Она такая правильная! Всегда элегантно одета и гладко причесана, широкий лоб аккуратно прикрыт челкой, очень простой макияж и скромный деловой костюм. Когда я листаю женские журналы, мне часто хочется сказать: «Вот, это Ирен». Но иногда я совсем не узнаю ее. Андре называет ее хорошенькой. Порой я разделяю его мнение: у нее маленькие изящные уши, нос классической формы и нежная перламутровая кожа, на которой выделяются иссиня-черные ресницы. Но стоит ей хоть немного поднять голову, как лицо теряется из виду, остаются только губы и подбородок. Вот такая она, Ирен. Но почему именно она? Почему Филипп предпочитает таких элегантных, отстраненных, высокомерных девушек?

Разумеется, чтобы доказать себе: он может их соблазнить. Он не привязывался к ним. Я сожалела об этом. Я уже думала, что он вечно будет в поиске, но однажды вечером услышала: «Сейчас я расскажу тебе кое-что важное». Филипп был немного возбужден и в тот момент походил на расшалившегося ребенка, который слишком много смеялся, играл и шумел на празднике. Мое сердце бешено забилось, щеки предательски покраснели. Губы задрожали, но я старалась ничем не выдать своего волнения. Зимний вечер, закрытые шторы, свет лампы на пестрых подушках и эта ошеломляющая новость, разделившая жизнь на «до» и «после». «Она тебе понравится. Она работает на дому – пишет сценарии». Мне хорошо знаком этот тип женщин. Они чем-то занимаются, считают себя интеллектуалками, занимаются спортом, хорошо одеваются. Они отличные хозяйки и прекрасные матери, ведут насыщенную светскую жизнь – в общем, преуспевают во всех сферах. Хотя на самом деле они ко всему равнодушны. У меня от них стынет кровь в жилах.

Они уехали в Сардинию в день закрытия факультета, в начале июня. За обеденным столом – там, где я так часто заставляла Филиппа есть («Давай доедай суп, съешь еще говядины! Поешь как следует перед учебой!»), мы обсуждали их путешествие – щедрый свадебный подарок родителей Ирен; они могли себе это позволить. Ирен все больше молчала – умная женщина, умеющая сделать эффектную паузу, а потом вдруг сказать что-нибудь тонкое и немного неожиданное. Порой она бросала какую-нибудь фразу, на мой взгляд, достойную удивления хотя бы из-за своей глупости или банальности.

Мы вернулись в библиотеку. Филипп посмотрел на мой стол.

– Хорошо поработала?

– Неплохо. Еще не прочитал мои гранки?

– Нет, честно говоря, не успел. Прости.

– Ну, прочитаешь книгу. У меня есть для тебя экземпляр.

Я немного расстроилась его пренебрежительным отношением к моей работе, но не показала виду. Я спросила:

– Наверное, ты сейчас всерьез возьмешься за диссертацию?

Он промолчал, бросив озорной взгляд на Ирен.

– В чем дело? Снова собрались в путешествие?

– Нет, мы никуда не едем.

Он еще немного помолчал, а потом, нахмурившись, произнес:

– Ты сейчас рассердишься и будешь меня ругать, но за последний месяц я все хорошо обдумал и взвесил. Мне сложно совмещать работу над диссертацией и должность ассистента. А без диссертации в университете перспектив нет. Поэтому я принял решение уйти.

– Как ты сказал?

– Я ухожу из университета. Я еще достаточно молод, чтобы найти свое место в жизни.

– Но это исключено. Ты же уже почти у цели, ты не можешь все вот так бросить, – возмутилась я.

– Пойми меня правильно. Раньше преподаватели были на вес золота. Сейчас эта работа хлопотная и нервная, но малооплачиваемая. И это не только мое мнение.

– Ты прав, – согласился Андре. – Если у тебя тридцать студентов, тебе приходится тридцать раз повторять одно и то же. Пятьдесят учеников – это уже чересчур. Но мы как-нибудь выкрутимся, чтобы помочь тебе и диссертацию писать, и о себе не забывать.

– Нет, – отрезала Ирен. – Преподавание и научная работа и правда утратили свой престиж. Мой двоюродный брат – химик. В Национальном центре научных исследований он получал восемьсот франков в месяц. Сейчас он работает на красильной фабрике и получает три тысячи.

