Само собой, тут же всплыл другой мой друган. Костя. Ситуация же практически идентичная. Есть «тогда» и «сейчас». Мой друган из прошлого-будущего ненавидел рок-музыку. Плевался ядом, когда включали, клеймил всех рокеров скопом наркоманами и придурками. Ну и покрепче слова тоже употреблял в их адрес. А Костян нынешний – активист рок-клуба, активно участвовал в фестивалях, на сцену лез с упертостью бронепоезда. Наташу трясет, чтобы она делала новый поток своих актерских курсов. А поскольку та пока отнекивается, забрал документы из политеха и в культпросветучилище на актерский факультет решил поступить. Глаза горят, энтузиазмом брызжет. Автографы взял у всех наших звезд, до которых дотянулся. Сфоткался тоже со всеми.

Это судьба его поменялась, значит? Или ключевой момент еще не прошел?

Поди знай…

И вот Гриша сейчас. Что я вообще про него знаю? Ну, знал. Что он про себя рассказывал? А молчаливым он не был, трепался периодически о своем прошлом, когда речь о воспоминаниях заходила. Я знал, что он был каким-то спортсменом.

Галочка. Не врал, вот я сейчас его вижу, и он точно спортсмен.

Знаю, что он рано закончил свою спортивную карьеру. Практически на пике формы. О причинах этого он говорил как-то скупо, так получилось, типа.

И знаю, что где-то в девяностые он получил довольно серьезную травму. И вроде как… сидел. Этот вывод мы сделали без его участия. По косвенным признакам. На все сто никто из нас уверен не был, татух специфических на теле тогдашнего Гриши не было. Просто он, скажем так, производил впечатление сидельца. Генка сказал, что услышал какой-то специфический оборот в его речи, который, мол, употребляют те, кто побывал не по своей воле в казенном доме.

Хрен знает.

Ну так-то, обычное дело. Турнули из команды, крепкий парень прибился к какой-нибудь ОПГ. А потом облава, статья, скамья подсудимых и ага.

И вместо цветущего парня, бывшего спортсмена-активиста-красавца получаем поломанного инвалида, который так и не смог устроиться нормально. Жены у него, насколько я помню, не было. Была какая-то, как он сам говорил, «баба», которая и не давала ему сдохнуть с голоду. Но нам он ее никогда не показывал.

Такие дела.

Так что, судьба? Это ты мне такой знак подаешь, чтобы я Грише не дал оступиться, например?

Раздался звуковой сигнал. Значок «пристегните ремни» погас. Народ тут же повскакивал со своих мест, загомонил, в туалет выстроилась очередь. Некоторые вещи не меняются. И неважно, летишь ты на широкофюзеляжном боинге куда-нибудь а тропическое баунти юго-восточной Азии. Или на изрядно ушатанной «тушке» из Новокиневска в Москву.

– Слушай, а ты заметил, что Саша как-то Гришу не любит? – спросила Ева.

– Ага, – кивнул я.

– Интересно, почему? – задумчиво спросила Ева. – Вроде бы, Гриша нормальный.

– Ты же у меня психолог, – подмигнул я. – Вот и предположи. Все равно пока летим, заняться нечем. В отличие от Гриши, я книжку никакую не взял.

– Так я пока неопытный психолог, – смутилась Ева.

– Ну так я и не предлагаю тебе править кому-то мозги, – я погладил Еву по плечу. – Считай, что мы играем так. Вот встретились случайно встретились два двоюродных брата, которые вроде бы не ссорились. Но один другого не любит. Почему?

– Маловато данных, – помолчав, сказала Ева. – Ты же его тоже знаешь, расскажи о нем?

– Так неинтересно, – мотнул головой я. – Расскажи первую же версию!

– Хм… – Ева перегнулась через мои колени и посмотрела на Гришу. Третье кресло рядом с нами пустовало. Повезло, да. – Что-то случилось, когда он приезжал в седьмом классе… Причем такое, чему этот Гриша значения не придал, а вот Сашу здорово задело… И Саша еще очень нервничает, когда с Гришей заговаривает Кристина.

– Тоже заметила, да? – подмигнул я.

– Это ты тоже заметил! – гордо вздернула подбородок Ева. – Сам же говоришь, что я психолог!

– Договорились, я тоже заметил, – покладисто кивнул я. – Мне случайно повезло, а ты профессиональным взглядом отсекла.

