– Выбор! – продолжил глава Церкви на новом, более громком уровне звука. – Выбор простой, но не оставляющий сомнений в том, что он должен быть сделан каждым. Или мы – вся жизнь, что есть на Земле, в её теле, созданном Господом, под небесами её, в водной толще её, – или они! Порождения иной силы! Убивающей нас своим желанием жить, плодить в нашем теле своих – противных Господу – отпрысков, заменяя ими некогда здоровые части всего нашего организма.

Великий Отец сделал паузу, обведя слушающих его архонтов потяжелевшим взглядом. Каждый счёл необходимым согласно кивнуть в ответ, сигнализируя о внимании к каждому услышанному слову.

– Но даже мы, созданные по образу и подобию Божию, воспитанные верными слугами христовыми, способны поддаться на козни дьявола – на сатанинские посулы и греховные желания. Предать Царство божие во имя пира сатаны. Некоторые из нас!

Хотя внешне это было наверняка незаметно, но каждый из ареопага почувствовал в этот момент приводящий в ужас змеиный холод, скользнувший им прямо под воротники мантий, спустившийся от мгновенно обледеневших макушек вниз – по вытянутым в тревожные струны позвоночникам, – заморозивший всё, что нашёл, в трусах, и остановившийся лишь, уперевшись ледяными иглами в инстинктивно поджатые пальцы ног. Похоже, Раферти и Доусон к ним больше не вернутся.

– Но даже заражённые смертельной болезнью имеют шанс, – продолжил Великий Отец, неожиданно смягчив тон. – Господь милостив и всемогущ. И истинно раскаявшиеся исцелятся. И обретут Царствие Небесное – так же, как праведники.

Говоря про «истинно раскаявшихся», Великий Отец бросил взгляд на пустые стулья. Некоторые из архонтов восприняли это как добрый знак и даже переглянулись – с затаённым облегчением. Кто знает? Возможно, с попавшими в немилость архонтами не так всё плохо. Вероятно, им просто вставили заслуженный пистон, прилюдно унизили (воспоминания об этом в ареопаге были ещё свежи), но затем – простили. Вот к чему, по всей видимости, вёл свою речь Великий Отец. И за это, скорей всего, им и надо будет проголосовать: за низложение плюс какой-нибудь внушительного размера штраф или перевод на менее значимую должность. Ну и слава богу – можно считать, Раферти и Доусон дёшево отделались. Низложение – далеко не самое суровое наказание из тех, что выносились в Церкви на памяти участников ареопага.

Великий Отец тем временем вновь помрачнел и снизил тон до трагического:

– Брат Ангус отдал свою жизнь за дело Господа. Сестра Роза отдала жизнь свою. И оба они обрели райское бессмертие – подле Господа, в спасении и благодати. И будут вечно благословленны Им. Во имя Отца и Сына, и Святого духа. Аминь. В каждом стуке сердца!

Великий ареопаг вразнобой, но всё равно весьма дружно, почтил память агентов, погибших в операции на «Розе», повторив за боссом ритуальные слова и жест – троекратно отстучав правой ладонью по груди в области сердца.

– Но Раферти и Доусон свои души продали и тем самым погубили. И будут вечно за это прокляты! – Великий Отец сказал это так, словно поставил точку.

Архонты вновь переглянулись. Надежды на счастливый исход для их отсутствующих коллег снова начали таять. А мгновением позже и вовсе – испарились без следа.

– Корнелиус! – позвал Великий Отец, взмахнув рукой с чётками.

Совершенно до этого незаметный, одетый в монастырскую тогу старик возник словно из ниоткуда – вынырнув из-за одной из колонн, где находился всё это время. Достаточно проворно для почтенного возраста, на который он выглядел, монах проследовал к дверям зала заседаний. Скрывшись за одной из их тяжёлых двойных створок секунд на десять, он вернулся – в компании с теми, чью судьбу сегодня решал ареопаг. Раферти и Доусона ввели под охраной двух солдат Церкви. На головы их были накинуты грубые холщевые мешки. Шагали они тяжело: согнувшись и прихрамывая. Если бы не конвоиры, грубовато, но надёжно поддерживающие их под локти, не факт, что архонты вообще смогли бы передвигаться.

