Сквозь скальные щели в горах медленно опускался вечер. Воздух становился более прохладным, влажным, небо окрашивалось в сиреневые и багряные тона, словно само пространство готовилось к покою. Над горами неспешно проплывали легкие облака, а тени деревьев вытягивались, словно пытаясь дотянуться до одинокого путника на тропе.

Уже привыкший за последние несколько дней к такому способу передвижения, Андрей ступал осторожно, с привычной внимательностью разведчика. Именно благодаря этому, он и заметил полянку чуть ниже уровня тропы, за уступом, скрытую со всех сторон невысокими скалами и деревьями, будто сама природа заботливо спрятала это место для такого беглеца, как он.

Для начала он остановился у края, присел на корточки и внимательно огляделся, чутко прислушиваясь. Тишина в этом месте была глубокая, ровная – ни хищных щелчков, ни подозрительной переклички птиц. Были слышны только шум листвы да редкое потрескивание веток под напором вечернего ветра. Так что ему показалось, что это место подходило идеально для того, чтобы остановиться на более долгий срок. И наконец-то наступило время ставить защиту.

Решительно выдохнув, он снял сумку, и вытащил из неё небольшой запечатанный свиток, развернул его, и изнутри вылетели шесть тонких продолговатых печатей, каждая уже заранее была покрыта древними знаками, вплетёнными в материал из магически закалённых волокон древесины Синего Рахта. Эти знаки не просто светились – они дышали, будто жили собственной жизнью.

Одна за другой, печати мягко опустились на землю, и Андрей поочерёдно установил их по кругу – строго по направлениям сторон света и в промежутках между ними. Каждое движение его пальцев сопровождалось жестами активации, плетением энергий. Он вливал в печати ровный поток духовной силы, тщательно его контролируя. С каждой активированной печатью вокруг поляны ощущалась всё большая тяжесть воздуха – это небо над ней как будто сгущалось, пространство – плотнело. Легкий серебристый купол сформировался в воздухе, почти незаметный глазу, но насыщенный защитными потоками, улавливаемыми чувствами мага. Шестиконечный круг храма молчаливых врат – так называлась эта конструкция. Считалось, что даже удар мастера ранга Доу Лин не сможет пробить его с первого раза. А значит, эту ночь он сможет провести в относительной безопасности.

Закончив с охраной, Андрей выдохнул, опустился на колени у центра поляны, и, выпрямившись, на мгновение закрыл глаза. Его собственный позвоночник даже слегка щёлкнул от напряжения. В груди всё ещё стояло лёгкое покалывание после недавних нагрузок, но сейчас он мог позволить себе минуту покоя.

Затем он протянул руку к запястью и коснулся тонкой серебристой нити браслета-хранилища, незаметного для обычного взгляда из-за повязки на руке. Мгновение – и по воздуху пронеслась волна энергии, из которой сформировались аккуратные свёртки. Небольшой бамбуковый лоток, покрытый крышкой, фляжка с питьевой водой и плотный свёрток с сухофруктами.

– Спасибо, что успел… – Мысленно усмехнулся он, вспоминая, как в спешке смахнул с обеденного стола всё, что мог, когда уходил из своих покоев. Тогда это казалось глупостью. Сейчас – проявлением дальновидности.

Он разложил еду на камне, проверил, что всё цело, а затем – с привычным движением – набрал веток и сухой коры у подножья склона. С помощью одного из крошечных артефактов воспламенения, встроенного в другой браслет, он зажёг костерок. Пламя мягко заплясало, окрашивая его лицо в тёплые оттенки, отбрасывая на ближайшие скалы зыбкие тени.

Сидя у огня, он неторопливо ел, глядя в отблески костра. С каждым кусочком еды он ощущал, как внутренняя дрожь, вызванная изнеможением, немного стихает. Но настоящим утешением был не вкус пищи, а тишина. Защита стояла. Магия постепенно будет восполняться. А в небе над ним вспыхивали первые звёзды.

