Мы с поваром обменялись короткими поклонами, и я, прихватив пакеты с едой, отправился искать тихое место, где можно было бы спокойно перекусить. Таковое нашлось лишь спустя добрых четверть часа, на краю базара. Как раз там, где начинался лабиринт взбирающихся вверх по холму улиц жилых кварталов Дортмутских доков.

Устроившись на массивной каменной лавке под погашенным ввиду раннего времени газовым фонарём, я извлёк из пакета очередной миниатюрный пирожок и с удовольствием вонзил в него зубы, одновременно наблюдая за базарной суетой, царящей в какой-то дюжине першей от меня. Обедал, смотрел и думал…

Интересное место нашлось на стыке доков и беднейшего района Тувра. Богатое. Слишком богатое для этой части города. Почему торговцы облюбовали именно этот уголок, зачем? Драхх его знает, но базар у них получился шикарный, и вот нюхом чую, что именно здесь я найду свой приработок. Может быть, не сразу, не сейчас и не завтра, но будет именно так. В этом я отчего-то уверен на сто процентов.

Глава 6. Новые знакомства

Было бы наивно надеяться найти работу на так заинтересовавшем меня рынке в первый же день, и я, признаться, и не рассчитывал на такой исход, больше уделив время знакомству с этим странным местом. Да и вернувшись сюда на второй день, я не столько приставал к людям и нелюдям с просьбами о трудоустройстве, сколько наблюдал за торгующими и торгующимися, слушал чужую болтовню… В общем, впитывал в себя здешнюю шумную и суетную, немного безалаберную атмосферу. Зато на третий день мне повезло.

В этот раз я пришёл на Рыночную площадь ранним утром и застал тот самый момент, когда здешние торговцы только-только начали разворачивать свои прилавки и разгружать привезённые на тачках, тележках и повозках товары. Огляделся по сторонам и понял, что не зря решил наведаться сюда именно сейчас, хотя и сомневался в целесообразности такого решения. Слишком свежа была память о том, как погнали меня мордовороты-грузчики с Круглой площади, когда я попытался наняться к одному из тамошних торговцев. Здесь же… То ли ввиду отсутствия серьёзных объёмов товаров, то ли ещё по какой причине, наёмных грузчиков вообще не было видно, и торговцы как-то сами справлялись с разгрузкой своих товаров и разворачиванием навесов. Правда, не все.

Проходя мимо крайнего ряда палаток, я заметил, как молодая, крепенькая, но невысокая, как и все её сородичи, розовощёкая хафла^[10] мучается, пытаясь даже не развернуть, а хотя бы просто удержать захлопавшее на ветру, явно слишком тяжёлое для такой малявки, полотно сорвавшегося с крепления навеса. Может быть, если бы рядом был кто-то из её соседей-торговцев, я и не сунулся бы с непрошеной помощью, но дело происходило с «тыловой» стороны крайнего ряда, где девчонку просто никому не было видно. А почему она не крикнула о помощи, понятия не имею, но, когда я перехватил из её рук вырывающееся полотнище и с силой прижал его к вбитой в землю жерди, хафла только тихо с натугой сопела. Молча.

– Вяжи, – прохрипел я.

Кажется, лишь сейчас малявка заметила, что кто-то пришёл ей на помощь, и взбесившееся полотно больше не пытается улететь в небеса. Она подняла на меня взгляд огромных голубых глаз и…

– Ой! – пискнула девчонка и, отпрыгнув, шлёпнулась на пятую точку, отчего её синее платье и белоснежный передник тут же оказались покрыты рыжей пылью.

Ну а чего ещё следовало ожидать? Я вздохнул и, наклонившись над зажмурившейся от страха мелочью, осторожно вытащил из её руки зажатый в ней шнур обвязки. В три движения закрепив угол навеса, я покосился на по-прежнему сидящую на земле юную хафлу, аккуратно обошёл её и, закрепив последний оставшийся угол полотна, вернулся на то же место.

– Всё уже… можешь… открыть глаза, – сосредоточившись, кое-как проскрипел я, отчего мелкая ещё больше сжалась. Но уже через секунду до неё, кажется, дошёл смысл моего скрежета, и она осторожно приоткрыла один глаз. Следом распахнулся второй… Миг, и девчонка подскочила, словно ужаленная.

А я, указав ей на привязанное полотно навеса, наконец, смог выговорить окончание фразы: – Принимай работу.

– С-сп… сп-пасибо, – промямлила она, переводя взгляд со своей палатки на меня и обратно. Я кивнул в ответ и, развернувшись, собрался было уйти, когда юная хафла вдруг решительно сжала кулачки и, зажмурившись от собственной храбрости, выпалила: – А ты… ты не мог бы помочь мне разгрузить тележку?

Я хотел было объявить цену, но… брать деньги за помощь ребёнку? Я не скотина. А то, что стоящая передо мной хафла именно ребёнок… ну, пусть подросток, это я теперь вижу отчётливо. Мог бы и раньше сообразить, но, наверное, слишком яркий солнечный свет помешал сразу разобраться в возрасте девчонки, да и, в конце концов, я ещё не все названия здешних рас выучил, куда мне до умения с ходу определять возраст их представителей!

– Веди… помогу… – сообщил я малявке, и та, отчего-то мгновенно успокоившись, вдруг расцвела в радостной улыбке и, ухватив меня за руку, потащила за собой в обход палатки.

