– Также, – добавляет Эванс. – В свободное время запрещены личные отношения. Здесь нет места для привязанностей. Каждый из вас – солдат. Ваша цель – выжить и пройти программу. – И последнее, – Эванс снова смотрит на нас с холодной улыбкой. – В течение этого месяца у вас будет минимум отдыха и максимум испытаний. И если вы поверили, что вам повезло быть включенными в сокращенную программу – вы круглые идиоты. Это означает, что мы быстрее узнаем, кто сможет дальше приносить пользу нашему миру, а кто нет.

С этими словами он разворачивается к экрану и переключает слайд. На нём отображены этапы тренировок на ближайшие несколько дней. Бойцы на экране проходят через препятствия, похожие на ад: знакомое ползание под колючей проволокой, бои в тесных пространствах, упражнения на выносливость, почти непосильные даже для опытных солдат.

– Завтра ваш первый полноценный день, – разносится над залом голос Эванса. – И поверьте мне, он будет одним из самых сложных в вашей жизни.

После того как лейтенант завершает свой жёсткий и саркастичный монолог, он обводит нас последним пронизывающим взглядом. Затем, не говоря больше ни слова, резко поворачивается и в сопровождении офицера Синга удаляется с трибуны. Тишина, которая повисает в зале после их ухода, тяжёлая, давящая и физически ощутимая. Мне чертовски страшно, потому что все услышанное, значительно сокращает мои шансы. И не только мои. Никто из собравшихся в зале не готов к тому, что нас ждет.

Внезапно в противоположном конце зала раздаются шаги, и на сцену выходит майор Харпер. Уверенной чеканной походкой он приближается к трибуне. В лучах холодного света, льющегося сверху, майор выглядит ещё более внушительно. Его зелёные глаза бегло оглядывают нас, и в этом взгляде нет ни капли сострадания.

«Тут нет места жалости. Нет вторых шансов. Вы либо справляетесь, либо выбываете». – звучат в ушах предупреждения лейтенанта, который ничуть не сгущал краски.

– Если Эванс рассказывал, как тяжело вам будет, – начинает Харпер своим низким стальным голосом, – То я объясню вам, зачем вы здесь. И, уверяю, это не просто вопрос жизни и смерти. Это вопрос выживания всего человечества.

Он внезапно замолкает, и в зале воцаряется абсолютная тишина. Каждое слово, произнесённое им, накрывает нас новой волной тревоги и напряжения. Даже Шон, который обычно шутит, чтобы разрядить обстановку, не произносит ни звука.

– Мы столкнулись с угрозой, которая может уничтожить нас всех, – продолжает Харпер. – Шершни. Я кратко повторю то, что вам и так известно. Они сильны, физически выносливы, организованы, смертельно опасны и наделены высокой регенерацией. Ваша задача – научиться сражаться с ними. Выслеживать, убивать, захватывать для исследований.

Майор выходит из-за трибуны и делает шаг к краю сцены. В зеленых глазах горит холодная уверенность в том, что он говорит. Захват шершней? Ловить этих тварей живыми? Черт, это звучит как чистое безумие.

– А теперь забудьте все, что вы знали о них до этого дня. Шершни стремительно мутируют, создавая новые виды, – говорит Харпер, и его голос звучит так, будто он уже давно привык к этой мысли. – Каждый из которых имеет свои способности. Некоторые – сильны физически, но медлительны, другие – агрессивны и быстры, третьи – это самый опасный вид, выявленный не так давно. Они хитры и проявляют зачатки коллективного разума. Нам необходимо изучить и остановить их, прежде чем они нанесут сокрушающий удар по плавающим городам.

Я чувствую, как холодок пробегает по спине. Те монстры, которых мы видели на слайдах, выглядят достаточно жутко, но мысль о том, что они эволюционируют и становятся ещё более опасными, наводит на меня дикий ужас.