По жесту Великого Отца с голов архонтов сдёрнули мешки. Свет, которого были лишены пленники, по всей вероятности должен был заставить их зажмуриться, но… этого не случилось. Глаза их представляли собой настолько узенькие, едва заметные между опухшими, разбитыми ударами палачей скулами и надбровными дугами, щёлочки, что свет в них не проникал совершенно. Обоих архонтов истязали без стеснения – это было ясно. От природы белоснежная кожа рыжего Раферти превратилась в странную и страшную картину – одновременно Ван Гога и Дали. Жёлто-синие тона как свежих, так и уже подзаживших синяков сплошь покрывали невероятные формы его повреждённых ударами, беспорядочно распухших лицевых мышц. Лицо темнокожего Доусона представляло подобное же полотно, разве что выполненное в более тёмных тонах – ближе к мрачным картинам Гойи. Руки у обоих были скованы спереди и подвешены – на короткой массивной цепи к полосе железного ошейника. Сделано это было таким образом, что у пленников постоянно сохранялась «кающаяся» поза: сложенные, благодаря оковам, как бы «в молитве» руки давили на короткую цепь – заставляя под своим весом сгибаться шеи несчастных, а за ними и их туловища.

Архонты хоть и сочувствовали Раферти и Доусону, но взирали на них с совершенно непроницаемыми выражениями на лицах. Совсем недавно подсудимые были одними из них, членами Верховного ареопага, причём на самых его могущественных постах. Раферти возглавлял контрразведку, а Доусон руководил армейским крылом Церкви. Именно они были ответственны за операцию на «Розе», и именно они её провалили. Возможно, намеренно – такое предположение высказал Великий Отец на прошлом заседании и заставил ареопаг с ним согласиться.

Глава Церкви поднялся с кресла и не спеша подошёл к пленникам. Жестом он велел конвоирам отпустить их. Солдаты перестали поддерживать узников и сделали по шагу назад. Бывшие архонты тут же в бессилии рухнули на колени.

– Брат Раферти. Брат Доусон. Ваш грех велик, – Великий Отец заговорил с ними словно родитель с детьми, допустившими некую, огорчающую его шалость. – Вы раскаялись и во всём признались, и я благодарю вас за это. Господь с радостью снова примет вас как детей своих под сень свою. Вы знаете это.

– Слава Господу… – едва слышно просипел Раферти.

Великий Отец перевёл взгляд на Доусона.

– Слава Господу… – повторил и Доусон, и Великий Отец умиротворённо улыбнулся.

– Что ж, – сказал он, – мой долг простить вас так же, как это сделал Отец наш Небесный.

В очередной раз ареопаг переглянулся – судя по всему, Раферти и Доусон, пусть и пострадали сверх всякой меры, но хотя бы сохранят свои жизни. Уже не так плохо для тех, кто признался в предательстве. Но, зная Великого Отца и его привычку играть в «кошки-мышки» со всеми без исключения, окончательные выводы делать было ещё рано.

– И, конечно, я сделаю это, – Великий Отец возложил руки на головы стоящих на коленях архонтов. – Вместе со всеми вашими братьями и сёстрами. После очищения.

Больше переглядываться ареопагу было незачем. Что такое «очищение» всем было прекрасно известно – провинившиеся архонты были приговорены к смерти, мучительной и страшной.

– Пожалуйста… – прошептал Раферти и из глаз его брызнули слёзы.

– Милости… – с трудом шевеля распухшими губами, произнёс и Доусон.

– Очистившийся упокоится с миром, – будто не слыша их, продолжил Великий Отец. – Войдёт в Царствие небесное. Под сень Господа. В круг Его и в обитель Его.

– Милости… Милости… Я прошу вас… Великий Отец… Братья… – хрипло застонал Раферти, глотая катящиеся по изуродованному лицу слёзы.

Доусон же, наоборот, потеряв остатки надежды, выкрикнул с ненавистью:

– Сгори в аду, поганый ублюдок! Как же я тебя ненавижу!

Лязгнув цепями, Доусон качнулся в сторону Великого Отца, словно хотел на него напасть, на что тут же отреагировали конвоиры, крепко схватив его за плечи.

– Мне не в чем себя упрекнуть! Я ни в чём не виноват! И вы это прекрасно знаете! – воззвал Доусон к ареопагу. – Милости! Милости, уродливые вы твари!

