____________________

Следующим утром, еще до 8 часов, металлическая штора поползла вверх, впустив в магазин дневной свет. Покупатели нечасто наведывались сюда до 10 часов утра, если не считать нескольких школьников и студентов, забегавших за учебными принадлежностями, и еще более редких субъектов, продолжавших читать журналы. После первого избрания губернатора и закрытия оппозиционных изданий сохранилась всего одна газета, принадлежавшая богатейшему бизнесмену, близкому к власти. Статьи в его Le Phare расхваливали действия правительства и критиковали дальние страны; еще там печатались отзывы читателей, многочисленные сообщения о происшествиях, анонсы культурных событий и недельные метеопрогнозы.

Митч занимался привычными делами: вскрывал коробки, передвигал тумбы с книгами, возвращался за прилавок, чтобы справиться с перечнем заказов, но, даже делая все возможное, чтобы не сознаваться себе в этом, думал только об одном: как скрыть от властей запретные книги и кого к ним подпустить. В конце концов он пришел к выводу, что лучше всего будет довериться собственному чутью. Он занимался этим ремеслом достаточно давно, чтобы научиться понимать, с каким читателем имеет дело. Но что до их предпочтений в чтении и склонностей… Левые они у них, вытекающие из восхищения Альбером Камю, революционные, питаемые Карлом Марксом, или гуманистические, судя по любви к Ромену Гари?

Дверь магазина толкнула женщина. Волосы у нее были собраны и сколоты на затылке, черный элегантный плащ до колен туго стянут на талии, закатанные до локтя рукава открывали изящные, но определенно не чуждавшиеся работы руки. Поставив на пол чемодан, женщина стала прохаживаться между тумбами, брать и класть на место книги.

То ли она не замечала Митча, то ли намеренно избегала смотреть в его сторону. Он внимательно следил за ней – был уверен, что раньше ее не видел, и никак не мог понять, достойна ли она доверия.

Незнакомка, заглянувшая с утра пораньше в его книжный магазин, могла оказаться агентом службы безопасности, готовящим ему ловушку. Митч полагал, что все, кто занят применением паршивых законов, испорчены и безнадежны, но не позволял себе ударяться в паранойю; он склонялся к тому, что женщина спасается у него от дождя и это удобный случай проверить свое чутье.

Она листала поэтический сборник и вздрогнула, когда он к ней обратился.

– Я задумалась и не заметила вас, – сказала она, объясняя, почему не поздоровалась с хозяином магазина, когда вошла.

– Эта книга – результат придирчивого отсева, – сказал он, имея в виду заинтересовавший ее сборник. – Даже не сомневайтесь, это последний экземпляр, не уверен, что он долго здесь пролежит.

Покупательница как будто не уловила смысла сказанного им, пришлось объяснять, что автор, Рассел Бэнкс, – бунтарь, фантазер, видящий все трещины общества и посягательства плутократов на демократические порядки.

– Это не совсем то, что я ищу, – возразила она.

– Что именно вы ищете?

– Понятия не имею. Что-нибудь для длительной поездки.

– Путеводитель? Куда отправляетесь?

– Нет, не путеводитель, скорее, то, что послужит доброжелательным сопровождением в пути.

Митчу понравился ее выбор слов, и он взял с соседней тумбы роман Харуки Мураками «1Q84».

– Вот! И позволю себе дать вам доброжелательный совет: чтобы сполна оценить эту книгу, читайте ее медленно.

– Я не глотаю книги, и вообще я читаю немного, – призналась она. – Вечно не хватает времени. Здесь я оказалась почти случайно. Приехала на вокзал и узнала, что вылет моего самолета задерживается, вот и решила побродить по городу, не очень люблю аэропорты.

Она неуверенно расстегнула сумочку, заплатила за книгу, поблагодарила Митча, взяла свой чемодан и вышла, не оглянувшись.

Митч наблюдал, как она шагает под мелким дождем, явно считая выше своего достоинства обращать внимание на такую пустяковую помеху, и гадал, в какие края она возьмет с собой Аомамэ и Тенго.

____________________

В ближайшее воскресенье Митч решил проведать мать.