Огонь плясал по сухим веткам неспешно, тихо потрескивая, словно делился с ним каким-то старинным, только ему известным сказанием. Этот костер был небольшим, аккуратным – как он и любил. Чтобы не привлекать внимания, но давать достаточно света и тепла. Пламя обвивалось вокруг сучьев, оседало в тлеющих уголках, отбрасывая длинные пляшущие тени на камни и низкие деревья, что вились у границы поляны.

Андрей сидел, поджав под себя ноги, локтями упершись в колени. Плащ мягко соскальзывал с плеч, но он не замечал. Его взгляд был устремлён в середину костра – туда, где угли дышали жаром, словно сердце мира билось перед ним в ритме древнего дыхания. Он молчал. И не потому, что не мог – теперь он мог. А потому, что не нужно было говорить.

Здесь, под этим вечерним небом, на затерянной поляне среди скал, он был по-настоящему один. Без чужих взглядов, без чужих решений, без чужих планов и интриг. Без той маски, которую он носил слишком долго – как тяжёлый оберег, как клетку, выкованную чужими руками, но добровольно принятую. Без ярлыка "немого", без роли послушного тени, без необходимости ежеминутно скрываться. И это было… свобода.

Он вдруг понял это не разумом – а чем-то глубже. Почувствовал это прямо своим телом. В том, как легко стало дышать. В том, как без страха он смотрит в огонь. В том, как его сердце впервые за долгое время бьётся не в тревоге, не в гневе, не в боли – а в тишине.

“Вот он я. Настоящий. Ни чья-то пешка. Ни эксперимент. Ни должник. Ни тень. Ни угроза. Просто я.”

Он вспомнил, как на него всё это время смотрели все эти представители секты. С отвращением. С ожиданием. С расчетом. С жалостью. Сколько раз за последнее время он чувствовал этот невидимый, но ощутимый нажим? Как будто каждое слово, каждый взгляд, каждый жест – хотели выстроить его, перевоспитать, встроить в систему, заставить быть удобным. Послушным. Благодарным. Согнувшимся. Но теперь, сидя у костра, он понял, что всё это уже позади. Он выстоял. Он не дал себя сломать. Да, он был слаб. Но теперь – силён. Он был почти сломлен. Но теперь – цел духовно.

“Им нужен был "немой", которого можно направлять, как захотят. Им был не нужен я.” – Парень невольно сжал кулаки. От нахлынувших на него воспоминаний… От боли… От тех слов, которые разрывали его изнутри. О том, как эти зазнавшиеся старики пытались его заставить поступиться своей честью, как смеялись, как продавали его будущее за свои амбиции. Как пытались сломать и того, кто был ему первым и, возможно, единственным настоящим наставником в этом мире – старого алхимика Йонг Мина. Он сжал кулаки ещё сильнее – так, что костяшки побелели.

“Я им не игрушка. Не дар. Не залог союза. Я – не их собственность.”

Порыв ветра прошёлся по поляне, взбудоражил пламя, сорвал один из листьев с деревца у скалы и закружил его в ночном танце. Андрей проводил взглядом, не двигаясь. Ветер был свободен. Как и он. Наконец-то. Он тихо вдохнул. Глубоко. Тяжело. И с каждым выдохом из него уходило что-то… Обида… Усталость… Страх… Словно гора, что давила на плечи, теперь постепенно начинала отступать. Да. Он не знал, куда ему сейчас можно было бы пойти. Не знал, кто будет ждать его впереди. Но это было его решение. Его путь. Его ночь. Его огонь. И среди тишины, в глубине сердца, вспыхнула первая искра новой решимости. Он будет жить не по их правилам. Он будет идти своим путём. Он не будет молчать больше никогда.

Огонь всё ещё медленно потрескивал, словно убаюкивая пространство вокруг себя. Поляну постепенно накрывала ночная тишина – густая, вязкая, почти материальная. Где-то далеко в горах завывал ветер, будто шептал древние предания скалам, и те, молчаливые и равнодушные, лишь отбрасывали тени, охраняющие сон тех, кто осмелился встать на путь одиночества.

Андрей не спешил. Он медленно развязал тонкие кожаные ремешки на своём поясе, отстегнул небольшую сумку с пилюлями и эликсирами, на ощупь выбрал два флакончика. Один – густой, янтарного цвета, с легким сиянием на поверхности. Второй – почти прозрачный, с тонкими серебряными нитями внутри, будто в жидкость был вплетён лунный свет.