– Дело не только в деньгах, – ответил Филипп.

– Разумеется. Нужно еще и в ногу со временем идти.

В своих коротких, тщательно выверенных фразах она тактично выразила свое мнение о нас: «Поймите меня правильно, я не хотела обижать вас, поскольку отношусь к вам с большим уважением. Но о некоторых вещах молчать нельзя. Если бы не моя сдержанность, я бы сказала гораздо больше». Если бы не ее сдержанность, то мы, вероятно, услышали бы, что Андре, конечно, великий ученый, да и я – не последняя женщина в научном сообществе. Но мы живем, отрезанные от мира, в своих лабораториях и библиотеках. А молодое поколение интеллектуалов хочет быть на виду и участвовать в общественной жизни. Филипп слишком активный и амбициозный, поэтому наука не для него; ему гораздо больше подойдут другие сферы деятельности.

– В конце концов, тема диссертации устарела, – заключила она. Почему она позволяет себе говорить такие возмутительные вещи?

Ирен совсем не глупа. Она живет по-своему и мыслит по-своему. Она победила меня в битве за Филиппа, настроив его против науки. Порой мне хочется сдаться в этой неравной борьбе. «Я больше не могу писать эту диссертацию. У меня болит голова. Выпишите мне справку о болезни». Нет. Нежное юное лицо вдруг повзрослело, все мышцы напряглись, зеленые глаза пронзительно смотрели мне прямо в душу. Андре мог бы вступиться за меня. Нет. Я вспомнила те роковые пасхальные каникулы, когда мы уехали в Голландию, оставив Филиппа в Париже. «Я не хочу, чтобы твой диплом был испорчен». Он с ненавистью кричал: «Не увозите меня. Мне все равно, я не напишу ни строчки». А потом он вдруг взялся за ум, и мы обрадовались. Наши отношения наладились, а теперь Ирен снова их рушит. Она уже второй раз так поступает. Мне не хотелось скандала, и я с трудом сдерживалась.

– Так чем же вы займетесь?

Ирен хотела ответить, но Филипп ее опередил:

– У отца Ирен есть пара интересных предложений.

– Каких именно? Бизнес?

– Еще не знаю точно.

– Значит, вы говорили с ним обо всем перед поездкой. А нам почему не сообщили?

– Я хотел все обдумать.

Я ужасно разозлилась и не могла поверить, что он решил уйти из университета, не посоветовавшись со мной.

– Теперь я во всем виноват, – раздраженно бросил Филипп.

В его зеленых глазах зажглись искры гнева. Я хорошо знала этот взгляд.

– Нет, – сказал Андре. – Ты волен поступать, как хочешь.

– Ты обиделась на меня?

– Деньги – не главное в жизни. Не ожидала от тебя такого.

– Я же говорил, что дело не только в деньгах.

– А в чем именно? Объясни.

– Не могу. Сначала мне нужно еще раз встретиться с тестем. Но я не приму его предложение, если оно будет невыгодным для меня.

Я еще немного пообщалась с ним, стараясь говорить как можно спокойнее. Пыталась убедить его в важности работы над диссертацией, напоминая о выполненных проектах и исследованиях. Он вел себя вежливо, но пропускал мои слова мимо ушей. Он стал для меня чужим, совсем чужим. Даже его внешность изменилась: модная стрижка, одежда с иголочки, изысканный стиль XVI округа^[10]. Я родила и воспитала его. А теперь наблюдаю за ним со стороны, как в кино. Такая участь ждет любую мать, но разве от этого легче?

Андре проводил их до лифта, а я села на диван. И снова пустота. Тот день был хорошим и радостным лишь потому, что Филипп снова вернулся, хоть и на несколько часов. Я ждала его, как будто он возвращался навсегда – но этому не бывать. Я не могла поверить, что наши пути разошлись. Я больше не буду помогать ему с работой, у нас не будет общих интересов. Неужели деньги так важны для него?

