– Эдвард Хорнер. Тот, кто нанял этот пароход вместе с графом Бенкендорфом. – Он достал из внутреннего кармана смятый листок.

Димер быстро просмотрел его и вернул вместе с карандашом:

– Не могли бы вы перед уходом вписать сюда рядом с именами ваши адреса?

Проходя мимо, они оставляли записи на листе, почти не глядя и не прерывая разговора. Какие же они эгоистичные! Димеру хотелось верить, что если бы это его друг погиб и тело до сих пор не нашли, то меньше всего он думал бы о возвращении домой.

– Простите! – Димеру пришлось повысить голос и поднять руку, чтобы привлечь их внимание. – Сэр Денис прыгнул в воду, правильно? А не мог ли кто-то столкнуть его?

– Боже милосердный! – воскликнул краснолицый мужчина. – На что это вы намекаете?

– Видите ли, мне его поступок кажется безрассудным. Он был пьян?

– Нет, он был трезв, – твердо ответил Реймонд, и то ли у Димера разыгралось воображение, то ли Реймонд действительно обменялся мимолетными взглядами с леди Дианой. – С его стороны это было полностью осознанное решение – прыгнуть в воду. Денис был хорошим пловцом. Он оставил часы и фрак на палубе, прежде чем нырнуть. Можете спросить у капитана. Таким уж Денис был человеком. В прошлом году в Италии он переплыл Гранд-канал. К несчастью, Лондон – это не Венеция, – добавил он, поводя плечами.

– Нет, сэр, – вежливо согласился Димер, хотя никогда не был в Венеции, да и вообще ни разу не покидал Англию. – Конечно же, нет.

Графу Бенкендорфу помогли подняться на ноги и увели его с собой. Димер проследил за тем, как они поднялись по ступенькам, попрощались друг с другом и разъехались, потом отправил констеблей писать рапорт, а сам занялся четырьмя оставшимися музыкантами. Они уверяли, что были увлечены игрой и не обращали внимания на то, что делают пассажиры. Когда они плыли обратно, то заметили, как Энсон прыгнул за борт, и перестали играть, а один из гостей крикнул: «Денис, как ты там?», и они услышали, как тот прокричал в ответ: «Скорее! Скорее!» Вот тогда-то Митчелл встал и начал снимать пиджак. А гостей словно парализовало.

– Я сказал ему, чтобы не валял дурака, – добавил дирижер. – Но он не послушался. Нырнул в воду, и больше мы его не видели. У него остался маленький сын. Всего год от роду.

– А как вам показалось, сэр Денис Энсон был трезв?

В первый раз за все время дирижер ответил без особой уверенности:

– Этого мы не знаем, офицер. Нас просто наняли развлекать гостей.

Димер записал их имена и адреса, а затем поднялся на пароход.

Капитану Уайту, в прошлом военному моряку, было около шестидесяти. Он показал сержанту все судно, от салона до кормовой палубы, где уже сложили парусиновый навес, под которым играли музыканты. Капитан показал на фальшборт:

– Вот здесь этот джентльмен и забавлялся. Трижды запрыгивал, а я каждый раз хватал его за ноги и говорил, чтобы он немедленно слез. Но стоило мне повернуться спиной, и он, должно быть, забрался туда снова. Когда я остановил машину, он находился ярдах в пятнадцати от нас и пытался подплыть к борту, но течение было слишком сильным. Когда на этом участке начинается отлив, от Восточного железнодорожного моста идет такой поток, что затянет под воду кого угодно. Вот тогда-то музыкант и прыгнул за ним, а немного погодя и русский. Наверное, он чертовски хороший пловец! Просто чудо, что нам удалось его вытащить.

– Как вы считаете, сэр Денис был пьян?

Капитан опустил взгляд к палубе:

– Этого я не знаю.

– Полно, капитан. Никто в трезвом виде не станет прыгать в Темзу в три часа ночи! Что они пили?

– Шампанское в основном. Они ужинали в салоне.

– Покажите его.

Капитан повел его обратно через весь корабль. Стол уже был убран, скатерти сняты, бутылки и тарелки уложены в коробки. Димер оглядел каюту и нахмурился:

– Вы сказали, что они пили шампанское.

– Верно.

