Рост массового производства все это изменил. Технологии Второй волны требовали гигантского капитала – намного больше, чем могли предоставить одиночное лицо или небольшая группа. Одиночные владельцы или компаньоны, которым приходилось рисковать личным состоянием, неохотно вкладывали деньги в большие или непредсказуемые предприятия. Чтобы пробудить у них интерес к инвестициям, была внедрена форма общества с ограниченной ответственностью. Если корпорация разорялась, инвестор терял только вложенную в нее сумму. Эта инновация распахнула ворота для потока инвестиций.

Кроме того, суды относились к корпорациям как к «бессмертным существам», то есть такие образования могли пережить своих основателей. В свою очередь, это означало, что корпорации могли вести планирование с очень дальним прицелом и запускать намного более крупные проекты, чем прежде.

К 1901 году появилась первая в мире корпорация с миллиардным капиталом – United States Steel. Подобной концентрации активов невозможно вообразить ни на одном предыдущем историческом этапе. К 1919 году насчитывалось полдюжины таких монстров. Крупные корпорации стали неотъемлемой частью экономики всех промышленно развитых стран, в том числе социалистических и коммунистических, где они отличались по организационной форме, но оставались одинаковыми по сути ^[2]. Все вместе эти элементы – нуклеарная семья, школа-фабрика и гигантская корпорация – стали определяющими социальными институтами во всех обществах Второй волны.

Поэтому неслучайно, что повсюду в мире Второй волны, в Японии, Швейцарии, Великобритании, Польше, США и СССР, большинство людей двигались по одному и тому же жизненному пути: взращенные в нуклеарной семье, они коллективно посещали школу-фабрику, после чего поступали на работу в крупную частную или государственную корпорацию. Каждый этап их жизненного пути контролировался одним из ключевых институтов Второй волны.

Музыкальная фабрика

Вокруг этих трех основных институтов сложился целый сонм других организаций. Министерства, спортклубы, церкви, торговые палаты, профсоюзы, ассоциации профессиональных работников, политические партии, библиотеки, этнические объединения, группы досуга и тысячи других структур колыхались в фарватере Второй волны, образуя сложную организационную экосистему, в которой каждая группа обслуживала, дополняла и уравновешивала другую.

Поначалу многообразие таких групп наводит на мысль о хаосе и беспорядке. Однако при ближайшем рассмотрении выявляются скрытые общие черты. В одной стране Второй волны за другой социальные экспериментаторы, считая фабрику наиболее прогрессивной и эффективной формой производства, пытались внедрить тот же принцип в других организациях. Поэтому школы, больницы, тюрьмы, государственные органы и прочие организации перенимали многие характерные черты фабрик и заводов – разделение труда, иерархическую структуру, механическую безликость.

Действие фабричного принципа можно обнаружить даже в искусстве. Вместо работы на богатого мецената, что было обычным делом в период долгого господства аграрной цивилизации, музыканты, художники, композиторы и писатели стали все больше отдавать себя на милость рынка, все больше выпускать «товары» для анонимных потребителей. Так как эта перемена произошла в каждой стране Второй волны, изменилась сама структура художественной деятельности.

Ярким примером являются музыканты. С наступлением Второй волны в Лондоне, Вене, Париже и других городах начали появляться концертные залы, а вместе с ними – билетные кассы и импресарио, то есть дельцы, финансирующие производство и продающие билеты потребителям культуры.

Естественно, чем больше билетов удавалось продать, тем выше была прибыль. Поэтому концертные залы постоянно расширяли, добавляя новые зрительские места. Однако самые крупные из них, в свою очередь, требовали более громкого звучания, чтобы слушатели хорошо слышали музыку даже с последних рядов. Как следствие, произошел переход от камерной к симфонической музыке.

Курт Закс в авторитетном труде «История музыкальных инструментов» пишет: «Переход от аристократической к демократической культуре, происшедший в XVIII веке, заменил небольшие музыкальные салоны на гигантские концертные залы, требовавшие, чтобы музыка звучала громче». Так как позволяющая это делать технология пока еще не была изобретена, необходимая громкость обеспечивалась увеличением числа инструментов и музыкантов. В итоге родился современный симфонический оркестр. Бетховен, Мендельсон, Шуман и Брамс писали свои величественные симфонии именно для этой индустрии.

Внутреннее строение оркестра тоже чем-то напоминало фабричное производство. Поначалу у симфонического оркестра не было руководителя, его роль поочередно играли исполнители. Затем музыкантов, как рабочих на заводе или служащих в конторе, поделили на отделы или цеха (группы инструментов), все они вносили вклад в изготовление общего продукта (музыки), действиями каждого управлял сверху менеджер (дирижер), в оркестре даже был свой прораб (первая скрипка или ведущий музыкант группы инструментов). Данный институт продавал свой товар на массовом рынке, позже добавив к ассортименту своей продукции грампластинки. Так родилась музыкальная фабрика.

История симфонического оркестра – лишь одна из иллюстраций становления социальной сферы Второй волны с ее тремя коренными институтами и тысячами разнообразных организаций, адаптированных под нужды и процессы индустриальной техносферы. Однако цивилизация включает в себя не только техносферу и соответствующую социальную сферу. Для создания и распространения информации все цивилизации также нуждаются в инфосфере. Вторая волна внесла удивительные изменения и в эту область.