– Ваше обучение сократили не просто так, – чуть мягче произносит Харпер, его глаза вновь обводят собравшихся. – У нас нет времени. Мы теряем людей, теряем базы, теряем позиции. И если мы не начнём действовать немедленно, шершни уничтожат наши города. Это не просто выживание. Это война.

Харпер делает эффектную паузу, давая нам время переварить его слова. В зале ни звука. Никто даже не шевелится. Он снова начинает говорить:

– Новый вид шершней может охотиться группами и использовать брошенную на материках военную технику, а также они научились координировать атаки. Последний пример – нападение на третью буровую возле Гидрополиса. Они атаковали неожиданно и слаженно, уничтожив всё на своём пути.

Черт, если всё так, то почему жители островов не в курсе нависшей угрозы? Ладно, я допускаю, что население могут держать в неведении, чтобы избежать массовой паники, но отец не мог всего этого не знать. В конце концов, командование Полигона выполняет приказы президента. Почему он меня не предупредил? Ведь, если шершни не просто бездумные твари, и действуют, как армия с продуманной стратегией, то это ставит под сомнение всю нашу подготовку. Как мы можем сражаться с кем-то настолько организованным и мощным?

– Наша главная цель, – продолжает Харпер, возвращаясь к своему командному тону, – Зачищать территории, уничтожать колонии шершней и захватывать единичные экземпляры живыми для дальнейших исследований. Это единственная надежда на наше выживание. И если вы думаете, что это будет легко – вы ошибаетесь. С каждым днём они становятся сильнее.

Легко? Да он издевается! Я поочередно смотрю на сидящих рядом инициаров. Шон явно поражён услышанным до глубины души. Юлин крепко сжимает кулаки, на ее лице написан откровенный ужас. А внутри меня нарастает ощущение, что впереди нас ждёт не просто обучение, а что-то более страшное.

– И помните, – добавляет Харпер, его голос становится ещё более холодным, – Любая ошибка – это смерть. Для вас, для ваших товарищей. И для всего, за что вы боретесь.

Харпер медленно проходит вдоль сцены, его взгляд обращён к каждому из нас, словно он хочет убедиться, что мы полностью осознаём масштабы той угрозы, с которой нам предстоит столкнуться.

– Пока мы сидим здесь и ведем беседы, мутанты осваивают новые территории, стремительно заполняя разрушенные города, которые когда-то принадлежали нам. Эти города – их новые гнёзда, их базы, где они создают подземные бункеры. Шершни активны почти круглосуточно, бездействуют лишь три часа в сутки в ночное время. Это даёт нам небольшое окно для атак, но и его недостаточно. И самое главное – они захватывают законсервированные военные объекты и учатся использовать то, что оставлено нами, чтобы направить это против нас.

Я чувствую, как внутри меня растёт леденящий ужас. Шершни, использующие наши военные базы? Это звучит как кошмар, но по глазам Харпера видно – это реальность.

– Всего за пару десятилетий шершни научились использовать примитивное вооружение: старые танки, зенитные установки, артиллерию. Мы недооценили их. Они не просто дикие твари. Это организованная сила, которая развивается с каждой новой победой.

Шон тихо вздыхает рядом со мной, его лицо становится всё более мрачным.

– И это ещё не всё, – Харпер бросает взгляд на экран, где отображаются карты материков. – Они используют корабли. Не лодки и катера, а те самые заброшенные суда, что мы оставили, когда отступали с большой земли. Шершни переправляют своих воинов через океан, чтобы атаковать буровые и добывающие платформы. Именно так они уничтожили третью буровую возле Гидрополиса. Мутанты учатся быстрее, чем мы могли представить. Их первостепенная цель – плавающие города.

Мои пальцы невольно сжимаются в кулак. Плавающие города – это наш последний оплот, наша защита. И мысль о том, что шершни могут достичь их, вселяет панику.

– И, если вы думаете, что стена Улья спасёт вас, – голос Харпера становится жёстче, когда он обращает свой взгляд на меня. – То глубоко ошибаетесь.

