Он запихивает меня на заднее сидение, как мешок с картошкой. Естественно, я пытаюсь выбраться и даже распахнуть дверь, беспрестанно тяну на себя хромированную ручку, но… это бесполезно. Система «детский замок» срабатывает безукоризненно.

Заветная кнопочка теперь для меня отрезана: Гоша уселся вперед и завел двигатель.

Я заперта и выбраться смогу, только когда этот подлец сам решит меня выпустить.

– Останови машину! Тебе еще не ясно, что мне противно находиться с тобой рядом?!

Гоша лишь бросает в зеркало недовольный взгляд. Мужчина и правда как медведь. Большой, сильный. И ему также параллельно на окружающих. Даже возражает он сухо и безучастно:

– Давай это опустим.

– А ты ненароком к жене не опаздываешь? – я продолжаю брызгать ядом, гордо расправляя плечи. Я б эту сволочь еще и укусила!

– Не опаздываю. У меня все схвачено, куколка.

Как же похабно и омерзительно звучит это вульгарное «куколка». Грубо. Пошло. Дешево. Насквозь пропитано пренебрежением. А бросил-то как! Ухмыляясь, вполоборота. Фу!

– Можно тебя попросить впредь это ужасное слово ко мне не применять!

– Как скажешь, – твердит Гоша. – Домой?

– Нет, поеду всем подругам растрезвоню, какой же ты мерзавец.

– И какой? – игриво уточняет он. Ухмыляется же еще! Сволочь! Самая эгоистичная из всех эгоистичных сволочей!

– Беспросветная!

Глаза его весело сужаются. Я что-то смешное сказала?!

– Что ты там лыбишься?!

– А ты что, подглядываешь? – довольно тянет мужчина, а меня распирает. У меня мечты сломаны, а ему смешно.

Едем в молчании, Гоша сконцентрирован на дороге, а мне рыдать охота в голос. Чувствую себя использованной. И еще дешевкой.

– Гош, – произношу уже тише. Спокойнее. Пронзительнее. – Почему ты изменяешь жене?

– Многие мужья изменяют своим женам, – туманно объясняет он.

Мои родители, к примеру, очень любили друг друга. Даже спустя много лет крепкого на зависть всем брака из их отношений не уходили объятия и поцелуи, слова поддержки и одобрения, нежность и мимолетные прикосновения.

– Но многие и не изменяют, – стою я на своем.

– Я тебя сейчас провожу, завтра позвоню вечером, – переводит он тему. – Увидимся, когда ты с работы освободишься.

– Ты рассчитываешь, что я возьму трубку?

– Да, рассчитываю.

– Гош, ты что… считаешь, что мы и дальше будем видеться? Втайне от твоей жены? Прятаться?

– А чего ты от меня ждала? Тебе было хорошо, мне тоже. Все так и останется.

– То есть я должна спать с тобой, пока тебе не надоест? А ты делить постель, с кем захочется?

– Афина, ты слишком драматизируешь и забегаешь вперед. Моя жена отдельно, ты отдельно. Если хочешь, мы с тобой можем слетать отдохнуть куда-нибудь. Выходные вместе провести. Я умею распределять время. Моя недавняя женитьба никак не коснется тебя. Как и было у нас.

– Ты по любви женился? – смущаюсь я окончательно. Нельзя ведь быть таким расчетливым бабником и закоренелым эгоистом, верно? Или все-таки…

– Да.

– Странная любовь у тебя. То есть когда ты спишь с другими, это в порядке вещей?

– Это нормально, когда к кому-то вспыхивает интерес.

– Но ты одним интересом не ограничиваешься, – удивляюсь я. Полный шок. – А если она узнает?

– Я постараюсь, чтобы этого не произошло. Ну… или ей придется выбирать.

– Выбирать между чем и чем?

– Остаться или уйти. Я никого не держу.

– Потому что никого не любишь. Только себя.

– Я к тебе хорошо отношусь, Афина. Давай не станем усложнять еще больше. Я могу тебе многое предложить. Со мной тебе будет комфортно.

Я и не замечаю, как мы подъезжаем к моему дому. Стекло возле Гоши плавно опускается. Мужчина выглядывает в окно. Меня выпускать он не спешит.

– Трубку только возьми, пожалуйста, ладно? Чтобы я не беспокоился.

Без чувств я рассматриваю подголовник, ощущая, как начинаю задыхаться.

На сердце тяжесть: я сейчас уйду и больше к этому человеку не вернусь.

