– Ты будешь моей рукой. Не господином. Не проклятием. Ты станешь оружием, а не судьбой. – Лезвие копья едва заметно дёрнулось – и замерло. Андрей почувствовал, что оно, хоть и сопротивляется, но всё же подчиняется. Как волк, который признал силу другого вожака. Он с трудом выдохнул, почти упав на колени от напряжения. Сердце било в висках, дыхание рвалось из горла. Но битва была выиграна.

Копьё Святого – больше не дёргалось. Оно медленно опустилось к земле, и легло на каменную плиту, окружённую шепчущими печатями, как если бы сам воздух признал, что эта воля была сильнее. Андрей вытер кровь с подбородка, снова достал лечебную пилюлю и проглотил её всухую.

– Ты будешь моим… Теперь и навсегда…

И долина замерла, наблюдая за тем, кто подчинил себе артефакт, который веками считался неподвластным никому…

……….

Прошло шесть дней. После того как Андрей подчинил себе Копьё Святого, его тело будто превратилось в пустую скорлупу, в которой едва теплится жизнь. Даже простые движения вызывали головокружение, мышцы гудели от внутреннего напряжения, а разум периодически впадал в то полусонное состояние, в котором границы между миром и сном размывались. Он знал, что это была плата. Каждая победа над древней силой требует расплаты. Даже если ты победил не мечом, а волей. Именно поэтому он и не стал сразу же приступать к новым тренировкам. Так как его обострённый инстинкт подсказывал сейчас парню, что ему нужно восстановиться, заземлиться, стать снова живым, а не только сильным.

Именно поэтому, в утренние часы, когда ледяной туман только начинал подниматься с земли, Андрей садился у входа в пещеру, повернувшись лицом к солнечному востоку, и погружался в тихую, холодную медитацию. Он дышал медленно, сдержанно, ощущая, как энергия природы медленно вливается в его тело. Воздух гор был прозрачен, как вода из родника, и наполнен духом неторопливости.

В этом состоянии он лечил себя изнутри. Закрывал микротрещины в меридианах. Направлял энергию туда, где она застыла после перенапряжения. Каждую чакру, каждое энергетическое кольцо он очищал, шлифовал, восстанавливал, как стекольщик полирует хрусталь.

Днём он исследовал окрестности. Не спеша, осторожно, с тем самым вниманием, которое было свойственно выжившим, а не победителям. Он срывал мох с северных камней, отламывал наросты лишайников, выкапывал сине-зелёные корешки и находил в трещинах скал жёлтые минералы, пригодные для смешивания с укрепляющими эссенциями. Иногда встречались и ядовитые цветы, которые он осторожно заворачивал в пропитанные маслом ткани и хранил отдельно, подальше от зелий.

Однажды он даже заметил след лесной чернолапой куницы, очень редкого зверя, печень которого в засушенном виде считалась основой для эликсира, способного подавлять безумие. Но Андрей не стал её искать. Он не охотился ради коллекции – лишь ради необходимости.

На шестой день, когда тело стало вновь отзываться на команды, а сознание – перестало вязнуть в тумане усталости, он решил проверить, что же стало с теми, кого он однажды пощадил?

Он спустился с горного склона осторожно, используя травяные тропы и ложбины, скрытые от глаз. Под покровом редкого березняка он вышел к той самой торговой дороге, где однажды подложил спящих разбойников, опоив их дымом и вином. И тогда он замер.

На дороге всё было тихо. Слишком тихо. И только запах, запах крови и гари, подсказал ему, куда смотреть. Справа, на краю поляны, где росло несколько старых, кривых деревьев, теперь висели тела. Шестеро. Все из той самой группы. Уже немного усохшие, измождённые, с вытянутыми шеями, закатившимися глазами. На ближайшем стволе было наспех вырезано что-то вроде предупреждения:

"За нападение на караваны и обитель – смерть без суда."