Он выпил первый, не торопясь. Горечь обожгла горло, разлилась по груди, и тут же утихла, словно растворившись в теле. Тёплая волна прошла по меридианам, проникая в самые уязвимые точки. В сердце… В печень… В точки боли на шее и плечах, где скапливалось напряжение… Потом Андрей вздохнул – глубоко, с облегчением, как будто сбросил невидимую тяжесть.

Во втором флаконе эликсир был куда мягче. Он был почти безвкусным, но в момент, когда жидкость коснулась языка, в теле что-то тонко щёлкнуло. Будто в него вошёл Первозданный свет. Прозрачный, чистый, почти детский по своей мягкости. Он чувствовал, как затянутые боли в груди отступают, как ломота в конечностях уходит, как шум в голове рассеивается. Почувствовав явное облегчение, Андрей тихо откинулся назад. Сейчас его движения были неторопливыми, но всё ещё осторожными. Тело отзывалось на усталость, хоть и постепенно восстанавливалось.

Затем он достал из своего браслета небольшой походный матрас, расстелил его аккуратно, чуть пригладил ладонью поверхность, проверяя, нет ли под ним камешков. Потом снял обувь, обернулся плащом, который в ночной прохладе стал по-настоящему драгоценным, и медленно опустился на спину.

Глаза он закрыл почти сразу. Не потому, что спешил уснуть – а потому, что чувствовал. Впервые за долгое время может позволить себе не думать. Не взвешивать каждое движение. Не слушать, не наблюдать, не прятаться. Он действительно мог… Просто лечь и заснуть.

Ветер нежно коснулся края плаща, как заботливая рука. Где-то высоко, между скал, шептались какие-то растения. Ночь вступала в свои права без угрозы. Без страха. Словно признавала в нём – одного из своих. И он заснул. Глубоко. Спокойно. Без тревог. Без сна, в котором приходят кошмары. Без боли, что сжимает грудь по утрам. Без мыслей, что рвут разум на части. Это был сон уставшего, выжившего и, наконец, свободного человека. Над ним мерцали звёзды. Под ним – дыхание земли. А рядом, тихо потрескивая, догорал его огонь. Последний страж тишины.

……………

Утро пришло тихо, почти незаметно. Сначала в небе начали светлеть звёзды, отступая, будто испугавшись близкого солнца. Затем робко зазолотились вершины дальних гор, словно кто-то осторожно провёл кистью по их заснеженным гребням. Холодный горный воздух оставался свежим, даже когда солнце уже медленно поднималось над горизонтом, отбрасывая длинные тени между скал и деревьев.

Андрей спал крепко, глубоко, не ворочаясь и не вздрагивая. Ни один из ночных звуков, ни шелест травы, ни шорох чьих-то мягких лап в подлеске, ни редкое завывание ветра между утёсами, так и не потревожил его. Он спал так, как спят только те, кто долгое время не знал покоя – вымотанные, измученные, но выжившие.

Проснулся он также без лишних и резких движений. Просто открыл глаза, лежа на спине, и несколько секунд спокойно смотрел в утреннее небо – чистое, будто вымытое дождём. Дышал он спокойно и медленно. Тело уже не болело так остро, как накануне. Осталась глухая, тусклая тяжесть, как от старого шрама. Но даже она сейчас казалась привычной. Терпимой.

Потом он сел. Провёл ладонью по лицу, выдохнул, и потянулся. Затем вытащил флягу и плеснул на руки холодной воды – умылся, потерев лицо ладонями, будто смывая с себя остатки сна. Капли скатились по шее, впитались в ворот плаща. Лёгкая дрожь прошла по спине, и это только разбудило ещё сильнее.

Из браслета-хранилища он достал остатки еды – немного сухого мяса, два рисовых хлебца и небольшой кусочек вяленого фрукта. Еда была простой, но сытной. Он ел молча, медленно, смотря в ту сторону, откуда когда-то пришёл, и откуда теперь точно будет ждать преследователей.