Джон Дуглас: Охотник за разумом. Особый отдел ФБР по расследованию серийных убийств

John E. Douglas and Mark Olshaker

MINDHUNTER: INSIDE THE FBI'S ELITE SERIAL CRIME UNIT

Copyright © 1995 by Mindhunters, Inc.

Оригинальное издание опубликовано издательством Scribner, импринтом Simon & Schuster, LLC (США).

© Голыбина И. Д., перевод на русский язык, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

* * *

Сотрудникам отдела поведенческих наук

и отдела содействия расследованиям ФБР, Куантико, Вирджиния, настоящим и будущим, —

 моим товарищам в нелегком пути

Зло скрой хоть в преисподней,
Но выползет оно на суд людской…

Уильям Шекспир. Гамлет (пер. П. Гнедича)

Пролог
Наверное, я в аду

Наверное, я в аду. Это было единственным логическим объяснением. Меня раздели догола и связали. Боль была невыносимой. Мои руки и ноги резали острыми ножами. Что-то совали во все отверстия тела. Я задыхался и давился предметом, торчавшим у меня из глотки. Острые штуки затолкали мне в уретру и в анус; казалось, меня разрывают на части. Я тонул в собственном поту. Потом я понял, что происходит: меня пытают все убийцы, насильники и растлители малолетних, которых я засадил в тюрьму. Теперь я был жертвой и не мог сопротивляться.

Я хорошо знал, как действуют такие парни: я видел это сотни раз. Они стремятся доминировать над своей добычей и манипулировать ею. Хотят решать, жить ей или умереть, – а если умереть, то как именно. Они будут поддерживать во мне жизнь, оживлять всякий раз, как я отключусь и приближусь к смерти, стараясь причинять при этом максимум страданий. Они могут делать это множество дней подряд.

Они хотят показать мне, что я в их власти, что я полностью зависим от них. Чем больше я буду кричать и молить о пощаде, тем сильней подпитаю и возбужу их кошмарные фантазии. Если я начну умолять или звать мамочку с папочкой, это их только заведет.

Такова моя расплата за шесть лет, что я ловлю худших людей на планете.

Мое сердце отчаянно колотилось, я весь горел. Меня пронзила жуткая боль – кто-то протолкнул острую штуку еще глубже в мой пенис. Все мое тело содрогнулось в агонии.

Боже, прошу тебя, если я еще жив, дай мне умереть быстро. А если мертв, спаси скорей от адских мук!

Потом я увидел яркий белый свет – точно такой, о котором рассказывают люди, пережившие клиническую смерть. Я ожидал увидеть Христа, или ангелов, или дьявола – об этом я тоже слышал. Но нет, передо мной был только яркий белый свет.

Но я услышал голос – ласковый, успокаивающий, самый сладкий из всех, что мне приходилось слышать.

Джон, не волнуйтесь. Мы стараемся вам помочь.

Это было последнее, что я запомнил.

– Джон, вы меня слышите? Не волнуйтесь. Успокойтесь. Вы в госпитале. Вы очень больны, но мы стараемся вам помочь.

Вот что на самом деле сказала мне медсестра. Она понятия не имела, слышу ли я ее, но продолжала повторять это, стараясь меня успокоить, снова и снова.

Хотя тогда я понятия не имел, где нахожусь, я лежал в палате интенсивной терапии Шведского госпиталя в Сиэтле – в коме и на аппаратах жизнеобеспечения. Мои руки и ноги привязали к кровати. К телу шли трубки, катетеры и провода. Врачи опасались, что я не выживу. Был декабрь 1983-го, и мне было тридцать восемь лет.

История началась тремя неделями ранее на другом конце страны. Я был в Нью-Йорке, читал лекцию по криминальному профилированию перед аудиторией из 350 сотрудников Департамента полиции Нью-Йорка, транспортной полиции, а также департаментов Нассау, Лонг-Айленда и округа Суффолк. Я выступал с этой лекцией сотни раз и мог прочесть ее от начала до конца на автопилоте.