Бумажная метель

Все группы людей со времен первобытного человека до наших дней зависели от личного общения лицом к лицу. Однако нужда в системах передачи сообщений на расстояние и во времени также существовала. По некоторым сведениям, в древней Персии была создана линия связи под названием «царские уши» – на возвышениях и башнях ставили людей с пронзительными, громкими голосами, которые выкрикивали сообщения, передавая их по цепочке. Древние римляне использовали разветвленную службу передачи сообщений под названием cursus publicus. Семейный дом Турн-и-Таксис с 1305 года до начала XIX века содержал конную почтовую службу, действовавшую на всей территории Европы. К 1628 году она насчитывала двадцать тысяч сотрудников. Курьеры, одетые в синюю форму с серебряным позументом, колесили по всему континенту, доставляя письма принцам и генералам, купцам и ростовщикам.

В цивилизации Первой волны эти каналы связи были прерогативой богатых и влиятельных людей и оставались недоступны для обычного люда. По словам историка Лаурина Зиллиакуса, попытки отправления писем другими способами воспринимались с подозрением или запрещались властями. Другими словами, в то время как личный обмен информацией лицом к лицу был открыт для всех, более прогрессивные системы передачи информации за пределы семейного круга или деревенской общины были недоступны для посторонних и использовались правителями в целях общественно-политического контроля. По сути, они играли для элиты роль оружия.

Вторая волна, охватывая одну страну за другой, камня на камне не оставила от монополии на коммуникацию. Это произошло не потому, что богатые и влиятельные люди вдруг подобрели, но потому, что технологии Второй волны и массовое фабричное производство требовали передачи гигантских объемов информации, с которой прежние каналы попросту не справлялись.

Первобытному или аграрному обществу для целей экономического производства требовалась сравнительно простая информация, которая обычно предоставлялась кем-нибудь поблизости. По своей форме она ограничивалась устными сообщениями и жестикуляцией. Экономика Второй волны, наоборот, требовала тесной координации труда, который осуществлялся одновременно во многих местах. Производить и тщательно распределять необходимо было не только сырье, но и огромное количество информации.

Поэтому, как только Вторая волна начала набирать силу, все страны бросились создавать почтовые службы. Почтамт был гениальным и крайне полезным для общества изобретением под стать хлопкоочистительной или прядильной машине. Сегодня об этом немного позабыли, но в свое время почтовая связь вызвала бурный восторг. Американский оратор Эдвард Эверетт провозгласил: «Я вынужден признать, что почтовая служба наряду с христианской религией – это правая рука нашей современной цивилизации».

Почтовая служба предоставила первый открытый канал коммуникации в индустриальную эпоху. К 1837 году почта Великобритании ежегодно переправляла не только письма для элиты, но и 88 млн почтовых отправлений – настоящую лавину сообщений для того времени. К 1960 году, когда индустриальная эпоха достигла своего пика и началась Третья волна, количество почтовых отправлений возросло до десяти миллиардов. За этот же год почтовая служба США доставила в расчете на каждого жителя, включая мужчин, женщин и детей, 355 отправлений только внутри страны ^[3].

И все-таки вал почтовых сообщений, сопровождавший промышленную революцию, составлял лишь малую долю реального потока информации, хлынувшего вслед за приходом Второй волны. Еще большее количество сообщений обращалось в так называемых «микропочтовых системах» внутри крупных организаций. Масса служебных записок и циркуляров не попадала в общественные каналы коммуникации. В 1955 году, на гребне Второй волны в США, комиссия Гувера заглянула в папки с деловой документацией трех крупных корпораций. Она обнаружила соответственно 34 тыс., 56 тыс. и 64 тыс. документов и записок в расчете на каждого штатного сотрудника.

К тому же бурный рост потребности индустриальных обществ в информации невозможно было обеспечить одними письменными документами. Поэтому в XIX веке изобрели телефон и телеграф, взявшие на себя большую долю набухающего потока коммуникации. К 1960 году американцы делали около 256 млн телефонных звонков в день – более 93 млрд в год. Даже самые передовые телефонные системы и сети мира нередко испытывали перегрузку.

Все эти системы, как правило, передавали сообщения единовременно только от одного отправителя одному получателю. Однако обществам, развивающим массовое производство и массовое потребление, требовались способы массовой отправки сообщений или синхронная коммуникация между одним отправителем и большим числом получателей. В отличие от работодателя доиндустриальной эпохи, который при необходимости мог лично посетить на дому каждого из своих немногочисленных работников, новый промышленник не мог контактировать с тысячами рабочих в личном порядке. Еще труднее поддерживать связь со своими клиентами было оптовым закупщикам или дистрибьюторам. Обществу Второй волны требовались эффективные средства отправки одного и того же сообщения одновременно большой массе людей – недорогие, быстрые и надежные. И такие средства были изобретены.

Почтовая служба могла доставить одно и то же сообщение миллионам получателей, но не очень быстро. Телефоны передавали сообщения быстро, но не миллионам получателей одновременно. Этот пробел заполнили средства массовой информации.

Сегодня массовая циркуляция газет и журналов, разумеется, стала настолько привычной чертой повседневной жизни промышленно развитых стран, что ее принимают как должное. Между тем рост тиражей на национальном уровне шел в унисон с развитием новых промышленных технологий и общественных форм. Как писал Жан-Луи Серван-Шрайбер, это произошло благодаря совпадению нескольких факторов – «поездов, развозивших издание по стране [европейских размеров] за один день; ротационной печатной машины, способной выдать за несколько часов работы десятки миллионов экземпляров; телеграфа и телефона… но прежде всего – наличия публики, обученной читать в ходе обязательного школьного курса, и отраслей, нуждавшихся в массовом сбыте своей продукции».