Его взгляд на мгновение задерживается на мне, и я чувствую, как в груди поднимается странное чувство – смесь страха, ярости и чего-то неопознанного… Отчетливо понимаю только одно – майор вызывает у меня стойкую антипатию и острое желание стереть самоуверенное выражение с его надменной физиономии.

Выбравшись из-под сетки, бегу к высокой стене. Она ниже, чем вчера, но все равно требует огромных физических усилий, чтобы ее преодолеть. Краем уха слышу, как рядом со мной тяжело дышит Шон, его нагоняет Теона. Взбираемся на стену, мои ноги привычно дрожат, руки ноют от напряжения, но я не останавливаюсь. Бросаю быстрый взгляд на Кассандру. Она цепляется за край стены и тоже поднимается, а затем помогает Дилану подтянуться.

– Давай, – шепчет она ему, и я замечаю, как её рука на мгновение задерживается на его плече дольше, чем нужно. Кажется, в наших рядах наметилась еще одна парочка. Молодец, Кэс, так держать.

Когда со стеной покончено, начинается бег через барьеры и прыжки через рвы. Запыхавшись, немного отстаю. Теперь рядом со мной Юлин и Финн. Китаянка прыгает через ров, её движения быстрые и лёгкие, несмотря на невысокий рост. Финн проскальзывает через барьеры с той же лёгкостью, но на его лице видна мрачная решимость.

Впереди – последнее препятствие. Канат, по которому нужно взбираться вверх, а затем спускаться вниз с высокой платформы. Я хватаюсь за верёвку, чувствуя, как покрытые мозолями ладони обжигает болью даже сквозь перчатки.

Спустя десять бесконечных минут, я наконец спускаюсь вниз, перевожу дыхание и вытираю пот с лица. Костюм весь в грязи, силы на исходе, но, черт возьми, я, как никогда, довольна собой.

Харпер по-прежнему стоит рядом с Эвансом. Оба бесстрастно наблюдают, как измученные инициары один за другим прибывают к финишу. Меня не покидает ощущение, что наши командиры с нетерпением ждут, кто из нас первым сдастся. Что-то в пристальном оценивающем взгляде майора, когда он встречается с моим, заставляет напряженно замереть и задержать дыхание.

– Держись, – слышу я рядом голос Теоны. – Харпер нас не отпустит, пока не выжмет до конца.

– Знаю, – кивнув, отвечаю я.

Отвожу взгляд от пронизывающих глаз майора. Внутри шевелится тревожное чувство. Не могу понять причину его пристального внимания, и это чертовски нервирует. Чувствую себя подопытным образцом под линзой микроскопа.

Тренировка продолжается. Мы бегаем, прыгаем, ползём – это непрекращающийся круг боли и усталости. Время тянется как растопленный воск, и кажется, нет ни конца ни края бесконечной гонке.

Когда препятствия, наконец, заканчиваются, мы все без сил валимся на землю, пытаясь восстановить дыхание и хоть немного передохнуть.

– Неплохо, – говорит Харпер, приближаясь к нам. – Но это еще не конец.

Да что б тебя, садист проклятый! Моё сердце бешено колотится в груди, когда мы переходим к следующему этапу тренировки – штурмовой полосе с ограждениями, лазерными ловушками и системой ударов электрошоком. Ноги наливаются свинцом, но расслабляться нельзя. Каждый из нас должен пройти это испытание, и никто не хочет быть тем, кто сдастся первым.

На этот раз мне выпала очередь идти первой. Я пытаюсь сосредоточиться, но моё тело уже на пределе. Рядом пыхтят Шон и Теона. Они, как обычно, работают слаженно, а Касандра и Дилан двигаются с заметной усталостью, остальные остались далеко позади.

Я прыгаю через ограждение и почти моментально получаю удар электрическим разрядом по ноге. Острый спазм мгновенно пронизывает моё тело, и я вскрикиваю. В голове всё смешивается, мысли путаются от болевого шока, но я не могу позволить себе остановиться. Я поднимаюсь и бросаюсь к следующей секции – нужно пробраться под низкими сетками лазеров.

Мой взгляд замыливается, внимание рассеивается – и я совершаю ошибку. Недооцениваю высоту лазера и резко двигаюсь вперёд, задевая луч плечом. Система срабатывает мгновенно: громкий сигнал тревоги и новый разряд электричества бьёт по телу, выбивая меня из равновесия. Падаю на колени, чувствуя, как боль пронзает каждую клетку тела.