Обустройство подпольной книжной лавки так его увлекло, что он испытывал чувство вины из-за того, что слишком долго пренебрегал сыновьим долгом. Он с пересадкой доехал до маленькой пригородной станции и оттуда еще полчаса шел пешком до «Резиденции в шиповнике», где мать жила четыре года. За пышным названием скрывалось скромное заведение для людей, уже не знавших, кто они такие и где находятся. На то, чтобы обеспечить там матери максимум комфорта, Митч тратил львиную долю сбережений. В его детстве и юности у них с матерью были нежные, близкие отношения, но после гибели отца многое изменилось, казалось, что у сына частично отняли и мать. Ее переезд на юг страны отдалил их друг от друга, а потом ей стала отказывать память.

Навещая мать, он всегда привозил ей пирог, который она пекла по утрам в воскресенье в его детстве. Она с удовольствием его ела, то и дело улыбаясь, словно доказывая сыну, что кое-что еще знает. Но от месяца к месяцу эта улыбка все больше означала лишь благодарность незнакомцу, балующему ее вкусным гостинцем.

Врач говорил о «ступенях», по которым спускались их пациенты. В начале года речь зашла уже не об очередной ступени, а о падении в бездну. Мать Митча перестала разговаривать, ее взгляд стал отсутствующим. Митч покидал «Резиденцию в шиповнике» с ноющим сердцем и истерзанной душой, приняв решение больше не возвращаться, раз это ничего не давало, но все равно приезжал опять, чтобы обнять мать и почувствовать исходящий от ее затылка запах духов, который уносил его в те давние времена, когда он не ведал забот, а мир был куда свободнее.

В этот приезд он поведал матери о своих подвигах. Уж ей-то можно было все рассказать без боязни. Он показывал жестами, с какой решительностью развалил кирпичную стену и как удачно замаскировал проход в тайник старым книжным шкафом. Никто никогда не догадается, что за ним скрыто, пока он не надавит на заднюю стенку, отчего шкаф отъедет в сторону. Глядя на руки матери, все в синих жилках и в коричневых пятнах, он вспоминал, как она вечерами проверяла за кухонным столом его домашние задания и долгие часы, которые они проводили бок о бок. Почему это воспоминание стало таким навязчивым? Митч не знал. Мать была раньше так умна, что это невозможно было забыть.

Быть может, болезнь порой отпускала на волю ее душу, как это якобы происходит после смерти, только не всю, а частями. А может, материнская любовь маялась теперь в четырех стенах ее комнаты…

Эти «быть может» преследовали Митча неспроста: мать, когда-то заставлявшая сына-школьника записывать на карточках все, что ему полагалось запоминать, теперь, сама того не ведая, подсказала ему решение его проблемы. Он решил завести по карточке на каждого своего постоянного покупателя и определить тем самым, кто из них больше всего пострадал от закона HB 1467. Это, разумеется, те, кто ждет от книги потрясения, двери в большой мир, иного взгляда на происходящее. Митч был, конечно, мечтателем, но он непоколебимо верил, что чтение вдохновляет и окрыляет.

Уже с понедельника он принялся за дело. Тщательно изучив регистры продаж, он отобрал несколько читательских профилей, вызывающих доверие. Теперь нужно было продумать, как к ним обратиться, как их заманить. У него было ощущение, что он решает задачу наркодилера, это отчасти так и было, ведь чтение очень быстро вызывает привыкание. По утрам и вечерам он видел в поездах таких оторванных от мира людей, которых уже не беспокоило ничто другое: они бормотали, смеялись, плакали, порой даже гримасничали, что превращало бы их в безумцев, не держи они в руках книгу; порой они, совсем как его отец, пропускали свою остановку.

