Аня Вьёри: Бывший. Наш последний шанс

Пролог

Алеся

Я справлюсь.

Я смогу.

У меня больше нет выбора. Больше нет шансов. Нет вариантов.

Умру здесь, но сделаю.

Нет, не умру. Ведь мой сыночек должен жить. Маленький Дени не заслужил такой судьбы. Я обязана. Я должна…

Боже.

Горло перехватывает комок. Дыхание останавливается, в ушах барабанит дробь…

А я-то думала, что все слезы выплакала. Я думала, что от меня уже осталась одна оболочка. Что моя душа вся там. В больнице.

Останавливаюсь.

Хватаюсь за стену.

Перед глазами все плывет.

Это нервы.

Или я опять забыла поесть?

Не помню.

Не вспомню.

Зато ж вот эти коридоры никогда не забуду.

Я протискиваюсь в отделанное мрамором фойе.

Повсюду лоск, блеск, позолота.

Немного кичливо, но богато. Очень богато. В этом есть свой стиль.

Восточный стиль и восточная культура, которых педантично придерживается владелец и глава этой компании Багауддинов Алан Газизович.

Алан.

Даже в мыслях мне сложно произнести это имя.

Когда-то я шептала его в порыве страсти. Кричала, теряя сознание от наслаждения, ворковала нараспев, пытаясь разбудить его владельца по утрам, а теперь… Теперь даже безмолвно пошевелить губами, обозначая “л” после “А” не могу.

Все внутри скручивается от жгучей боли и обиды.

Руки начинают дрожать, и к горлу подкатывает отчетливая тошнота.

Меня трясет при одной мысли, что я сейчас его увижу.

Ноги подкашиваются, язык отнимается, желудок ухает куда-то вглубь.

Алан.

Тот, кого полгорода считают жестким и властным, а вторая половина великодушным и справедливым. Тот, на кого я готова была молиться.

Да в общем-то… Готова и сейчас.

Алан.

Мне к нему.

У меня давно нет пропуска на территорию офиса, но я знаю, как пройти.

Здесь есть проход во двор.

Почти свободный. Им часто пользуются курьеры.

А вот тут, за вентиляционной шахтой, еще одна дверь.

Она ведет к лифтам и обычно открыта – сотрудники пользуются ею, чтобы выйти покурить.

На лестницу без пропуска я не могу войти, как и вызвать лифт без бейджа тоже не получится, но я могу кого-нибудь подождать.

Вот веселая компания. Три девицы и парень. Все с кофе.

Они переговариваются вполголоса, о чем-то смеются, закатывают глаза. До меня им нет никакого дела.

Пристраиваюсь сбоку и спокойно вхожу в лифт.

Достаю смартфон, листаю ленту, как ни в чем ни бывало.

Я просто приехала сюда по делу. У меня обычная, рядовая встреча. А то, что руки трясутся, так это из-за того, что лифт движется.

Они выходят на седьмом, а мне на десятый.

Плохо.

Но выбора нет.

Дальше еду одна.

Знакомое фойе, поворот налево.

Чуть склонив голову, быстро прохожу мимо застекленного опенспейса.

Вот!

Замираю.

Нужная мне дверь!

Больше двух лет прошло, а почти ничего не изменилось!

“Традиции”, – с болью думаю я.

Когда-то я считала, что это хорошо – следовать традициям. Жизнь показала мне обратное.

Так.

Все.

Прочь все эти мысли!

Медлить больше нельзя.

Иначе привлеку к себе внимание.

Набираю полную грудь воздуха, шумно выдыхаю и распахиваю тяжелую резную дверь.

– Я к Алану Газизовичу, – с абсолютно спокойным лицом говорю секретарше.

Седовласой, но очень стильной даме.

– Вам назначено? – подскакивает она.

– Вы же знаете, что нет, – улыбаюсь как коллеге. – Но он меня примет!

И в два шага оказываюсь непосредственно около двери владельца.

Обратной дороги нет.

Ручку вниз, дверь на себя, плечи расправить, подбородок задрать!

– Здравствуй, Алан.

.

Алан

Сегодня все не так!

Все, черт возьми, не так!

Кофе кислый, рубашка неудобная, ручка не пишет и…

Боже, я ненавижу этот мир.

