Диана Билык: Студёная любовь. Во тьме

Глава 1

Любава

Мне было где-то пятнадцать, когда я вывалилась на городской площади столицы из алого портала – так говорили очевидцы, сама смутно помню, как это произошло. Точно было холодно и тоскливо, а еще меня тогда накрыло полное бессилие – в груди разрослась тянущая пустота.

И мои пальцы на руках. Они были словно обожженными, обугленные косточки просматривались сквозь ошметки кожи. Жгло так, что я с трудом соображала, что делаю. Ползла куда-то, кричала сорванным голосом, искала кого-то, пока меня уличные не подобрали и не укрыли чьим-то плащом. Через неделю все раны затянулись сами по себе – остались только неприятные воспоминания, легкое покалывание и зуд кожи на изменение погоды, но и это последние лет пять не тревожило. Лекари все как один говорили, что у меня от природы чудесная регенерация – повезло.

До совершеннолетия меня распределили, как простеца, в обычный интернат Аганира. Городка, что находится в центральных землях страны, где хорошо чувствуются резкие северные ветра Мааса – холодного и пугающего океана.

Магию во мне обнаружить не удалось, как не пытались архимаги Криты. Они лишь задумчиво чесали себе лбы, рассматривая мои здоровые пальцы и выслушивая историю о чудесном излечении, что невозможно само по себе – шрамы бы остались. Либо я сильнейший маг-лекарь, а мой дар скрыт.

А я что? Обычные пальцы, обычная девочка, на которой все заживает как на собаке. Ничего особенного. Что они прицепились?

И магии у меня не было, не особо и хотелось.

О себе я мало могла рассказать, потому что ничего не помнила, кроме имени и возраста. Пожимала плечами, позволяя изредка приезжающим магам проводить бесполезные скучные тесты и учила все заново: язык, историю Энтара, географию стран, их флору и фауну, магическое мироустройство, звания. Читала научные и художественные книги – благо энтарский дался мне легко. Скажу честно – не все слова, были некоторые трудности с языком, я часто путалась, какие-то несуразности вставляла, что очень озадачивало учителей и веселило других воспитанников интерната. Но за несколько месяцев все сгладилось, и я уже говорила быстро и понятно, свободно писала и читала. Мастера даже подозревали, что я все-таки не попаданка, а уроженка этого мира, просто со мной случилось что-то крайне серьезное, что стерло память. По миру были разосланы поисковые жучки и слепки моей внешности для опознания, но никто не откликнулся. Или я никому не была нужна, или… я все-таки чужая для Энтара.

Прошло время, больше года, и на одном из групповых физических занятий в интернате, когда толстая Чильяна, самая старшая из нас, столкнула меня с тропинки, я почувствовала в себе изменения.

Девушка сделала это нарочно далеко от учебного здания и на повороте, откуда учителям ничего не было видно.

– Поганка-попаданка, вставай, – загоготала она надо мной, когда я, потеряв равновесие от толчка, неуклюже плюхнулась в грязь.

Я встряхнулась расстроенно, белые волосы моментально превратились в липкие пакли. Бежевую форму интерната, узкие брюки и рубашку свободного покроя из шерсти венши, от такой грязи мне не отстирать – пальцы в кровь сотру. А новую мне выдадут только когда размер не будет подходить. От обиды даже спину скрутило, зачесалось между лопатками и пальцы закололо.

Чильяна снова неприятно закряхтела:

– Из-за тебя всю группу заставят собачьи миски мыть. Шустрее! Двигай задом, облезлая!

Я приподнялась на локтях, чтобы встать. Девка тут же пнула меня в бок и наступила на волосы тяжелым ботинком, отчего я шлепнулась ладонями и лицом в грязь.

После сошедшего снега земля была мягкой, как масло, и мерзло-холодной, даже трава еще не проклюнулась, хотя в воздухе уже чувствовался скорый приход авиты, из-за этого занимались мы в одних рубахах.

Девочки, что бежали со мной последний круг, не стали задерживаться, никто не хотел связываться со злопамятной толстушкой.