– Где же пустые бутылки?

– Пустые бутылки? – Капитан изобразил на лице недоумение, а затем крикнул куда-то на палубу: – Мистер Льюис?

В дверях появился первый помощник.

– Да, капитан?

– Что случилось с бутылками?

Льюис замялся.

– Джентльмены побросали их в воду после происшествия, сэр.

Возникла пауза. Димер закрыл блокнот и положил во внутренний карман.

– Ну ладно. Что все-таки здесь произошло? Говорите начистоту, иначе я арестую вас обоих.

Уайт и Льюис переглянулись, а затем капитан сделал жест, будто бросает плохие карты на стол:

– Расскажи ему. Ты же все видел, а я нет.

– Это было пари, – начал Льюис. – Мистер Асквит поспорил с той красивой женщиной…

– Леди Дианой?

– Он поспорил с ней, что она не уговорит Энсона доплыть до берега. Я не слышал, что она сказала этому парню, но его не пришлось долго убеждать. Он отдал ей часы и фрак, а потом просто… нырнул в воду.

Димер обернулся к капитану:

– Его вещи у вас?

Уайт с минуту где-то пропадал и вернулся с фраком и золотыми карманными часами. Димер обыскал карманы, достал бумажник и связку ключей. Потом открыл часы. На внутренней стороне крышки было выгравировано: «Денису на двадцать первый день рождения, используй время разумно, с любовью, мама».

– Так бессмысленно потратить жизнь! – вздохнул он, возвращая часы. – Две жизни.

– Мы вам этого не рассказывали, – заявил капитан.

Внезапно Димер понял, что очень устал. Не сказав больше ни слова, он вышел из салона, сошел по трапу на причал и тяжело поднялся по ступенькам лестницы. Было начало седьмого утра, воздух уже нагрелся, на набережной и Вестминстерском мосту оживилось движение. В кабинете дежурного он уселся за стол и еще раз просмотрел список гостей: Асквит, Мэннерс, Бэринг, Кунар, Три… Словно страница светской хроники в газете. Двое, Расселл и Купер, в качестве адреса указали Министерство иностранных дел, Реймонд и Кэтрин Асквит – Бедфорд-сквер, 49. Только одна гостья не оставила вообще никакого адреса: Венеция Стэнли.

Глава 3

Морис позвонил ей с новостями рано утром.

– Боюсь, произошло нечто ужаснейшее… – пробился сквозь ее похмелье его гнусавый голос.

Едва ли не больше, чем сама трагедия, ее потрясло то, что она ничего особенного не почувствовала. Слушала Мориса, говорила ожидаемые слова: «О нет, бедный Денис, это так ужасно!», но с какой-то отстраненностью. Силы небесные, да что же с ней такое? Куда больше на нее подействовал рассказ о человеке, пожертвовавшем жизнью ради спасения другого, которого он даже не знал. Вот что поразило ее своей загадочностью, героизмом. Вскоре ее вопросы о музыканте начали раздражать Мориса, явно не посчитавшего нужным разузнать о нем.

– Да-да, конечно, я согласен, нужно как-нибудь помочь его семье… Уверен, Энсоны позаботятся об этом. Но послушай, Венеция, у Дениса все было еще впереди…

– Похоже, это был совершенно безумный поступок, даже по его меркам, – заметила она. – Что вообще на него нашло?

– Ну… если только между нами…

Взяв с нее обещание хранить тайну, Морис рассказал о пари между Реймондом и Дианой и добавил, что все договорились молчать об этом.

– Представляешь, что было бы с его политической карьерой, если бы пресса что-нибудь прознала? Что до Дианы, то ты ведь знаешь, как любят газеты рисовать ее самовлюбленной роковой женщиной.

– Понятия не имею, откуда они это взяли.

– Так или иначе, я рад, что тебя это все обошло стороной, – зевнув, сказал он. – Мне удалось поспать всего пару часов. Могу я вечером отвезти тебя на чайные танцы^[3] к Эдди?

– Прости, Морис, но у меня другие планы.

– Планы! Вечно у тебя какие-то планы!

За утро Венеция ответила еще на полдюжины звонков от членов Котерии, и каждый по секрету сообщил ей о пари между Реймондом и Дианой. По сути рассказы не отличались, разнилась только сумма пари: кто-то говорил про пять фунтов, кто-то про двадцать.

