему ты не хотела сюда ехать, но хотя бы попробуй получить удовольствие.

Двери парома открываются, и в лицо ударяет поток горячего соленого ветра. Пахнет каникулами и кокосовым кремом от загара – запах моего постыдного прошлого. Я задерживаю дыхание, пытаясь не пустить этот воздух в легкие, и мысленно приказываю себе «попробовать получить удовольствие» ради мужа.

Пенни, 14:03

Все настроены на отдых. Я на заднем дворе, наклоняюсь к корзине с бельем, беру влажное полотенце и вешаю его посушиться. Мимо на велосипедах проезжает пара ребятишек, проходит компания парней с удочками.

Через дорогу, во дворе по соседству с виллой Элоизы и Скотта, скворчит в масле лук – у соседей поздний обед с барбекю. Там работает радио, в поток музыки врывается реклама о распродаже шезлонгов, мужчина у гриля помешивает еду, а я вспоминаю лето. Сосед приветственно машет мне. Я машу в ответ. Люди здесь счастливы. Внезапно я понимаю, что, когда наклоняюсь за полотенцем, платье неприлично задирается. Чтобы взять из корзины прищепки для белья, я присаживаюсь.

Завтра вечером в ресторане «Бэй» мы устраиваем ужин с морепродуктами и шампанским, приедут тридцать близких друзей Кева. Конечно, торжество сто́ит как крыло самолета, но мы можем себе такое позволить. Большинство гостей прибудут на остров завтра и на одну ночь разместятся в отеле «Бич». Выходные должны пройти благополучно, тем более у меня для Кева есть сюрприз.

Во дворе через дорогу мужчина с шумом роняет кулинарную лопатку, и женщина над ним смеется. Он шлепает жену лопаткой по попе, в этот момент громкий гудок с пристани эхом разносится по всему острову, проникая в каждый уголок. Они прибыли. Элоиза и Скотт.

В полуденном свете солнца кружится рой мошек, и я прикрываю глаза рукой. В теплом воздухе пахнет кремом от загара, жареными сосисками и пивом; я вдыхаю запахи и возвращаюсь мыслями к празднику. Остальное не имеет значения.

Снова берусь за полотенце, расправляю мокрую ткань и чувствую напряжение в плечах. В эти выходные я не позволю Элоизе занять мои мысли.

* * *

Я всматривалась в голубой горизонт, стараясь разглядеть белую точку приближающегося парома. И наконец увидела с балкона, как он причалил. Трехпалубное судно, пассажиры расползаются с него как тараканы, спокойствию на острове приходит конец. Элоиза будет жаловаться на морскую болезнь, даже если их не качало. Постарается привлечь внимание всех вокруг. Ей предложат болеутоляющее, заварят чай и заберут у нее детей. Это если они прихватили с собой няню. Однако от своего мужа Скотта Элоиза вряд ли чего‑то дождется. Разве только безразличия и усталого взгляда.

Мы с ней не дружим, а вот Скотт и Кев – очень даже, что неприятно, поскольку мне то и дело приходится взаимодействовать с Элоизой, «сексуальной мамочкой», блогером с шестьюдесятью тысячами подписчиков. Представляю, как обычные мамы крутятся сами, без чьей‑либо помощи, без уборщиков, нянь и ассистентов, а потом смотрят на экран, где Элоиза талантливо изображает идеальную домохозяйку, и гадают, почему у них так не получается. Она лгунья и лицемерка в вишневом фартуке без единого пятнышка; ей платят за то, что она публикует фото своей безупречной кухни, где на столешнице из камня красуется изысканный пирог. Никто же не видит домработницу, которая испекла этот самый пирог, а после еще и вылизала кухню.

Моя дочь Рози следит за всеми постами Элоизы и потом с жаром описывает ее брендовые вещи, косметику и современный дом. Я стараюсь пропускать мимо ушей подтекст: «Вот бы мне такую маму». Дочка не всерьез. Просто злится на меня.

* * *

Кев кричит с заднего двора:

– Скотт и Элоиза приехали?

Он вернулся с серфинга.

– Только что.

Кев оставляет доску у стены и заходит в дом. Люблю, когда после моря он еще мокрый и соленый.

Мужа я встречаю совсем не так, как обычные жены. Я стараюсь быть чувственной и никогда не спрашиваю: «Как дела на работе? Что ты хочешь на ужин? Как прошел день?» Такие вопросы убивают брак, делают его скучным и предсказуемым. Часто я даже горжусь тем, что при встрече со мной мужа непременно ждет что‑нибудь особенное. Для Кева это всегда неожиданность. Интересно, я странная или просто очень умная? Другие жены тоже планируют свое настроение? В нашей паре это лотерея: вытащит Кев билет с наградой или с наказанием – зависит от того, что я себе наколдовала.

– Как покатался? – Запускаю пальцы ему в мокрые волосы, и с них сыпется песок.

– Так себе. – Он хватает с разделочной доски корочку хлеба и запихивает в рот. – Волн совсем нет.

Кев вернулся с серфинга, потому что скоро приедут гости. Он очень порядочный, ответственный и внимательный. Кев направляется в душ, чтобы смыть песок, но я его не пускаю. Удерживаю за руку.

– Подожди.