Архонты дружно сделали вид, что не слышали ни мольбы Раферти, ни проклятий Доусона. Великий Отец – тем более.

– Голосуем, – спокойно предложил он, перебирая пальцами костяшки чёток – своего верного амулета, долгие годы приносящего ему исключительно удачу. Особенно в тех случаях, когда всё, от чего она зависела, было безукоризненно распланировано, учтено, подготовлено и приведено в действие.

Глава 11. Одним заседанием ранее

У несведущих могло бы сложиться впечатление, что Церковью управлял один единственный человек – Великий Отец. Но это было бы заблуждением. Конечно, его голос имел решающий вес, но всё же коллективным мнением ареопага пренебрегать он не мог. Вернее —остерегался и, без крайней на то необходимости, ни за что бы не решился к этому прибегнуть. Операция по уничтожению президента на военной базе не была санкционирована ареопагом единогласно. А то, что случилось позже, никак не могло считаться успешной реализацией задуманного. Честно говоря, Великий Отец сам считал это полным провалом, но ситуация требовала «хорошей мины при плохой игре». Количество недовольных таким исходом «братьев по вере» он постарался свести к минимуму: все участники операции были отблагодарены, многие продвинулись в карьере, каждый получил значительное материальное вознаграждение. Брат Ангус и сестра Роза, которым всё это стоило жизней, в соответствующей торжественной форме были поданы ареопагу на одобрение в канонизации. Тут ни у кого не повернулся язык сказать что-то против. Ещё бы. Но насчёт того, кто будет назначен главным виновником этой катастрофы… Ситуация требовала нанести упреждающий удар – на первом же заседании (после нападения на базу) кресла архонтов Доусона и Раферти уже стояли пустыми. По его личному приказу.

Верховный ареопаг, руководивший Церковью под управлением Великого Отца в должности Верховного архонта, представлял собой собрание глав ключевых подразделений Церкви. Наименьшим весом в нём обладали представители инфраструктурных секторов – технического и информационного, наибольшим – руководители силовых подразделений. Если в ареопаге возникали мнения, так или иначе противоречащие линии, проводимой Великим Отцом, они звучали именно от них. Конкретно на этом заседании возразить Верховному архонту было некому – филиалы контрразведки и армии Церкви были лишены своих главных представителей: Раферти и Доусона. Теоретическую угрозу могли представлять лишь глава разведки – архонт Мелькадес, и архонт по фамилии Вальмонт. Среди участников ареопага он выделялся приметным золотым перстнем на мизинце и отвечал за обеспечение филиалов Церкви финансами, имея влияние, сопоставимое с силовиками. Кроме того, Вальмонт слыл приятелем Раферти и, как прекрасно помнил Великий Отец, на заседаниях, посвящённых нападению на «Розу», неоднократно поддерживал точки зрения Раферти и Доусона, отличные от предлагаемых Верховным архонтом. Союза Мелькадеса и Вальмонта, при этом, к счастью, можно было не бояться – они с трудом переваривали друг друга, как это бывает у породнившихся волею судеб кланов с совершенно разными интересами. Дело было в том, что дочка Мелькадеса втайне от родителей вышла замуж за сына Вальмонта – так же не поставившего своих предков в известность об этом факте. В результате оба семейства вдрызг переругались между собой – почище Монтекки и Капулетти – и лишь небывалыми дипломатическими усилиями их удавалось примирить хотя бы на время заседаний ареопага.

Остальные архонты прямой опасности не представляли, хотя и насчёт них полностью расслабляться не стоило. Держа нос по ветру, они внимательно принюхивались ко всему, что происходило, и, стоило кому-то проявить слабость, тут же присоединялись к более сильному лагерю. Сейчас, однако, и они были в явном затруднении. Назвать точную причину, по которой двое опальных архонтов отсутствуют, со стопроцентной уверенностью никто не мог. Временами некоторые из архонтов пропускали заседания: по неотложным делам, требующим их присутствия в другом месте или, например, в случае болезни. Это не было совсем уж необычным, но всё же события последних дней были настолько важны, что очевидно требовали участия руководителей двух самых значимых структур Церкви. Их отсутствие явным образом что-то значило.