– Да уж… – фыркнула Ева. – А, и еще когда Гриша рассказывал, что привез маме Астарота какие-то гостинцы, хотя ему пришлось тащиться со своими вещами, он прямо напрягся весь.

– Вот видишь, а говоришь, что без опыта, – хмыкнул я. – Про маму я не заметил. Ну так что? Есть версии, что там произошло между Астаротом и Гришей.

– Я думаю, это не между ними, – медленно проговорила Ева. – Саша злится, но старательно это скрывает, будто ему стыдно, что он злится. А Гриша ведет себя, будто ничего не произошло. Так что, скорее всего, для него ничего и правда не произошло. Он приехал, нормально пообщался, а потом уехал.

– Но что-то же случилось? – я толкнул Еву в бок локтем. – Может быть, Астарот просто завидует широким плечам Гриши и опасается, что он Кристину очарует и уведет. Но это скучно.

– Думаю, все дело в маме Астарота, – сказала Ева. – Вы одногодки. Гриша, насколько я поняла, сын сестры мамы Саши. И приехал, такой весь прекрасный, спортивный, мамина надежда и опора. Помощник и защитик. И мама стала тут же ставить его в пример. Я ее не очень хорошо знаю, но она к таким вещам точно склонна. Гриша уехал, а жизнь Саши превратилась в ад. Потому что мама взялась клевать ему мозг. «А вот Гриша лучше учится!» «А Гриша бы помог!» Ну и все такое.

– Сын маминой подруги, – усмехнулся я.

– Точно! – Ева хихикнула. Я даже чуть не поперхнулся. Надо же, в этот раз не пришлось объяснять значение общеизвестного в будущем мема. Очень уж понятное определение. У каждого человека, наверное, был такой вот «сын маминой подруги», который все делает лучше.

– Хех, какой-то недраматичное получилось объяснение, – хмыкнул я. – Ни тебе накала страстей, ни скелетов в шкафу.

– Зато похожее на правду, – важно подняла палец Ева.

– Нет, подожди… – я театрально задумался, уперев кулак в лоб. – Я считаю, что нужно все-таки включить бредогенератор и придумать что-то более развесистое!

– Бредогенератор – это по твоей части, – подмигнула Ева.

– Вот поэтому я и пытаюсь его напрячь, – сказал я. – Значит так. Есть вот какая идея. На самом деле Саша и Гриша – родные братья… Не, это какой-то индийский фильм тогда получится.

– Погоди-погоди, давай договаривай! – оживилась Ева.

– Нет, я уже другую историю придумал, – сказал я. – На самом деле, Гриша… эээ…

– Понятно, ничего не придумал, – засмеялась Ева.

– Бредогенератор барахлит, – развел руками я. – Без сбоев только на сцене работает.

– А может быть, все дело в девушке? – Ева снова перегнулась через мои колени и посмотрела на Гришу. – Например, в седьмом классе Саня был влюблен в какую-то вашу одноклассницу. Но как и все семиклассники, ужасно стеснялся. Ну и пригласил ее как бы не на свидание, а погулять. А тут как раз Гриша приехал. И пошли они гулять втроем, а девушка повисла на Грише, влюбилась в него. И потом еще полгода просила Саню записки передавать.

– В Салехард, – добавил я.

– Ну, или не записки, – пожала плечами Ева. – Просто постоянно о нем расспрашивала. Вот и получилось, что Саша любит девушку, а девушка этого не замечает и все время трындит про Гришу.

– Зато Саша стал для этой девушки самым задушевным другом, – добавил я.

В салоне самолета наступило оживление, потому что настало время обеда. И стюардесса как раз докатила до нас тележку.

Мы на время замолчали, увлеченно поглощая безвкусное хрючево самолетной еды. Меня опять слегка накрыло детскими воспоминаниями. Когда я был очарован вот этими вот фирменными кусочками сахара и крохотными пакетиками соли и перца. Помнится, я потом еще долго хранил эти пакетики у себя в столе. Хрен знает зачем. Видимо, на память об отлично проведенном лете. В детстве же я летал только на курорты с родителями. Так что самолет и купание в море для меня были связаны напрямую.

– Гадость, – резюмировала Ева, отодвигая от себя судочек. – Я вроде заказала курицу, но она, по-моему, от рыбы ничем не отличается. Еда в самолете всегда такая противная?

