«Это происходит спонтанно еще когда мы маленькие, – ответил тогда муж, – а потом ты просто представляешь себя медведем. Не визуально, а вспоминаешь свои ощущения в медвежьем теле, будто мгновенно погружаешься в то состояние сознания, и тело сразу реагирует оборотом».

Никогда до этого она не обращалась по своей воле и не думала, что после месяцев вынужденных оборотов и вынужденного сна в медвежьем облике решится это сделать. Но вот надо же – привыкла, и теперь при засыпании в человеческом теле как будто чего-то не хватает.

Тело откликнулось так быстро, будто ждало этого, и она опустилась на траву уже медведицей. Мысли в голове ворочались тяжело и сонно, но она все же, укладывая голову на лапы, пожелала изо всех сил, чтобы она завтра проснулась, а Демьян уже был рядом.

* * *

Снег к середине ночи пришел и в Пески. Он падал на теплую землю и тут же таял, превращаясь в ручейки, и только на крышах домов и на мраморных террасах дворцов затаивался пушистыми пятнами.

В Тафию весь вечер и ночь возвращались те, кто только утром бежал из нее. От человека к человеку передавались слова о том, что война закончена, что наши боги победили, что всех крылатых инсектоидов в окрестностях уже выловили драконы, а остатки наземных иномирянских отрядов добивают сейчас в лесах вокруг города.

Река Неру, растекшаяся в трещины, при их зарастании вышла из берегов, подступив прямо к стенам Города-на-реке – но лишнюю воду впитал в себя поредевший терновник.

А когда начался снегопад, терновник, почти весь уже ушедший под землю, удивился, высунулся побольше и начал радостно ловить цветами снежинки и впитывать побегами ручейки. Он пережил за этот день больше, чем за тысячи лет, с тех пор как первый дракон по благословению матери-Воды привязал духа подземных вод к алтарю и заключил с ним договор. И теперь ему очень не хотелось обратно в одиночество.

Вечером к нему, росшему во дворце Тафии в парке у мраморной беседки, пришли Владыка Нории и Владычица Ангелина, так больно обжегшая его когда-то своей кровью и так щедро сегодня подпитавшая. И принесли ему много-много ароматного масла аира и розы, оставив в кувшинах и плошках, и хвалили его, и благодарили, и кланялись, и гладили по длинным ветвям с острыми шипами, не боясь уколоться.

– Скажи мне, почему все великие духи говорят, а наш Терновник нет? – услышал он вопрос Владычицы Ангелины к мужу. – Василина рассказывала, что ментально общалась с нашим огнедухом, и Колодец умеет говорить, и великие ветра. А наш нет.

– Он просто долго был один, – ответил ей дракон, чья кровь была так вкусна, но его почтительность – еще вкуснее. – Вы общаетесь с вашим духом хотя бы раз в семь лет. А наш Терновник сотни лет был один, и, к стыду моему, мы его опасались, хоть и почитали, и не думали, что договор можно изменить. Но теперь, когда вокруг него будут люди и драконы, он быстро повзрослеет. И, думаю, мы еще сможем с ним пообщаться.

Терновник запомнил это. Ему понравилось наблюдать за людьми, понимать, почему они действуют так или иначе, отчего боятся и радуются, – ему словно со всех сторон показывали представление, и он не мог от него оторваться.

После правителей к терновнику пошли и простые драконы, а в городе, там, где еще оставались его побеги – и жители из тех, кто прятался от врагов в своих домах или уже успел вернуться. Столько добрых слов было сказано ему, столько масла пожертвовано, что терновник подумал-подумал и оставил по побегу не только в садах Владык, но и в городах у храмов богини – теперь ему никогда не будет скучно, да и лишние жертвенные масла никому еще не помешали.

А если кто-то будет докучать ему глупыми или злыми просьбами – он всегда сможет усыпить непочтительного.

Ангелина и Нории спать легли поздно. Владыке, прежде чем возвращаться в Истаил, нужно было убедиться, что все инсектоиды в окрестностях уничтожены, а иномиряне – либо пленены, либо убиты. В леса, туда, где были с воздуха замечены крупные группы врагов, выдвигались наземные отряды из тех бойцов: мужчин из отрядов самообороны, магов, драконов, – у кого еще оставались силы. Полетел туда и Нории. Не хватало еще, чтобы иномиряне разбойничьими группами растеклись по Пескам, нападая на поселения и наводя ужас на людей.