Внезапно мой разум начал блуждать. Я продолжал говорить, но весь покрылся холодным потом и подумал: как, черт подери, я справлюсь со всеми этими делами? Я только-только закончил с делом Уэйна Уильямса – убийствами детей в Атланте – и с Убийцей с 22-м калибром в Баффало, как меня вызвали на дело Лесного убийцы в Сан-Франциско. Я консультировал Скотленд-Ярд по делу Йоркширского потрошителя в Англии. Постоянно мотался на Аляску, где работал над делом Роберта Хансена – пекаря из Анкориджа, который похищал проституток, увозил их на своем самолете в лес и там охотился на них. Мне надо было найти серийного поджигателя синагог в Хартфорде, Коннектикут. А через неделю лететь в Сиэтл помогать следственной группе с убийствами на Грин-Ривер – самой большой серией убийств в истории Америки, жертвами которой были преимущественно проститутки и бродяги с шоссе Сиэтл – Такома.

В последние шесть лет я разрабатывал новый подход к криминальному анализу и был единственным сотрудником отдела поведенческих наук, занимавшимся исключительно оперативными делами. Все остальные в основном преподавали. На мне одновременно висело примерно 150 активных расследований, и я находился в командировках около 125 дней в году. На меня давили копы на местах, сами испытывавшие громадное давление со стороны местного сообщества и семей жертв, которым я искренне сочувствовал. Я старался расставлять приоритеты, но новые обращения поступали ко мне день за днем. Мои коллеги в Куантико шутили, что я вроде проститутки – не могу сказать клиентам нет.

Во время той лекции в Нью-Йорке, продолжая говорить о разных типах личности преступников, я мыслями перенесся в Сиэтл. Я был в курсе, что отнюдь не вся следственная группа хочет видеть меня там – так было всегда. В любом крупном расследовании, куда меня приглашали оказать новую услугу, которую большинство копов и даже начальство в Бюро до сих пор считали недалеко ушедшей от колдовства, мне приходилось сначала ее «продавать». Я должен был убедить их, не проявляя при этом самоуверенность и дерзость. Должен был дать понять, что знаю, какую серьезную, профессиональную работу они проделали, и в то же время внушить скептикам, что ФБР может помочь. А самое ужасное, в отличие от обычных агентов ФБР, действующих по принципу «только факты, мэм», я имел дело с мнениями. Я жил в постоянном сознании того, что, если ошибусь, собью расследование с пути и погибнут еще люди. Мало того, это будет последний гвоздь в крышку гроба моей новой программы по криминальному профилированию и анализу, в которую я вложил столько сил.

Некоторые поездки были настоящим испытанием. Я несколько раз летал на Аляску – через четыре часовых пояса, а потом еще на легком самолете прямо над водой, так что приходилось стискивать зубы и молиться. Едва добравшись и переговорив с местной полицией, я снова прыгал в самолет и мчался назад в Сиэтл.

Приступ паники длился примерно с минуту. Потом я сказал себе: А ну, Дуглас, соберись! Возьми себя в руки. И смог это сделать. Не думаю, что кто-нибудь в аудитории заподозрил неладное. Но я не мог избавиться от ощущения, что со мной вот-вот произойдет нечто страшное.

По этой причине, вернувшись в Куантико, я пошел в службу персонала и подписал бумаги на дополнительное страхование жизни и доходов на случай инвалидности. Не могу сказать, что именно заставило меня это сделать, кроме туманного, но неотступного предчувствия беды. Я был измотан физически, слишком много тренировался и пил, пожалуй, больше обычного в попытке справиться со стрессом. У меня начались проблемы со сном, а когда я все-таки засыпал, меня будили звонки от людей, нуждавшихся в моей неотложной помощи. Засыпая, я надеялся, что во сне меня посетит прозрение насчет какого-нибудь из дел, которые я вел. Оглядываясь назад, я понимаю, что уже тогда было ясно, к чему все идет, но в любом случае я ничего не мог с этим поделать.