Но с миром я не в ладах уже больше двух лет, а все летит в тартарары именно сегодня!

Что ж такое?

Может, взять отпуск?

Нет.

В отпуске не будет работы. А без работы я буду думать…

О том, о чем не хочу.

О той…

Закрываю лицо руками.

Так, собраться. Сегодня большое совещание, сейчас займу мозг. Все будет как обычно.

Нет. Не будет.

Откуда-то в груди четкое понимание, что как обычно сегодня не будет.

Что-то, чему я не могу дать названия, крутится ужом и заставляет чувствовать. Чувствовать то, что я упорно хотел в себе выжечь.

– Елена, – нажимаю кнопку селектора, – поменяйте сорт кофе. Пожалуйста, прямо сегодня.

Откидываюсь в кресле.

Алеська никогда не путала.

И никогда ничего не забывала.

Молоденькая, первый раз ее увидел – думал, пустышка.

Ан нет.

Все всегда четко! Все поручения на отлично. Все мои пожелания угадывала на полшага.

Так, как с ней, мне ни с кем не работалось.

На мгновенье забываюсь, губы сами собой растягиваются в улыбке, а я вспоминаю…

Голосок – как звоночек. Глазки – звездочки. Сама всегда сияет.

Она была украшением моей жизни.

Моим счастьем, моим светом.

Она была той, ради кого я готов был перечеркнуть все.

И она меня предала.

Сильно жмурюсь.

Я когда-нибудь смогу это забыть?

Ответ приходит сам собой.

Нет. Не смогу.

Вот и сейчас мне кажется, что я слышу ее голос.

Безумно хочется, чтобы распахнулась дверь и чтобы она стояла на пороге! Такая же, как всегда! Нежная, с сияющими глазами и лучистой улыбкой. Чтобы сделала шаг вперед и тихо прожурчала:

– С добрым утром, Алан Газизович.

На работе она всегда звала меня по имени-отчеству. Даже если мы приезжали с утра вместе, не таясь. Все равно, переступив порог офиса, я становился для нее Аланом Газизовичем.

Алеся.

Что ж это так тяжело?

Время лечит?

Нет.

Время лишь притупляет острую боль, превращая болезнь в хроническую.

Я никогда тебя больше не увижу.

Приложу все усилия для этого.

Чтобы никогда.

Стискиваю зубы, впиваюсь в подлокотники кресла, смотрю на вход в кабинет.

Никогда.

И тут дверь распахивается.

Сердце пропускает удар, а во рту появляется вкус желчи.

Я перестаю дышать, когда слышу такое желанное:

– Здравствуй, Алан.

.

Алеся

– Я ее не пускала, – его секретарша пытается меня оббежать и вытолкнуть из кабинета.

Озирается на Алана, как нашкодившая собачонка.

А тот замер и пожирает меня глазами.

– Алан, нам надо поговорить. Мне нужно две минуты твоего времени, может быть, меньше.

Алан Багауддинов деловой человек.

И я долго продумывала, что ему сказать.

Поговорить.

Нам просто надо поговорить.

Очень коротко и совершенно без эмоций.

– Выслушай меня, Алан, – смотрю ему прямо в глаза. – Это будет быстрее, чем выталкивать меня с охраной.

Он нервно дергается, его секретарша ахает.

– Елена, – поворачивается он к ней, – оставьте нас.

Несколько секунд ждет, пока закроется дверь за стильной седовласой женщиной, после чего оборачивается ко мне.

– У тебя две минуты.

– Алан, – я подхожу к столу, сажусь на один из стульев.

Это не наглость и не рассчитанная стратегия. Просто ноги меня не держат.

– Алан, – снова начинаю я. – Мне нужна твоя печень.

.

Алан

– Тебе нужно что? – не верю своим ушам.

Это что, какая-то шутка? За эти два года Алеся сошла с ума и вступила в какую-то секту?

– Алан, для тебя это абсолютно безопасно, – начинает она чуть дрожащим голосом.

– Так, подожди, – я кладу ладони на стол. – Ты… – хочу сказать, что ты разносишь в клочья мое сердце, растаптываешь всю мою жизнь, но…

Она не заслужила таких признаний. Пусть будет то, что заслужила.

– Ты показываешь себя беспринципной продажной дрянью, проводишь невесть где два года, а потом появляешься тут и…

Смотрю на нее вопросительно.