– Как повезет. От авиакомпании зависит, – пожал плечами я. И чуть было не начал рассказывать, что вот когда мы летели в Грецию, то… Ну да, Вова-Велиал, конечно же, большой специалист по полетам за границу.

– Это ты чисто умозрительно рассуждаешь? – прищурилась Ева.

– Знакомые много летали, а я просто у них спрашивал, – выкрутился я. – Друзья родителей летали за границу. Заграничной же авиакомпанией. Вот там, говорят, очень вкусно кормили. И вино еще подавали, белое и красное.

– А у нас рыбу с курицей в одной кастрюле варили, – вздохнула Ева с тоской посмотрев на свою порцию. – Нет, я не могу больше. Рис еще этот липкий. Бррр… Давай лучше еще про Сашу и Гришу что-нибудь повыдумываем!

– Есть другая идея, – сказал я, дожевывая суховатую булочку. – Предлагаю заключить пари.

– На что будем спорить? – глаза Евы азартно заблестели. – И о чем?

– Давай ты будешь за то, что Саша не любит Гришу из-за девушки, например, – сказал я. – А я за то, что… Ну, скажем, что они поссорились, когда были совсем мелкими шкетами, а потом Гриша забыл, а Астарот просто злопамятный. И возможно даже в книжечку записывает.

– А как же версия про сына маминой подруги? – спросила Ева.

– Она слишком очевидная, скучно, – махнул рукой я.

– Ладно, – энергично кивнула Ева и протянула руку. Но тут же отдернула. – А на что спорим?

– На «американку», – быстро ответил я.

– Годится, – глаза Евы заблестели еще ярче. Мы церемонно пожали друг другу руки, я изобразил левой рукой третьего, который разбил наш спор. Ева снова перегнулась через мое кресло, практически высунувшись в проход.

– Гриша! – позвала она и помахала рукой. – А что ты там один сидишь? Или к нам, у нас место свободное!

Глава 4

– Получается, никто из нас не выиграл? – резюмировала Ева.

– Пока результат неочевиный, – покачал головой я. – Гриша же не раскололся.

– А мы с тобой не договорились, что делать, если оба проиграли, – задумчиво проговорила Ева с тоской глядя на место у окна, которое в этот раз было занято грузным мужиком в коротких шортах и не сходящейся на пузе рубашке.

– Или оба выиграли, – подмигнул я.

Наше общение с Гришей весь остаток перелета до Москвы оставило смешанные впечатления. Раскрутить его на подробности детства нам с Евой не удалось, хотя Гриша болтал о себе довольно много и с удовольствием. Но в основном это были рассказы о поездках на очередные соревнования. А вот что у них там произошло с Астаротом, хрен знает. С этой темы он каждый раз ловко спрыгивал, а в лоб мы его спрашивать не стали. Как-то не сговариваясь. Потому что, ну мало ли, вдруг нам показалось, что Астарот нервно вибрирует. Скажем напрямую, и двоюродные братья на самом деле поссорятся. Но спор зашел в тупик, это да. На пересадке в Москве дознание пришлось прервать. Времени а нас практически не было, успели ухватить по паре пирожков и бутылке сладкой газировки, и снова посадка. В отличие от самолета до Москвы, салон был битком. Сначала ощущение вообще было такое, что часть народу полетит, стоя в проходе, как в автобусе. Пассажиры были шумные, нервные, одетые в летне-курортные шмотки, обвешанные сумками и пакетами. Глядя на все это, я даже с некоторой тоской вспомнил про «Победу» с ее драконовскими правилами ручной клади. Да, в моменте бывает и бесит, но зато никаких проблем с полками. И не случается вот этого вот: «Что вы тут понапихали своих вещей, это мое место!» «И что мне теперь на голове своей это везти?!» «В багаж надо было сдавать!»

Ссорились мужья и жены. Родители орали на детей. Дети просто орали.

Какой-то мужик громко рассказывал заяснял своему другану про то, что он точно знает, что большинство авиакатастроф от нас скрывают. И что на самом деле самолеты падают вообще через один. Окружающие его соседи сначала слушали, а потом начали попытки затыкать этот фонтан красноречия. Но тот только ржал и обещал, что мы все покойники, вот увидите.

– Пока что спор не завершен, – сказал я на ухо Еве.

– И как же мы узнаем, кто из нас прав? – хмыкнула Ева. – Гриша из Сочи отдельно от нас поедет.