В этот момент я с досадой замечаю, что Харпер пристально наблюдает за мной с возвышения. Черт, отвернись, дай мне пережить позор и собраться с силами. Ага, размечталась… Майор быстро спускается на тренировочное поле и пружинистой походкой направляется ко мне.

– Встать можешь? – его голос резкий, но в нём звучит едва уловимая нотка заботы.

Вскинув голову, настороженно наблюдаю, как он неумолимо приближается. Мои руки дрожат, частое дыхание сушит губы. Какого черта ему от меня нужно? С трудом пытаюсь подняться на ноги, ощущая на себе прожигающий взгляд Харпера. Кажется, я подвернула лодыжку, и каждое движение сопровождается стреляющей болью.

– Все в порядке, – говорю сквозь сжатые зубы, догадываясь, что выгляжу как побитая собака.

Он безразлично кивает и, наклоняясь, подаёт мне руку. Я неохотно принимаю её, ощущая холод его перчатки и крепкую хватку. Он поднимает меня с земли, и на мгновение я испытываю подобие благодарности. Но это ощущение длится недолго.

– Не расслабляйся, Дерби, – ледяным тоном чеканит Харпер, резко отпуская мою ладонь. – Ты только что показала свою слабость. На поле боя за такие ошибки убивают.

Его безжалостные жестокие слова режут, как нож. Я с трудом перевожу дыхание, пытаясь осознать, что произошло. Он мог просто помочь мне, но вместо этого делает всё, чтобы я почувствовала себя ничтожеством.

– Ты думаешь, что можешь позволить себе тренироваться вполсилы, потому что твоя фамилия Дерби? – продолжает отчитывать меня майор, и я чувствую, как внутри поднимается волна стыда. – Запомни, здесь никого не волнует, чья ты дочь.

Каждое слово, произнесённое им, бьёт по мне сильнее, чем электрический разряд. Я смотрю в прищуренные бесстрастные глаза и вижу в них холодное раздражение. Все мои внутренности сжимаются под давлением его испытывающего взгляда.

– Во время вылазки никто не будет тебя ждать или тащить на себе, – добавляет Харпер. – Хочешь стать обедом для шершня, Дерби?

– Нет, – бормочу я. Кровь приливает к щекам, руки снова начинают дрожать. – Это больше не повторится, майор.

Харпер бросает на меня ещё один взгляд, полный ледяного пренебрежения, и делает шаг назад.

– Надеюсь, что так. В следующий раз я не буду таким снисходительным, – произносит он и, отвернувшись, возвращается на свое место.

Снисходительным? Серьезно? По мне, так Харперу вообще неизвестно значение этого слова. Какое-то время я неподвижно стою, глядя ему вслед. В голове роятся тревожные мысли, сердце бешено колотится в груди, а слова майора снова и снова прокручиваются в голове. Дома меня никогда не критиковали. Это первый раз, но зато какой… Чувствую себя бесполезным, никчемным, ни на что не способным дерьмом.

Тем временем тренировка идет полным ходом. Пока я наматываю сопли на кулак, остальные инициары продолжают преодолевать препятствия, прыгая через барьеры и пробегая через лазерные ловушки.

– Ариадна! – до меня доносится голос Кассандры. Она стоит в конце полосы препятствий и жестом зовёт меня. – Давай, не отставай.

Я собираю последние силы, чтобы догнать их. Ноги двигаются автоматически, тело болит, но злость на жестокие высказывания майора придает сил. Головокружение от усталости проходит, когда снова вхожу в ритм, пересилив желание по-девчачьи расплакаться. Клянусь, я больше не позволю себе ошибиться.

– Хорошо, что ты догнала нас, – слабо улыбается Шон, его лицо покрыто потом, но в глазах полыхает азарт. – Так держать, принцесса, – подмигивает он, подняв большие пальцы вверх.

Когда тренировка наконец заканчивается, я едва держусь на ногах. Пот заливает глаза, колени подгибаются. Не знаю, как другие выдерживают бешеный темп подготовки, но я почти на грани, хотя никогда не считала себя физически слабой. Спасибо майору – он открыл мне глаза на мою никчемность.