5
Матильда

Ей было двадцать пять, она была студенткой-фармакологом, сетовала, что из-за учебы у нее совсем нет свободного времени, и признавалась, что без чтения не смогла бы жить. Митчу никак не удавалось понять, искренне она это говорит или притворяется. У нее были замашки оперной дивы, стройная фигура, маленькая грудь, тонкая талия, короткая стрижка и челка до черных, поразительно сияющих глаз. У Матильды была привычка то и дело вздыхать. Она жаловалась на дороговизну жизни и на то, что студентам не хватает денег на книги. Когда она возвращала прочитанную в один присест книгу, Митч любезно менял ее на другую. Она любила романы жанра «нуар», феминистскую литературу и особенно Анаис Нин, все семь томов «Дневника» которой благополучно присвоила. От Нин было уже недалеко до Генри Миллера. Его Vénus Erotica фигурировала в первом же списке запрещенных наименований, и Митч решил, что ей захочется заполучить ее экземпляр. Станет ли она им хвастаться? Так можно будет проверить ее сдержанность и решить, стоит ли впустить ее в тайную книжную лавку.

Она всегда приходила по средам, после занятий, перед самым закрытием магазина, и не спешила уходить, делясь впечатлениями от прочитанного. Более словоохотливая в отношении того, что ей не понравилось, чем того, что пришлось по душе, она разглагольствовала, упиваясь звуком собственного голоса. Митч не возражал против ее общества, он наводил порядок на своих тумбах и проверял счета, позволяя Матильде оттачивать красноречие. Время от времени он кивал или что-то бормотал, давая понять, что согласен с ней.

В тот вечер она спрашивала его – а вернее, саму себя – насчет пары Артур Миллер-Мэрилин Монро. Как можно было жениться на едва знакомой женщине? Как мог настолько эрудированный человек вести позорные речи о том, что его брак – ошибка дебютанта, а жена – разбитая ваза? Митч, так и не научившийся уверенно выступать в обществе, был убежден, что такой, как он, ни за что не выскажет ничего умного. Можно ли любить Миллера вопреки его недостаткам? Им моментально завладевала скука, мысли теряли связность, на ум приходили забытые дела или никчемные идеи. Например, под болтовню Матильды он вдруг вспомнил о неоплаченном счете за электричество. Одна мысль повлекла за собой другую, ему пришло в голову укрепить лесенку под люком. Он уже прикупил планки у столяра на улице Муан и сейчас пробормотал, что это было бы недурно.

– Вы это о чем? – спросила его Матильда.

Митч растерянно поднял на нее глаза.

– О досках, – ответил он, крутя пальцами карандаш.

Она вопросительно уставилась на него.

– У меня кое-что для вас есть, – продолжил он как ни в чем не бывало. – Но при условии, что вы будете держать язык за зубами. Если нет, я не в претензии. Многие не умеют, им это не под силу.

Этого хватило, чтобы разжечь любопытство Матильды. Она нависла над прилавком, там близко к Митчу, будто вздумала показать ему, как помещается за зубами ее язык.

– О чем, собственно, речь? – прошептала она.

– О книге, – преспокойно ответил Митч.

Она придвинулась к нему еще ближе; будь у нее желание его поцеловать, его бы ничего не спасло. Он испугался, что книга, которую он задумал ей дать, только усугубит недоразумение.

– Что за загадочная книга? – осведомилась она.

– Ничего загадочного, просто вы очень цените ее автора, – ответил он, полагая, что это послужит подсказкой.

– Тем лучше. Почему тогда это секрет?

– Потому что у меня нет права ее вам продать.

Глубоко тронутая его доверием и привилегированным статусом, которым он ее награждал, Матильда обеими руками вцепилась Митчу в шею и отблагодарила его полновесным поцелуем.

– Сама не знаю, что на меня нашло, – сказала она, оторвавшись от его губ.

Как джентльмен и при этом мужчина, для которого женщина оставалось тайной за семью печатями, Митч воздержался от комментариев. Попросив ее немного подождать, он открыл люк, спустился в подвал и вылез оттуда с сильно бьющимся сердцем и книгой Vénus Erotica в руках. Он торжественно положил ее на прилавок.

– Скажите пожалуйста… – простонала Матильда при виде обложки.

– Название придумал не я, – напомнил с пылающими щеками Митч.

– Но вы придумали продать ее мне.

– Не продать, а одолжить.

– Да расслабьтесь вы, подумаешь, поцелуй, никто не предлагает вам жениться.

– Послушайте, Матильда…

– Мне нравится, что вы позволяете себе называть меня по имени.

– Мадемуазель, – тут же поправился он.

– Поздно, эта стадия позади. Я вовсе не против.