Может быть, он просто не может спорить с Ирен? Неужели он так сильно любит ее? Они идеальная пара. Она наверняка очень хороша в постели, хоть и выглядит такой невинной. Представляю, на что она способна. Но секс, на мой взгляд, – не главное в отношениях. Сексуальности больше не существует для меня. Раньше я воспринимала это как свободу и легкость. И вдруг я поняла, что была не права. Это немощь, полная потеря чувственности. Из-за этого мне не понять печали и радости тех, кто умеет любить по-настоящему. Кажется, я уже ничего не знаю о Филиппе. Ясно только одно: я буду очень скучать по нему! Возможно, именно благодаря сыну я смогла принять собственный возраст. Он помог мне пережить вторую молодость. Он брал меня с собой на автогонки в Ле-Ман, на выставки оптического искусства и даже однажды вечером сводил меня на хеппенинг. Он был большим выдумщиком, и с ним никогда не приходилось скучать. Привыкну ли я к этой тишине, к спокойной и размеренной жизни, в которой больше не будет места сюрпризам?

Я спросила Андре:

– Почему ты не помог мне вразумить Филиппа? Вместо этого ты сразу согласился с ним. Хотя вдвоем мы бы точно его убедили.

– У человека должен быть собственный выбор. К тому же он никогда не мечтал о карьере преподавателя.

– Но ему было интересно работать над диссертацией…

– До определенного момента и совсем недолго. Я понимаю его.

– Ты всех понимаешь.

Раньше Андре был очень требователен по отношению к себе и другим. Сейчас он не изменил своих политических пристрастий, но в личной жизни много требует лишь от себя; он может бесконечно оправдываться, объяснять, принимая людей со всеми их недостатками. Порой это доходит до абсурда. Я продолжила:

– Как ты думаешь, заработать много денег – достойная цель в жизни?

– Сначала надо вспомнить, какие цели ставили мы. И были ли они достойными.

Интересно, он сказал то, что думает, или нарочно решил меня подразнить? Порой он так делает, считая, что я слишком упряма и принципиальна. Обычно я воспринимаю это спокойно и даже подыгрываю ему. Но в тот момент мне было не до шуток. Я повысила голос:

– Почему же мы так жили, если тебе известна другая жизнь?

– Потому что не могли иначе. И были убеждены в правильности своего выбора.

– Нет. Для меня познание, открытие нового было манией, страстью, даже неврозом, не имеющим никакой рациональной основы. Но мне никогда не приходило в голову считать себя примером для подражания.

В глубине души я думаю, что мы оба – пример для подражания, но обсуждать это не хотелось. Я просто сказала:

– Все люди разные, но сейчас мы говорим о Филиппе. Он хочет стать бизнесменом. Я не для этого воспитывала его.

Андре задумался:

– Он просто стесняется таких успешных родителей. Он думает, что все равно не сможет достичь наших высот. Вот он и решил попробовать себя в другой сфере.

– Филипп очень хорошо начинал.

– Ты помогала ему, он работал в твоей тени. Если честно, без тебя бы он не справился. И он достаточно умен, чтобы понимать это.

Наши взгляды на воспитание Филиппа всегда расходились. Возможно, Андре был разочарован тем, что сын предпочел литературу естественным наукам, а может быть, это было классическое соперничество отца и сына. Андре всегда недооценивал Филиппа, и из-за этого Филипп порой опускал руки.

– Знаю, – согласилась я. – Ты никогда ему не доверял. И если он сомневается в себе, то это только с твоей подачи.

– Возможно, – примирительно произнес Андре.

– В любом случае это Ирен во всем виновата. Она давит на него. Она хочет, чтобы муж зарабатывал деньги. И она очень рада, что Филипп съехал от меня.

– Ого! Не строй из себя злобную свекровь. Ирен достойна лучшего.

– При чем тут свекровь? Она много чего наговорила.

– Бывает. Но порой она очень умна. Она немного перенервничала, но глупой ее никак не назовешь. С другой стороны, если бы она думала только о деньгах, она бы нашла себе мужа побогаче.

– Она понимала, что Филипп тоже может разбогатеть.

– В любом случае она предпочла его какому-нибудь маленькому снобу.

– Я вижу, что она тебе нравится. Рада за вас.

– Я хочу, чтобы мой сын был счастлив. А он ее любит.

– Это правда, – согласилась я. – Но Ирен непредсказуема.

– Нужно узнать больше о ее семье.

– К сожалению, там все плохо.