В бровях застряли песчинки, волосы побелели от соли. После серфинга он выглядит совсем как тот подросток, которого я смутно помню по старшей школе. Тогда Кев был высоким и изящным; он и сейчас высокий и изящный. Только чуть более волосатый и загорелый. Слегка огрубевший.

Схватив его за волосы на затылке, приближаюсь губами к соленым губам Кева и шепчу:

– Поцелуй мои соски.

Удивленный взгляд и хриплый смех означают, что у меня снова получилось.

– Сумасшедшая.

Мы прячемся в кладовку на случай, если дети вернутся. Кев спускает бретели моего платья с плеч. Холодные губы обхватывают сосок. Я постанываю. Этим мы и отличаемся от других женатых пар, это и держит нас вместе.

Немного отстраняюсь, чтобы подразнить Кева.

– Лучше позвать детей домой с пляжа.

– А если по-быстрому? – Глаза у него полузакрыты.

Я отрицательно машу головой:

– Скотт и Элоиза уже здесь.

Искра и любовь в наших отношениях держатся на спонтанности. Возбуждение, секс, оргазм. Возбуждение, возбуждение, возбуждение. Вот что я запланировала для нашего отпуска. Посреди ночи вытащу его из постели, и мы поедем на великах на пляж Лимана, где так замечательно заниматься сексом. Мы порезвимся в песке, голые окунемся в воду и вернемся на виллу вымотанные и пресыщенные. А через дорогу Элоиза будет лежать в постели с мужем и жаждать любви, но ни на шаг к ней не приблизится. Я знаю, Скотт устал от нее, они не счастливы, он сам рассказал Кеву об этом. И сказал кое-что еще, после чего хочется держаться от Элоизы подальше.

* * *

Мои дети, семнадцатилетняя Рози и шестилетний Эдмунд, внизу на пляже строят огромные замки из песка. Рози сейчас совсем на себя не похожа. Такая милая. Она подзывает еще двух ребятишек и вручает им совки. Малыши уже насобирали ракушек, водорослей и косточек каракатиц.

Останавливаюсь и с удивлением наблюдаю за тем, как они играют вместе. Эдмунд копает ямку желтыми граблями. Рози, кажется, забыла все свои претензии, и мой маленький сын наслаждается ее вниманием. Я слышу, как они рассуждают о строительстве рва, о том, что для него нужен канал, по которому сможет подняться вода. Эдмунд говорит Рози «спасибо». Я не верю своим ушам.

Мы его усыновили; Перл, биологическая мать Эдмунда, – юная наркоманка, успевшая отсидеть в тюрьме. Если сын узнает об этом, то уже не сможет спокойно жить. Я знакома со стыдом. От него так запросто не отмахнешься.

Государство забрало Эдмунда под свою опеку. Когда за ним пришли, он лежал в кроватке, измазанной калом, в бутылочке не было ни капли молока. Его отняли у матери, которая ни за что не хотела с ним расставаться. Когда она родила сына, ей было пятнадцать. Всего пятнадцать. Перл. Теперь ей двадцать один, и эта женщина вызывает во мне страх и отвращение. Она из тех, кто считает забавным выкладывать мерзкие фотографии пирсинга в носу крупным планом, где видно, как оттуда стекает капля гноя.

Я вцепилась в перила и боюсь их отпустить. Ведь я так и не рассказала Кеву, что Перл недавно написала мне в соцсети. Сообщила, что долго меня искала и наконец нашла. Узнать бы, как ей это удалось. Усыновление вначале было полуоткрытым, но быстро превратилось в закрытое. Перл стала очень нестабильной, преследовала и запугивала нас; конечно, стоило это предвидеть. В интересах Эдмунда нужно было сразу соблюдать секретность. Но поначалу агенты по усыновлению убеждали нас, что Эдмунд сможет безопасно наладить отношения со своей неблагополучной биологической матерью и «излечиться» от травмы. Мы закрыли информацию об усыновлении, когда вместе с агентством пришли к выводу, что для ребенка так будет лучше. Наша семья переехала туда, где Перл не смогла бы нас найти, но она прилагала массу усилий, и это очень пугало. В сообщении она написала, что хочет вернуть сына. Дрожащими руками я ее заблокировала и постаралась забыть, как страшный сон.

Боюсь даже представить, сколько она до этого следила за мной в соцсетях, увеличивала фотографии желтыми от никотина пальцами и пристально рассматривала новый дом, дизайнерский сад и лицо Эдмунда, которого мы снимали в каждом цветущем уголке нашего жилища. Если однажды зарегистрируешься в социальных сетях, потом сложно вычистить оттуда свои персональные данные.

Я отчаянно цепляюсь за перила, и ногти царапают краску. Перл уже угрожала, что найдет нас, в самом начале, когда мы только усыновили Эдмунда. Тогда мы изменили правила общения с ней и, по настоянию полиции, сделали наши профили приватными. Как же ей снова удалось найти нас? Если я скажу Кеву, дело примет более серьезный оборот. Уверена, муж очень встревожится. Лучше помалкивать. Перл заблокирована, удалена из нашей жизни и никогда нас не найдет.

В этот момент Рози замечает меня на балконе и машет рукой. Я в конце концов отпускаю перила и машу в ответ. Кричу, чтобы они оба поднимались в дом: гости скоро приедут. Она кивает и принимается собирать лопатки.