Днем, надев атласное платье в черно-белую полоску, его любимое, и соломенную шляпку с красной лентой, Венеция незадолго до половины третьего незаметно ускользнула из дому и прошлась под лучами теплого солнца до поворота к Портленд-плейс.

На перекрестке с Нью-Кавендиш-стрит мальчишка-разносчик выкрикивал заголовки из «Ивнинг стэндарт» мрачным речитативом кокни:

– Трагедия на реке: тело баронета до сих пор не найдено!

Она посмотрела, как он быстро разбирается с очередью покупателей, складывает газеты, принимает монеты, и в первый раз ощутила, что в душе шевельнулась подлинная печаль. Еще вчера в это же время Денис, должно быть, играл в карты в клубе по ставкам, которых не мог себе позволить при своем жалованье. А сегодня на нем делает деньги какой-нибудь мерзкий газетный магнат.

Пройдя по улице еще немного, Венеция остановилась у края тротуара. Она знала, что он приедет вовремя: так было всегда. Через пару минут из-за угла мимо церкви Всех Святых проехал большой шестицилиндровый лимузин «нейпир» со сверкающим полированным кузовом, и когда автомобиль остановился, она разглядела высокие летние облака в черном зеркале капота. Из машины выскочил шофер Хорвуд, обошел вокруг и открыл дверцу. Как обычно, шофер старался не встречаться с ней взглядом.

Просторный салон был отделан кожей и ореховым деревом, словно в старинной карете. Забравшись внутрь, она заметила, что занавески на глухой стеклянной перегородке, отделяющей пассажирские сиденья от водителя, уже задернуты. Дверца закрылась. Он наклонился вперед и нажал на кнопку на консоли. На приборной доске у шофера зажглась лампочка, разрешающая начать движение. Когда машина тронулась, Венеция скользнула по кожаному сиденью и поцеловала его в щеку.

Премьер-министр повернулся к ней и улыбнулся:

– Привет, моя дорогая.

По крайней мере раз в неделю, обычно в пятницу днем, они выезжали вместе на полуторачасовую прогулку либо за город, либо просто по Лондону. Конечно, в промежутках они тоже встречались: за ланчем и на обедах, а также на воскресных пикниках, но всегда в окружении других людей. И только в автомобиле можно было побыть вдвоем.

Любила ли она его? Трудно сказать. Она понимала, что он нравится ей больше, чем любой другой мужчина из тех, кто увивался за ней все эти годы. Больше, чем милый, но невзрачный Эдвин Монтегю, член парламента и финансовый секретарь Казначейства, дважды делавший ей предложение и даже купивший дом в Вестминстере, в котором надеялся поселиться вместе с ней. Больше, чем Бонги, Бонэм-Картер, одинокий личный секретарь премьер-министра, который целовал ее и писал страстные письма. Больше, чем Реймонд, ясно давший понять, что хотел бы завести с ней роман. Больше, чем ее симпатичный зять майор Энтони Хенли, намекавший на то же самое. И уж определенно больше, чем Морис Бэринг.

Венеции нравились ум премьер-министра, его известность и власть, к которым он относился довольно легкомысленно. Ее отец был членом парламента от лейбористов, и она выросла под разговоры о политике. Вероятно, во всей стране не было более осведомленной в этой области женщины. И, честно говоря, она наслаждалась этой атмосферой секретности, недозволенности, риска.

Как обычно, он захватил официальные документы, чтобы показать ей. Папка лежала на сиденье между ними, прямо под их сцепленными руками.

– Мне чуть плохо не стало от беспокойства, – сказал он. – Не дождавшись тебя у Оттолайн, я решил, что ты все-таки отправилась на эту злосчастную речную прогулку. Жаль, милая, что ты не послала мне записку о том, что с тобой все в порядке.

– Я думала, Реймонд тебе скажет.

– Да, он сказал, но я предпочел бы узнать это от тебя. – Он поднес ее руку к губам и поцеловал. – Бедный Энсон! Он был смешной, но все равно нравился мне. Столько природной энергии, которую ему некуда было направить! Такое горе для его матери!

– А как Реймонд?