Тюрьмы города переполнились сотнями пленников. Кто-то сдавался сам, кто-то собрался в группы и отчаянно попытался прорваться к порталу – но магистр Нефиди восстановил вокруг него щит, завязав на накопители, и лорташцам ничего не оставалось кроме как биться или сдаваться.

Что делать с ними, предстояло еще решать.

Оживал и дворец. Здесь горели в парке костры, здесь раздавался смех и песни. Ангелина, ожидавшая мужа, чувствовала усталую деловитость, с которой большой дом возвращался к хозяйственной рутине, и радовалась ей, глядя из окна в ночь, пахнущую цветами и снегом, кострами и ванилью.

По переговорным чашам было передано в девять белых городов, что атака на Тафию отбита и враг не прошел, и что Владыка и Владычица вернутся в столичный Истаил через несколько дней.

Город-на-реке вновь наполнялся жизнью: кто-то из жизнестойких торговцев даже вышел на Базар, кто-то праздновал, переживая свой страх, кто-то искал новый дом, благо в Тафии пустых было еще много, кто-то оплакивал погибших. По всем храмам звучали молебны, и много их произносили сегодня за Владыку Четерии, ставшего вровень с богом и победившем его. Жители Тафии и раньше гордились тем, что у них Владыкой легендарный Мастер клинков, а сейчас их восторг и благоговение были так велики, что стань они пламенем – костер над Тафией был бы виден и из Йеллоувиня.

Четери еще спал, и Ани, думая о нем, тоже испытывала неведомое доселе благоговение. Впрочем, все его испытывали – словно в покоях Владыки восстанавливался после самого важного боя в жизни не шутливый, легкий Мастер, а существо высшего порядка.

Ангелина после отлета Нории, уносящего на своей спине бойцов, успела навестить Светлану – и поздравить ее, и полюбоваться крошечным, с две ладошки, мальчишкой, который спал на груди у матери. Долго задерживаться не стала – у Светы было множество помощников, и всем требовался отдых.

Она зашла и к старым магам, решившим остаться во дворце до завтра, и уже бойко попивающим вино из запасов Владыки, и поблагодарила их, и предложила обращаться, если нужна будет любая помощь. Ли Сой, Гуго Въертолакхнет, Галина Лакторева, Таис Инидис – они сидели тесным кружком, общаясь, как очень близкие люди, и Ани вдруг представила, как через много-много лет будет так же сидеть с седовласыми сестрами, посмеиваясь и что-то обсуждая, и на сердце ее потеплело.

Навестила она и Викторию с Мартином фон Съедентентом. И если в прошлых покоях она увидела дружбу и близость сквозь времена, то здесь на нее глазами сильно постаревшей волшебницы, державшей в руках руку мужа, глянула вековая любовь. Глянула и улыбнулась – вот так будет и у тебя через пятьдесят лет, потому что и ты так же искренне любишь, как она.

Не только людям она должна была отдать дань уважения. Обойдя всех, с кем разделена была прошедшая страшная битва, Ангелина вернулась в покои, которые Чет выделил им с Нории и высыпала в чашу из пропахшего гарью и кровью мешочка драгоценные камни с огнедухами. А затем полила их ароматическим маслом, зажгла его – и щедро окропила самоцветы кровью, потому что без духов бы тоже все не справились, а они требовали подпитки.

Заснуть без Нории она так и не смогла, хотя очень устала за этот день. И потому, когда похолодало и пошел снег, удивилась, а затем и обеспокоилась за жителей Песков. Но им она помочь не могла, зато могла согреть тех, кто находился во дворце.

Ангелина приказала служанке разбудить управляющего Эри, чтобы узнать, есть ли во дворце согревающие артефакты – а когда оказалось, что их нет, потому что необходимости никогда не возникало, велела собрать все жаровни дворца, залить в них масла, уложила в каждую по самоцвету и договорилась с огнедухами, что они согреют покои, пока идет снег.