Он узнал одного из них. Именно этот, после его усыпляющего дыма, спал у дороги, и даже камень обнимал. Остальные были рядом. Видимо, их нашли, опознали, и решили не церемониться. Андрей стоял, не двигаясь. Его лицо было спокойным, почти безэмоциональным. Но внутри медленно двигалась тяжёлая мысль:

– Если бы они проснулись вовремя… Сбежали… Затерялись в лесу… Могли бы выжить? – Ответа на этот вопрос он не знал. Он не считал их друзьями. Но и не врагами. Он по-своему их пощадил. Но в этом мире даже пощада может обернуться приговором. Он тихо поклонился мёртвым. Без сожаления, но с уважением. И прошептал:

– Да покинут ваши души цепи, что держали вас в этом мире…

И затем ушёл, не оставив следов. Долина ждала его. А тени прошлого остались на дороге, где прощение не всегда означает спасение.

Вернувшись в долину уже ближе к полудню, Андрей не спешил ни есть, ни отдыхать. Внутреннее напряжение, накопившееся после увиденного на тракте, не отпускало, и требовало выхода. И, как часто бывало прежде, он нашёл его в работе руками – строгой, сосредоточенной, лишённой эмоций, почти ритуальной.

Решившись в конце концов прибраться в пещере, разобрав всё то, что не уничтожил, он прошёл в глубь пещеры, туда, где в первые дни после зачистки даже не стал тратить время на осмотр. Там всё ещё громоздились какие-то мешки, горшки, кувшины и баулы – всё это тогда казалось лишним. Но теперь, когда долина стала его временным убежищем, каждый отдельно взятый ресурс имел вес.

Андрей вытащил из браслета простой светильник-артефакт, заполнив пещеру мягким, ровным сиянием. Под светом заиграли пыль, паутина и серебристый налёт времени. Запахи здесь были странные. Весьма своеобразная смесь сухих трав, старого вина и звериной шкуры. Он сел на корточки, начал разбирать склад медленно, методично, словно анатом разбирает мёртвое тело.

Первым делом он нашёл два небольших бочонка – добротных, дубовых, с коваными обручами. Один был в полсилы полон светлого вина, кисловато-медового, скорее всего дешёвого, но пригодного и для питья, и для изготовления зелий. Второй – с более густой жидкостью, пахнущей терпким виноградом и дубильными нотками. Вино старое, но не испорченное.

По соседству стояли глиняные кувшины с маслом, запечатанные сургучом. Один – оливковый. Второй – с жиром диких зверей, скорее всего топлёный барсучий или волчий – он часто использовался для бальзамов и мазей.

Далее пошли ткани и кожа. Которые нашлись, когда он перебрался к сваленным в сторону тюкам с тканями. Полотно тоже тут было разное. Плотный лён – грубый, местами порванный, но в целом пригодный. Окрашенный хлопок – явно с юга, несколько свёртков ярко-синего и охряного цветов. И даже немного парчи, потёртой и выцветшей, но всё ещё дорогой на ощупь. Рядом, в отдельном кожаном мешке – рулоны выделанной шкуры. Серо-бурые медвежье шкуры, тяжёлые и плотные… Более мягкая кожа кабана, пригодная для сумок и ремней… И даже тонкая, тёмная шкура дикого кота, гибкая и крепкая – из неё делали рукавицы и футляры для артефактов… Нашлась также небольшая связка меха – скорее всего, остатки, аккуратно уложенные. Здесь была лисица, заяц, и нечто похожее на мелкого зверя с серо-голубым ворсом.

В отдельном, покрытом пылью сундучке с железными углами, Андрей нашёл рассыпанные монеты. Медные – в потрёпанном мешочке, явно использовались для торговли с деревенскими лавками. Серебро – более чистые, в отдельной сумке, запечатанной узлом. И десяток золотых, сложенных в шёлковый мешочек, завязанный на узел, который мог бы развязать только очень терпеливый человек. Монеты имели разные клейма. Знаки нескольких княжеств, включая южные и пограничные. Это явно была добыча с караванов. Воры собирали валюту, а не только вещи. Последнее, до чего добрался парень, это были мешки с травами и благовониями. Пыльные, но не испорченные. Но этот факт парень собирался изучить как можно подробнее. Он аккуратно раскрыл мешки. Один наполняли листья чая и сушёные ягоды, терпкие и ароматные, с примесью дымных нот. Другой – сухие лекарственные травы. Сушёный корень элеутерококка, измельчённый тысячелистник, крошки лунного мха.