Я понимала, что Чильяна просто мстит. Вчера после ужина, когда мы с другими воспитанницами собрались в умывальной комнате, она пыталась поджечь мне волосы свечой, но лишь оплавила себе челку: та теперь черной щеткой торчала над ее макушкой и делала девчонку совсем дурной. И ведь симпатичная, чаще б улыбалась – за ней бы все ребята интерната бегали, но характер искривил лицо до жути, сделав из нее брюзгу и отталкивающую личность.

– Что ты хочешь? – прохрипела я, с трудом выглянув через плечо. Шею и спину пронзило странным непреодолимым зудом. Он метнулся по всему телу и замер в области груди.

– Чтобы ты не была такой чистенькой, – плюнула она мне в лицо и сильнее вжала большой каблук в землю, натягивая волосы до хрустящей боли.

Я не раз пыталась сопротивляться ей, часто огрызалась, но она кобылица откормленная, высокая, с очень тяжелой рукой. Потому я часто отступала, смягчала конфликты, как могла, но и Чильяна не наглела раньше так сильно.

– Мойся чаще, тоже будешь чистой, – на свою беду, фыркнула я, сплевывая грязь.

Лапища девки резко опустилась на мой затылок и утопила лицо в луже. Горькая жижа набила рот, обожгла внутренности, стянула в узел живот. Спину снова обожгло, словно мне в наказание за дерзость влепили меж лопаток плетью с шипами.

До ан-тэй Ройла, нашего воспитателя, которого девочки между собой называли – Главный надзиратель, слишком далеко. Чтобы дозваться помощи, придется обежать огромное поле под сенью кленов до края тренировочной площадки, но я теперь не поднимусь и вряд ли смогу крикнуть.

– Здесь и свидетелей нет, тебе никто не поможет.

Над головой звякнуло, по затылку царапнуло холодом. Рука девки небрежно сжала мои волосы, больно потянула копну вверх, снова послышался звякающий скрип.

Я дернулась, пытаясь вырваться. Воздух сбился в легких и не хотел выходить, рот забило вязкой землей.

– Не дрыгайся, белобрысая… будешь у меня лысая, а то распустила тут косы на всю Криту.

Снова зазвенело.

Что-то свистнуло в ухе, побежало по голове через гортань и замерло в груди дрожащим огоньком.

– Что за… – зашипела Чильяна. И еще грубее: – Да ты черная ведьма! Твои патлы-веревки даже ножницы не берут!

Она дернула меня за плечо, перевернула на спину, прижала грязный ботинок к груди.

– Признавайся, Любава, какую защиту ты носишь? – носок обуви передвинулся к горлу, острое лезвие режущего инструмента уставилось в глаз. – Говори! Или зенки твои стеклянные разобью.

Я успела перехватить руками ботинок, прежде чем он вдавился в горло.

Закашлялась. Пытаясь увести голову в сторону, чтобы острие ножниц не коснулось склеры, прохрипела:

– Я не знаю… Нет у меня ничего. Отпусти…

– Ага, так и отпустила. Чтобы ты растрезвонила воспитателю, что я на тебя напала?! И меня вместо свободы от этих мерзлых стен в темницу бросили?! Ищи дуру получше. – Чильяна надавила каблуком сильнее, захрустели пальцы под его тяжестью, холодный металл скользнул по ресницам. Девчонка страшно зашипела: – Мне проще тебя убить. Скажу, что упала, бедная Любава, ударилась виском… – Чильяна оглянулась и, найдя поблизости булыжник, договорила ехидно: – Скажу, например, что ты бахнулась о камушек у дороги и скончалась на месте. Вон какая тощая и болезная, от ветра качаешься. Убить тебя – что в лужу плюнуть.

Я дернулась снова. Немыслимая сила давила под ребрами. Она чесалась-рвалась из спины, распирала тело до ужасного гула в ушах. И это тревожило меня больше, чем нападение Чильяны.

Девчонка угрожала, говорила грубости, но я не чувствовала от нее явной опасности, словно она не посмеет навредить. Во мне кипела встречная ярость, что внезапно проснулась под ребрами и заставляла сопротивляться. Я не желала ее выпускать, слишком было страшно.

Воздух от давления ботинка на горло перекрыло, пальцы, которыми я пыталась защитить шею, сильно вывернуло, кости захрустели.

Но… внезапно все оказалось незначительным и легким.

Я открыла глаза, спокойно посмотрела на свою обидчицу сквозь муть слез, и Чильяна отпустила меня.