Нории вернулся после двух ночи. Ангелина, услышав шум больших крыльев, с успокоившимся сердцем наблюдала из окна в голубоватом свете почти полной луны, как ссаживает он во внутреннем дворике с фонтаном – в который ее когда-то перенес Колодец – тех, кто помогал добить иномирян. Был среди них и брат Светланы, и принц Ши с десятком гвардейцев, и Александр Свидерский.

Бойцы расходились, и Нории, заметив Ани в окне, улыбнулся и пошел к ней.

Зайдя в спальню, супруг бросил взгляд на жаровню с расставившей лапы саламандрой, протянул к жене руки. Ани поцеловала его в холодные губы, заглянула в зеленые глаза, и он осторожно, не прижимая, приобнял ее.

– Не хочу тебя испачкать, – тихо пророкотал он и тоже коснулся губами ее губ, прежде чем отстраниться. Он тоже был уставший, грязный, пахнущий чужой кровью, древесной щепой и грязью, муравьиной кислотой – и очень удовлетворенный.

– Справились, – сказал он, снимая грязную одежду, – если и остался кто в лесах, то единицы. Выловим. Там и сопротивлялись больше из страха, чем из желания, но повозиться пришлось.

– Замерз? – спросила она, наблюдая за ним с какой-то непривычной, щемящей грудь, совсем расклеившей ее нежностью.

– Нет, – он улыбнулся. Посмотрел за окно, у которого трепетали занавески. – Матушка празднует возвращение мужа, в мире сейчас много силы. С ней не замерзнешь. А с тобой рядом тем более.

Он направился в купальню – и Ани пошла за ним. И там, опустившись на низкую софу, смотрела, как моется он, как ныряет в чаше-бассейне, как смотрит на нее, мягко улыбаясь. И она не выдержала, подошла, сев за его спиной на теплый мрамор.

– Дай я вымою тебе волосы, – попросила она. И действительно вымыла, перебирая красные и седую пряди, массируя голову, с нежностью гладя по плечам. Нории расслабленно лежал в чаше, положив голову на бортик, прикрыв глаза, и улыбался, и принимая ее заботу, и понимая, почему она ей нужна – потому что полдня назад они спиной к спине стояли в другом мире, не зная, выживут ли, удастся ли вернуться, а затем переживали атаку бога, и бой богов, и день этот мог быть последним и для них, и для всей Туры – а обыденность помогала пережить все это, прикрыть щитом повседневности, приглушить.

На теле его и на лице оставались едва заметные ромбовидные шрамы.

– Как хорошо, что у тебя снова появился Ключ, – проговорила она едва слышно. – Я привыкла к нему в твоих волосах.

– Спасибо богине, – отозвался Нории. – Прилетим в Истаил, сходим на ночь в храм ее, поблагодарим ее, порадуем.

Ани усмехнулась и не стала спрашивать, как порадовать богиню. Все было и так понятно.

* * *

Вей Ши после похорон старика Амфата и боя Мастера с богом-войной пошел во дворец – как и сказал ему Четери, – туда, где разместились йеллоувиньские гвардейцы. Во дворце и в парке пахло сладкими лепешками, ванилью от цветков терновника, чем-то мясным и вкусным: слуги, вернувшиеся во дворец, старались изо всех сил, чтобы накормить всех, кто бился и отстоял Тафию.

Вей узнал, как устроились его бойцы, а затем встал в тени во дворе у увитой терновником стенки, чтобы дождаться возвращения Владыки Нории. С облегчением увидел на спине опустившегося во двор дракона спящего Мастера и Светлану с малышом и родными. Кивнул жене Мастера издалека – все в порядке и с ней, и с ребенком, который едва заметно светился родной стихией. Значит, помог его подарок, значит, все правильно он сделал.

Светлана, уставшая и со слегка безумным взглядом, спускалась с крыла Владыки осторожно, ей помогали, приняли ребенка. Встречал ее и брат, Матвей, прибывший почти одновременно, и она крепко обняла его, а он что-то добродушно проговорил. Вея она, кажется, и не заметила – но он был не в обиде, ей сейчас точно было не до него.