А вот третий… Тут состав был уже интереснее. Порошки благовоний, свёрнутые в тканевые конверты. Там были и смолы, и высушенные лепестки, и даже немного древесного ладана, который использовали в ритуалах концентрации.

После всего этого Андрей сел у выхода из пещеры, сложив всё найденное в сторону, где уже хранил свои основные запасы. В его глазах не было радости – только спокойная деловитость. Всё это не было богатством. Это был ресурс, инструмент, запас на будущее, которое он пока не мог предсказать. Он подумал:

“Всё, что создаётся руками… Можно отобрать. Но знание, как этим пользоваться – это уже сила. И сейчас я обрастаю не столько вещами, сколько возможностями. А значит – живу правильно.”

Вскоре он зажёг светильник, налил себе немного вина и взял один из свёртков с порошками – пора было подготовиться к следующему этапу работы. Теперь, когда место укреплено, а ресурсы собраны, он мог начать новую работу с алхимией.

Солнце клонилось к горизонту, и мягкий свет проникал в пещеру только косыми, почти невесомыми лучами, освещая пыль, поднятую шевелящимися тканями. Андрей, сосредоточенно перебирая сложенные рулоны кожи и груды плотной материи, внезапно наткнулся на что-то жёсткое, прямоугольное, скрытое под свёрнутой вчетверо шкурой кабана.

Он замер, взгляд стал внимательнее. Шкура была уложена с определённым намерением – словно пытались скрыть, но не просто спрятать, а оставить на будущее. Осторожно развернув её, он увидел три небольших ларца, каждый размером с книгу, но заметно утяжелённых содержимым. Их внешность не оставляла сомнений – магические пломбы, замки и охранные гравировки украшали тёмное дерево, опалённое временем.

Один за другим он подвигал ларцы ближе к светильнику. Сосредоточенно провёл пальцами по линиям печатей, чувствуя слабое пульсирование чужой духовной энергии. Магия была грубая, кустарная, и явно не свежая. Судя по структуре печатей, это был защитный узел на основе плетения, как минимум, третьего ранга, применявшийся чаще всего в сектах среднего уровня.

“Разбойники их не вскрыли. Возможно, даже боялись. Или не умели. Значит – содержимое важное.” – Мелькнуло в голове парня, когда он аккуратно вложил в этот запирающий узел собственную энергию, подстраиваясь под старую формулу печати, как ключ входит в изношенный замок. Замок ответил – вибрацией и шипением, словно неохотно признавая превосходство. С лёгким щелчком первая крышка откинулась.

Внутри первого ларца, уложенный на подложку из истлевших от времени тряпиц, лежал корень женьшеня – не обычного, а того самого, что иногда называли Корнем Ветра. Форма у него была похожа на танцующую фигурку, с закрученными отростками и прожилками янтарного золота. От него шёл медовый, терпкий аромат, согревающий даже без отваривания. Андрей практически сразу узнал его – сто лет роста, не меньше. Такому корню цена была выше многих артефактов.

Второй ларец содержал нечто, что сперва показалось обычным куском окалины. Но когда он вытащил находку на свет – вспыхнул изумрудный отблеск. Тяжёлый, шершавый на ощупь, необработанный фрагмент зелёной бронзы – редкий металл, который использовался только для создания особых, “дышащих” и даже “живых” артефактов. Он прекрасно проводил духовную энергию, при этом не перегревался и не требовал сильной привязки к крови владельца.

“Это… редкость. Артефакт из него будет не просто сильным, а долговечным. Возможно, даже живым.” – Подумал он с лёгкой дрожью в пальцах.