– Идем, я провожу.

Как бы я ни пыталась отмахнуться, Гоша суровой горой стойко идет рядом. Точнее, плывет, как грозовая туча.

Действительно доводит меня до квартиры, смирно ждет, пока я отпираю дверь. В последний момент ловит меня за талию и привлекает к себе.

– У тебя жена есть, ее и целуй, – отворачиваюсь.

Отталкиваю его и захожу домой. Ноги ватные, но я доползаю до кровати. И падаю на нее.

Через полчаса мне привозят потрясающий букет из разноцветных гипсофил.

В нем карточка с распечатанной фразой:

«Не обижайся».

Прелесть.

Мечты разбиваются больно. И самое главное, я ведь действительно влюбилась…

Глава 3

Вопреки моим опасениям никто не обрывает мне телефон. Не заваливает сообщениями. Не ожидает у подъезда, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Не пытается поймать меня на пороге вуза. Не старается вновь поговорить.

Мне бы радоваться, но такое месиво на душе из грязи и окурков…

Подсознательно мне хочется, чтобы все было иначе. Чтобы вышла нелепая ошибка. Чтобы брак Гоши был ненастоящий или его не было вообще. Чтобы я для этого мужчины стала особенной. А я осталась лишь одной из многих…

Я пропустила только пару звонков за несколько дней. И всего одно смс осталось без ответа: «Все еще дуешься?»

Больше от Гоши я не дождалась ничего.

Да, как дура, беспрестанно проверяю телефон лишь для того, чтобы не ответить на вызов. Но телефон молчит. А моя душа плачет.

Мама заметила, что со мной что-то не так. Она не имеет привычки лезть в душу, но мне так плохо, аж выть хочется.

– Афин. Ты меня пугаешь, – осторожно зовет мама и дотрагивается до моего плеча.

– А?

Я дергаюсь от неожиданности и задеваю чашку с клубничным морсом.

Тихо чертыхаюсь, подскакивая с места, тянусь за тряпкой. Пока вытираю розовое пятно, перед глазами плывет.

– Милая, ты уже минуты три сидишь неподвижно, уставившись в одну точку. И никак на меня не реагируешь, ты… – она осекается, когда заглядывает мне в лицо, – ты что же, плачешь?

Мамина ладонь падает на грудь, рот ее слегка приоткрывается. Она несдержанно ахает.

– Доченька. Что случилось?

– Он женат, мам, – я хлюпаю носом, стирая новые потоки слез. – Совсем недавно женился. А я так… просто…

– Девочка моя…

Мама мягко забирает тряпку, откладывая ее подальше, и крепко меня обнимает. А я, не сумев сдержаться, рыдаю ей в плечо, не произнеся больше ничего.

– Да и пусть идет, – выдает мама, как только поток моих слез иссякает, а мы усаживаемся за стол. – Ты у меня красавица. Встретишь еще достойного мужчину. А из-за этих поганцев так расстраиваться не стоит. Сердце, оно ж не железное, – наставляет мама.

Я тянусь за салфеткой, шмыгая носом. Почему так трудно принять? Почему так сложно просто переключиться? Ни о чем другом не могу думать. Учеба по боку. Работа только началась. Вот как меня угораздило?!

– Да я понимаю все, – произношу гнусавым голосом. – И все равно не понимаю! Вот как так можно?! Я же искренне! С чувствами!

– Афина. Не все в жизни выходит, как мы хотим. Ты еще легко отделалась. Хорошо хоть недолго он тебя за нос водил и тебе все быстро стало известно. Теперь можешь сама принимать решение. Выбор есть.

– Да какой уж тут выбор, – бурчу я, обиженная не пойми на кого: то ли на свою доверчивость, то ли на кобелиную натуру Георгия.

Не успеваю я договорить, как в дверь раздается звонок.

– Сиди, я посмотрю, кто пришел, – уверяет мама, вставая.

Но возвращается через минуту сконфуженная.

– Афин… там…

Я мигом вскидываюсь.

Это он! Он приехал! ЗАЧЕМ?!

Я лечу в прихожую.

– Дочка, может, не надо открывать? Или я могу сказать, что тебя нет.

– Не стоит, я выйду. На минутку.

– Уверена?

– Абсолютно.

– Ты заплаканная. Не забыла?

Эх, я и не вспоминала! Ну и ладно!

Бегло оглядываю себя в зеркале. Пойдет. Только волосы распущу, так эффектнее!