Я вообще не понял, что она сейчас говорит!

– Алан, – ее глаза сверкают, но не так, как в прошлом.

Сейчас это огонь отчаявшейся, готовой на все женщины.

– Ты волен думать и говорить все, что угодно, – она стискивает пальцы до побелевших костяшек.

Я вдруг обращаю внимание на то, как потускнели ее волосы, как обрезались ее скулы…

– Алеся, ты больна? – внутри что-то екает.

И я понимаю, что если она сейчас ответит “да”, то получит от меня все, что просит, и даже больше. Потому что…

– Нет! – четко и уверенно произносит она. – Не я.

– Не ты? – склоняю голову, вслушиваясь.

Я не понимаю, чего она от меня хочет.

– Болен мой сын! – она отводит взгляд, вздергивает подбородок, а меня словно окатывает ушатом холодной воды.

Сын.

Она родила.

Мальчика.

– У Дени редкое заболевание печени, – быстро-быстро проговаривает она явно подготовленный текст. – Нужна пересадка. Я не подхожу как донор, – в этом месте ее голос вздрагивает. – Нас поставили в очередь, но, Алан, он может не дождаться, – она переводит взгляд на меня. – Я тебя умоляю, сдай анализы. Ты должен подойти.

– Откуда такая уверенность? – кривлюсь, пытаясь унять дрожь под ребрами.

– Один из родителей обязательно подходит, – шепчет она. – Я не подхожу. Значит, должен подойти ты.

– Прекрати! – вскакиваю. – Остановись. Этот ребенок не имеет ко мне никакого отношения.

– Думай, что хочешь, – она тоже резко встает.

Ее стул опрокидывается, но она не обращает на это никакого внимания.

– Думай, что хочешь, но я умоляю тебя, попробуйся!

– Алеся, что тебе нужно? – я и не заметил, когда начал орать. – Тебе нужны деньги!

– Нет! – аж пополам сгибается. – Нет! Мне нужен ты! Нам нужен ты! Ты должен подойти!

– Алеся, прекрати нести чушь! – скидываю со стола какие-то бумаги. – Если хочешь, я оплачу лечение твоего сына, только не…

– Мне не нужны деньги! – она кричит.

Ничего не стесняясь, кричит.

– Алан, хочешь, я заплачу тебе? – шагает ко мне, протягивает руки, в ее глазах появляется фанатичный блеск. – Алан, скажи сколько! Я продам квартиру, возьму кредит! Все, что хочешь, Алан, – и тут Алеся падает передо мной на колени. – Только умоляю, сдай анализы на донорство.

– Встань немедленно! – ору на нее. – Ты сошла с ума.

– Алан, – на ее глазах выступают слезы, она бледнеет еще сильнее, ее начинает трясти.

И в этот момент я понимаю, что на тот деловой тон, которым она начала свой разговор, она потратила последние силы.

Что, похоже, она давно не спит и живет в аду. И что она действительно готова сейчас отдать все, лишь бы… Лишь бы что?

– Алан, – она по-прежнему стоит передо мной на коленях, только теперь не орет, а шепчет. – Если ты хочешь считать, что ты ему никто, то пусть так и будет. Ты ему никто. Бывает же, что совершенно чужие люди становятся донорами. Но мы не дождемся общей очереди, Алан. Мой мальчик. Он умрет… Я прошу тебя. Я умоляю.

– Алеся, – это тоже не крик.

Это разве что стон. Закрываю глаза и сам не понимаю как, но опускаюсь на корточки рядом с ней. Больше всего на свете хочется сейчас обнять ее, прижать к себе. А потом придушить. За всю ту боль, что она доставила мне.

– Пожалуйста, – шепчет сбивчиво. – Я не прошу у тебя денег, я не прошу у тебя признавать отцовство, ты хочешь считать, что он тебе посторонний – пожалуйста. Только сдай анализы! Я умоляю тебя! Умоляю…

– Замолчи! – жмурюсь. – Встань!

Не двигается.

И, как мне кажется, не двигается просто потому, что у нее уже нет сил.

– Встань! – подаю ей руку, помогаю подняться, подвожу к мягкому креслу у окна.

Возвращаюсь к своему столу, нажимаю кнопку селектора.