Глава 11

Мы возвращаемся в бараки, едва переставляя ноги. Небольшой перерыв на обед – такой же мерзкий на вкус, что и завтрак, – как-то незаметно и стремительно подошел к концу. Но на этот раз я хотя бы что-то съела – жидкий рыбный суп был не так уж и плох. Рис с куском резинового мяса пришлось отдать Шону. О боги, он был мне так благодарен, словно я угостила его сочным ростбифом средней прожарки.

Глухой шум наших шагов разносится зловещим эхом по пустым коридорам. Напряженная тишина нарушается тяжелым дыханием и перешептываниями. В воздухе витает запах пота, железа и сырой бетонной пыли, вызывая неприятное ощущение усталости и раздражения. Впереди половина дня, и никто не знает, какие еще изощренные испытания придумает для нас командование.

На Полигоне невозможно предсказать, что будет дальше. Никакого расписания, никаких правил, кроме одного: будь готов ко всему. Невольно закрадывается мысль, что все тренировки и испытания – просто случайный набор мучений, придуманный на ходу, чтобы выбить из нас дух. Разве этот ад можно назвать обучением? По мне, так это форменное издевательство.

Я падаю на свою койку. Ноги гудят, плечи наливаются болью. Финн устраивается рядом, подбрасывая кроссовок в воздух и многозначительно хмыкая:

– Думаю, они специально придумывают, чем бы еще нас удивить, – с кривой ухмылкой говорит он. Его веселость напускная, словно он играет роль беззаботного балагура. – Вчера марш-бросок, сегодня кувыркания в грязи. А завтра? Что им взбредет в голову?

– Чем меньше знаешь, тем больше боишься. Тем проще сломать, если что, – заявляет Кэс, привалившись спиной к бетонной стене, и с мрачным видом оглядывая казарму. – Это место… и то, что нас не разделили по половым признакам – тоже своего рода проверка, – ее голос напряжен, как струна, и я отлично понимаю, куда она клонит.

– Нафига им заботиться о нашем комфорте? – ухмыляется Шон, с хрустом разминая плечи.

В его словах чувствуется скрытая горечь, а я не могу оторвать взгляд от ожившей змеи, обвивающей его правый бицепс и ползущей прямиком к лицу. Гексагоновый орнамент, выбитый на теле отца, выглядит намного эстетичнее пресмыкающихся гадов Ховарда, но как же они завораживают… Это я про змей, разумеется.

– Мы для них – бесправные марионетки или расходный материал. Я пока не вижу никакого стратегического смысла в происходящем, – тем временем продолжает Ховард.

– Никаких правил, никакого смысла, – включается в разговор Дилан. – Эй, принцесса, может, тебе известно что-то большее, чем нам? – чайные глаза парня настойчиво впиваются в меня, снова заставляя нервничать.

– Ничего, – отрицательно качаю головой, проваливаясь в сумасшедший вихрь мыслей. – Что-то здесь не так, – размышляю вслух. – Все эти усиленные тренировки кажутся настолько хаотичными, будто командование заинтересовано в том, чтобы мы не дожили до экзамена.

– Создается ощущение, что мы – часть большого эксперимента, в ходе которого нам придется доказывать свою стойкость каждый день. Каждый час, – рассуждает Теона, присоединяясь к диалогу. Она хаотично приглаживает всклоченные короткие волосы, задумчиво глядя перед собой. – Чем меньше мы знаем, тем легче нами управлять.

Но наши догадки обрываются, как нить в лабиринте, когда неожиданно раздается резкий, резонирующий звук. Из громкоговорителей разносится очередной приказ:

«Всем новобранцам немедленно собраться на плацу.»

Мы спешно покидаем казармы, и всей гурьбой выходим на улицу. Холодный ветер моментально пробирается за воротник защитного костюма. Солнце уже скрывается за крышами неприглядных серых бараков. Длинные розоватые тени ложатся на подмерзшую землю кривыми узорами. Установленные по периметру прожектора светят прямо в глаза, заставляя щуриться с непривычки. Мы выстраиваемся в ровные ряды, каждый украдкой оглядывается вокруг, словно пытаясь найти подсказку или знак, что все это значит. Ожидание томительно затягивается, и тишина кажется гуще, чем обычно. Никто не сообщает, зачем нас собрали, и неизвестность давит на грудь, лишая легкие кислорода.