Вдруг. Просто выровнялась, шагнула в сторону и чуть назад.

Ее будто оглушил мой взгляд. Она попятилась, замотала головой, зашамкала полными губами, не выдавив и слова, а потом споткнулась на ровном месте и упала прямо на тот самый булыжник затылком.

Звук, как трескается кожа и лопается череп, – до сих пор отдается где-то в моей голове, словно не Чильяна упала, а я.

И вся сила, что накапливалась под ребрами, изредка мучая меня зудом и тяжестью, вырвалась наружу.

Выплеснулась диким необузданным светом.

Это было больно. Словно все косточки в теле переломались и проткнули плоть.

Но это было и… как возрождение. Я будто вернула себе себя. Трудно передать восторг, но я тогда кричала от радости и плакала от боли.

Пока не выжалась: магия беспричинно вырвалась куда-то вперед, а я провалилась в темень. Какое-то время казалось, что меня засосала липкая грязь, в которую упала из-за Чильяны.

Свет пробивался медленно, мелкими лучиками, рассекая мрак.

Я приоткрыла веки, но тут же закрыла – такими они показались тяжелыми.

– Мы никогда такого не видели, ис-тэ, – прошептал смутно-знакомый голос в стороне. Кажется, наш воспитатель, только охрипший какой-то. – Девочка практически умерла, но… вдруг выжила. Это и не лечение, какая-то иномирная магия, очень опасная. Мокрая земля вокруг места, где все случилось, превратилась в пыль, а дерево, многолетний клен, рассыпалось ледяной крошкой.

– Такая уж опасная? – шутливо проворчал мягкий пожилой голос, перемещаясь по помещению. – Показывайте. Где причина вашего переполоха? Это она? – приблизился.

– Да. Не приходила в себя трое суток после… ну вы понимаете, ис-тэ.

– Почему раньше меня не вызвали? – в голосе незнакомца появились стальные ноты. – Вы должны незамедлительно сообщать обо всем подобном, это приказ короля.

– Не думали, – воспитатель заискивающе смягчился, – что все так серьезно. Поначалу казалось, просто случайность. Но… смотрите…

Послышались шаги, они замерли совсем рядом с моей кроватью. Захотелось спрятаться под одеяло, по-детски зажмурится, только бы остаться незамеченной.

– Удивительно… – протянул пожилой мужчина.

Тепло побежало от головы до ног и укрыло меня всю, словно одеялом.

– Видите, ис-тэ? – чуть ли не прыгая от радости, заискивающе сообщил ан-тэй Ройл. – Она точно маг. Маг же?

– Да… И такой маг – редкость, – проговорил второй.

Я открыла глаза.

Пожилой мужчина с пышной белой бородой склонился надо мной и тут же заметил, что я очнулась. Улыбаясь одними глазами, мягко спросил:

– Любава? Можешь говорить?

Я разомкнула губы, попыталась что-то выдохнуть, но сухость во рту стояла жуткая.

– Воды, ан-тэй, – приказал через плечо маг. Что он не такой, как остальные взрослые, что были здесь, в интернате, я убедилась по светящимся синевой радужкам. Он – архимаг высшей степени, кританец. Я хорошо изучала градацию магов Энтара, мне было это очень интересно, но воочию одаренного никогда не встречала.

Напившись воды из кружки, которую подал раскрасневшийся воспитатель, села поудобнее, подтянула повыше одеяло. Меня умыли, переодели, интернатовскую одежду сменили на что-то неформальное – ночную сорочку из нежного эсма с длинными рукавами и кружевами по горловине. Я слышала, что из такой ткани шьют одежду только богачам.

– Я могу рассчитывать на королевскую материальную помощь? – заплясал рядом Надзиратель. Его лысина сверкнула в лучах заходящего лотта, что заглядывал в окно. – Смотрите, какую девочку для вас нашли.

– Она сама нашлась, – отрезал архимаг, не оборачиваясь на воспитателя, а мне подмигнул. – Другое интересно: как ребенок оказался без присмотра и так эмоционально взорвался?

– Э… это случайность. Наверное. Никто не видел, что случилось на самом деле. Ис-тэ, мы хорошо следим за сиротками, никого не обижаем.