Он снова делает паузу, его глаза сверкают, словно он пытается достучаться до каждого из нас.

– Мы не можем позволить себе ошибку. Шершни – это не просто угроза. Это враг, который становится сильнее с каждым днём. И если мы их не остановим сейчас, завтра они разрушат всё, что мы построили. Даже Водный Щит Акватории не станет для них преградой.

Глава 12

Мы возвращаемся в здание общежития в гробовом молчании. Мысли после брифинга ещё роятся в голове, каждая из них как заноза, которая причиняет дискомфорт и не дает расслабиться. Я даже не знаю, что страшнее – факт, что мутанты способны учиться, или то, что теперь наша жизнь стала войной за глобальное выживание всего человечества. Каждый шаг, каждая мысль ведёт нас к этой жуткой истине. У нас нет выбора, как бы ни хотелось, но мы не можем отказаться, испугаться и спрятаться за спинами родителей. Теперь нам предстоит защищать их, хотя бы попытаться…

Я больше не мучаю себя догадками, знал ли президент Дерби, что меня, его единственную дочь – ждет здесь, и с какими угрозами и вызовами мне придется столкнуться. Потому что почти уверена. Отец знал. Он верил и верит. В меня. В то, что я справлюсь. Не сдамся. Не забьюсь в угол в истерике и не брошусь в ноги к генералу, умоляя вернуть домой.

Комната в бараке встречает нас холодным светом и тишиной. Металлические койки выстроены в ряды, на каждом столике – скромный ужин, подозрительно напоминающий завтрак. Все молча тянутся к своим кроватям, не решаясь начать разговор. Моя спина ноет от усталости, мышцы будто каменные, и единственное желание – лечь и закрыть глаза.

– Вы верите, что мутанты настолько организованы и умны? – нарушает тишину Финн, приземляя зад на свою койку. Он стонет, словно последние силы покинули его тело. – Шершни с танками и кораблями? Это ведь даже звучит нелепо.

– Нелепо или нет, теперь это наша реальность, – мрачно отвечает Шон, аккуратно складывая свои вещи. Его лицо сосредоточено, в глазах тлеет усталость. – И мы должны научиться сражаться с ними. И побеждать.

Кассандра сидит на краю своей кровати, уставившись на собственные ботинки, словно те могут дать ей ответы на все вопросы. Дилан, плюхнувшись рядом с ней, молчит, но по его виду понятно – он тоже погружен в безрадостные размышления.

– Мы здесь, чтобы стать последней линией обороны, – наконец произносит Теона, её голос звенит от напряжения. – Если мы облажаемся, нам некуда будет возвращаться.

Я присаживаюсь на свою койку, рваными движениями стаскивая защитный комбинезон. Как иронично: я здесь не просто как очередной инициар. Моё появление на Полигоне – знак того, что даже высшие классы должны участвовать в этой смертельной битве. У меня своя миссия – показать, что все равны перед лицом угрозы. Но большинство присутствующих здесь относятся ко мне скептически. Сегодня в столовой и в медблоке я слышала агрессивные выпады в свой адрес. Пока не прямые, ограниченные намеренно громкими перешептываниями и косыми взглядами, но рано или поздно дойдет и до открытых конфликтов. И мне придется на деле доказывать, что я чего-то стою.

Большая часть призывников Полигона – выходцы из Гидрополиса. Они – дети изнуренного тяжким трудом поколения, привыкшие ежедневно бороться за каждый глоток чистой воды и кусок пищи. Эти люди, которые с рождения учатся выживать в условиях постоянного дефицита ресурсов, знают, что жизнь – постоянная борьба, и смиряются с этим, будто это присущая только им доля. Они выросли среди шумных буровых платформ, опреснительных станций и мусороперерабатывающих заводов. Их взгляд на мир сформирован суровыми реалиями жизни. Каждый из них привык к жёстким условиям, и для них Полигон – просто ещё один вызов, лишь новая сцена всё той же бесконечной битвы за выживание.