А он пусть со стороны посмотрит! Правильно мама сказала! Поганец!

Щелкаю замком, молча выхожу на лестничную площадку. Скрещиваю руки на груди. И так же молча смотрю на мужчину, опираясь о дверь спиной.

– Привет, – начинает он беспечно.

– Давай опустим лишнее. Что от меня нужно?

– Поехали прокатимся.

– О, правда? – наигранно я округляю глаза. – Тебя жена не заругает?

– Не беспокойся. Нормально у меня все. Только по тебе соскучился, Афин.

– А что ж ты на этот раз с пустыми руками? – проговариваю с каменным лицом. – Где же плешивые букеты? Слезоточивые записки? На худой конец бы пирожным каким вооружился. Да хотя бы тем, что жена вчера не доела. Я же большего не достойна. Да?

– Вау. С пирожным меня еще никогда не сравнивали.

Уголки его губ дрогнули. Он веселится? Его забавляет эта ситуация? Сволочь он, а не поганец! Натуральная лживая сволочь!

И ничем его не пробить! Не ранить! Носорог бесчувственный!

Мало ему всего этого, так он еще и злорадствует! Решил совсем меня добить:

– Надеюсь, шоколадное?

– Коричневый очень подходящий для тебя цвет, – отбиваю я.

– Афин, не нужно так драматизировать, – посмеивается, стараясь сдерживать веселье.

Какой же он, а! Отвратительный!

– Зачем явился?

– Я понимаю, что ты обижена, но мы могли бы…

– Да мне плевать, – перебиваю я. – И на тебя, и на твою новоиспеченную супругу.

– А зареванная именно поэтому? – роняет он деловитым тоном, словно вступает в рабочие переговоры, а не участвует в делах сердечных.

– Тебе-то что? Родственницу свою пожалей.

Но Георгий лишь насмешливо скалится:

– Какую?

– Ближайшую, – отрезаю я. – У тебя все?

– Так почему плакала, если тебе плевать на все?

– Порезалась! – выдаю то, что на языке вертится, и тут же морщусь. Очень неумно!

– Из-за таких пустяков слезы лить? Давай я посмотрю.

И тянется же ко мне! Сволочь! И успевает за запястье поймать. На себя дергает! Привлекает вплотную.

Вторая его ладонь ложится мне на талию и не позволяет вырваться.

Я теряюсь в собственных чувствах. И душа воспаряет, потому что он здесь, потому что касается, уговаривает.

Но тут же разбивается об отвесные скалы. Потому как мужчина этот чужой, а прикосновения его не для одной меня. Эгоист и бабник. Глаза б мои его не видели, а сердечко вскоре забудет. Точно забудет!

Ладонь моя оказывается в плену, Гоша внимательно разглядывает сначала мою правую руку, затем – левую. Я пытаюсь сопротивляться, вырываюсь, но куда мне с этой махиной справиться?! Да он весит под центнер!

– Отстань ты от меня! – цежу сквозь зубы, не сдаваясь.

– Ну вот. Порезов нет. Все хорошо. Я спокоен.

– Какое счастье, – продолжаю плеваться.

– Ты меня обманула. Мы квиты. Переодевайся, поехали.

– Жену прокати.

Мне стыдно. Мне очень стыдно вспоминать, чем мы занимались в его машине. Как я остро реагировала на все, что он вытворял со мной, как сбивчиво дышала ему в ухо. И как мои волосы падали ему на лицо, а он целовал меня, заглушая стоны.

Опускаю веки на секунду, чтобы не тонуть в его проницательном взгляде – не то синем, не то зеленом. Пробирающем до глубины…

И руки его всегда нежные, заботливые…

Горячие губы касаются моей шеи, мгновение за мгновением оставляя за собой неизлечимые ожоги. Испепеляя меня.

И я… сдаюсь, опускаясь до беспомощной мольбы:

– Гош, отпусти, а. Я не хочу.

Упираюсь ладонями в его грудь: широкую, мощную. Он дышит тяжело. У меня не хватает сил с ним справится. С этим непробиваемым носорогом.

– Ну извини меня, пожалуйста, я не могу сам себе объяснить! Просто думаю о тебе. Постоянно, – он вдавливает меня в дверь. Раньше я бы задохнулась от чувств. От желания в ярких мужских глазах. От признаний. «Искренних».

Но теперь нет.

– Ты ее любишь?

Я повторяюсь так глупо, а он молчит. Отворачивается и вздыхает не то тяжко, не то насмешливо.