По дороге в аэропорт я притормозил возле начальной школы, где Пэм, моя жена, занималась с детьми с проблемами обучения, чтобы сказать ей о дополнительной страховке.

– Почему ты мне это говоришь? – спросила она, обеспокоенная. У меня раскалывалась голова; Пэм заметила, что мои глаза покраснели и вообще я выгляжу странно.

– Я просто хотел, чтобы ты все знала, прежде чем я улечу, – ответил я. Мы с ней растили двух дочерей; Эрике тогда было восемь, а Лорен – три.

Я взял с собой в Сиэтл двоих новых спецагентов, Блейна Макилвейна и Рона Уокера, чтобы ввести их в курс дела. Мы прилетели ночью и заселились в отель «Хилтон». Распаковывая чемодан, я понял, что захватил с собой только одну черную туфлю. То ли я забыл вторую, то ли потерял ее где-то по пути – так или иначе, ее не было. На следующее утро мне предстояло выступить с презентацией в Департаменте полиции округа Кинг, и я решил, что без черных туфель никак не обойтись. Я всегда старался хорошо одеваться, а из-за переутомления и стрессов черные туфли к костюму превратились для меня практически в наваждение. Поэтому я бросился на улицу и кое-как отыскал открытый обувной магазин. В отель я вернулся еще более измученным, но с подходящей парой черных туфель.

Назавтра была среда, и я выступал с презентацией перед полицией, представителями порта Сиэтла и двумя местными психологами, которых привлекли к расследованию. Все спрашивали о составленном мною профиле убийцы, о том, не может ли преступников быть двое, к какому типу личности он – или они – может принадлежать. Я попытался донести до них, что в делах такого типа психологический профиль не имеет принципиального значения. Я хорошо представлял себе тип убийцы, но был уверен, что под описание подойдет множество людей.

Более важным в той серии убийств была, как я им объяснил, проактивная техника, подразумевавшая, что усилия полиции и прессы будут направлены на то, чтобы заманить убийцу в ловушку. Например, я предложил полиции несколько общественных собраний, чтобы обсудить преступления. Я был почти уверен, что убийца придет на одно или более из них. Я также считал, что это поможет ответить на вопрос, имеем мы дело с одним или несколькими преступниками. Еще я предлагал опубликовать в прессе статью, где бы говорилось, что нашелся свидетель одного из похищений. Я считал, что так мы заставим убийцу воспользоваться собственной проактивной стратегией и явиться с объяснением, почему его могли видеть поблизости. Единственное, в чем я был уверен, – человек, стоящий за этой серией, сам не остановится.

Потом я дал команде рекомендации, касающиеся ведения допросов потенциальных подозреваемых – как тех, на которых они выйдут сами, так и разных сумасшедших, непременно возникающих в поле зрения полиции при громких расследованиях. Макилвейн, Уокер и я провели остаток дня, объезжая места, где убийца выбрасывал трупы, и к вечеру, когда мы вернулись в отель, я был выжат как лимон.

За выпивкой в баре отеля, где мы пытались немного расслабиться перед сном, я сказал Блейну и Рону, что плохо себя чувствую. У меня по-прежнему болела голова, и я предположил, что подцепил грипп, поэтому попросил их прикрыть меня в полиции на следующий день. Я подумал, мне будет лучше отлежаться, так что, когда мы распрощались, я повесил на дверь табличку «не беспокоить», а своим коллегам сказал, что встречусь с ними в пятницу утром. Последнее, что я помню, – как сидел на кровати, пытаясь раздеться, и чувствовал себя просто ужасно.

В четверг двое моих агентов отправились в окружной суд Кинга дальше рассказывать о стратегиях, намеченных мной. Как я и просил, они весь день меня не беспокоили, чтобы я отошел от гриппа.