Рулоны и кипы тканей, отрезы выделанной кожи, сундук с какими-то пуговицами… остававшийся всё это время под присмотром соседей-торговцев, груз в тележке, стоящей откинутым задним бортом к прилавку, грубо сколоченному, но отполированному долгими годами использования до лаковой гладкости, действительно оказался тяжёл для маленькой хафлы. Как она намеревалась управиться с ним сама, я просто не понимаю. Впрочем, меня этот мир силушкой не обидел, так что под командованием вертевшейся у меня под ногами, вдруг ставшей ужасно деловой малявки и бдительным присмотром одного из её соседей, кстати, серьёзно так напрягшегося при виде моей синерожей туши, притащенной откуда-то его неугомонной «подопечной», я управился с размещением её товара меньше чем за четверть часа, чему та была несказанно рада. Настолько, что попыталась всучить мне целый скеллинг за помощь!

Разумеется, я ей тут же его вернул и, выудив из кармана полугрот, продемонстрировал его девчонке, после чего так же демонстративно убрал руки в карманы. Хафла нахмурилась, но один из следивших за нашей вознёй соседей-торговцев, явно понявший мою проблему с разговорной речью, вмешался.

– Он хочет сказать, что такая работа не стоит дороже шести панов, Фари. А за свою помощь он и вовсе денег не возьмёт. Верно? – торговец повернулся ко мне лицом, и я кивнул в ответ. Вот только сама юная хафла была иного мнения.

– Работа, может, и стоит. А вот помощь в нужную минуту стоит столько, насколько благодарен тот, кому она была оказана, – упрямо вздёрнув подбородок, проговорила Фари, и в эмоциях продавца мелькнуло что-то похожее на смирение. Поня-атно. Упёртая, значит…

Оглядевшись по сторонам, я заметил на прилавке разговорчивого продавца обрывок обёрточной бумаги и свинцовый карандаш. Жестом попросив владельца, изумившегося такой просьбе, я моментально получил требуемое, и наш разговор пошёл куда оживлённее.

«Стоимость работы есть результат соглашения между нанимателем и работником. Свою цену я назвал, она равна нулю», – стараясь держать хрупкий карандаш как можно нежнее, начеркал я и продемонстрировал запись Фари. Та нахмурилась.

– Стоимость работы – может быть. Но ты… вы помогли мне, не спрашивая платы, а значит, я вправе определить её сама, – вдруг перейдя на «вы», звонко ответила малявка, прочитав мои почеркушки.

Опять за рыбу гроши… Кажется, я согласен с её соседом: Фари просто упёртый барашек. Блондинисто-голубоглазый, да… А тот, кстати, окинув меня долгим изучающим взглядом, вдруг хмыкнул.

– Извините, гейс, я отвлеку вашу собеседницу. Прошу, не уходите, это займёт буквально одну минуту, – неожиданно вежливо проговорил он, вгоняя меня в оторопь. Только и сообразил плечами пожать.

И было отчего оторопеть. За время пребывания в этой синей шкуре я как-то привык к грубоватому, а порой и совершенно хамскому обращению окружающих к почти немому громиле. Да что там, даже вроде бы ставший хорошим знакомым доктор Дорвич, без всякого стеснения принимающий меня в своём доме, нет-нет да и «сверкнёт» нотками эдакого снисходительного превосходства в эмоциях. Что уж тут говорить о незнакомых людях и нелюдях. А альвы с драу? У-у… да у меня от их уничижительных взглядов порой так кулаки чешутся! И тут вдруг такое… такая вежливость. С чего бы вдруг, спрашивается? Но поразмышлять над этим казусом мне толком не дали. Фари вернулась из палатки соседа, а следом за ней подошёл и он сам.

– Гейс… – начала малявка, но, вдруг сделав паузу, вопросительно на меня уставилась.

– Грым, – поняв, чего от меня ждут, ответил я, взяв себе в имя слово, не требовавшее от меня никакого напряжения гортани. Одно из немногих… – Не гейс… просто Грым. И… на ты… «вы» – непр-ривычно.

– Грым, – кивнула Фари и, глубоко вдохнув, протараторила явно только что заученный наизусть текст: – Я с благодарностью принимаю твою помощь, но не хочу прослыть скаредой. А поскольку ты отказываешься от платы, хочу предложить тебе в ответ то, в чём, как мне кажется, ты нуждаешься: работу в моей лавке. За озвученную тобой сумму.

Я глянул на ждущую ответа хафлу, покосился на явно дожидающегося того же соседа-торговца… и вновь карандаш пошёл в дело. «Установка палатки, разгрузка тележки – полугрот. Вечером – разбор, упаковка, погрузка – тоже полугрот. Так?»

Прочитав написанное мною, Фари довольно улыбнулась и закивала. Я протянул малявке ладонь, и мы хлопнули по рукам под басистое «свидетельствую» её соседа. Вот и первый мой самостоятельный приработок. А может быть, и не один…

Дождавшийся, пока мы закончим с «формальностями», сосед-торговец подошёл ближе.

– Грым, а как вы смотрите на то, чтобы заключить такой же договор со мной? – проговорил он.

Я в ответ демонстративно почесал пятернёй затылок и заглянул в соседнюю палатку, куда более просторную, чем навес Фари, и уже заставленную товаром. Сундуки, ларцы, ящики… А на прилавке бисер, крючки для плетения, спицы, нитки… Обернулся к хитрому торгашу, явно решившему примазаться к своей мелкой соседке, и радостно улыбнулся. Торговец побледнел. Чего это он? А, чёрт! Забыл.

Стерев улыбку, перекособочившую мою морду так, что она напугала очередного невезучего, я вздохнул. «Один грот утром, один – вечером». – Черкнув, протянул лист торгашу. Ну а что? Как говорил не помню кто: «пять старушек – уже рубль». А три грота – целый скеллинг!

Мой будущий работодатель хмыкнул и, оскалившись в ответ на мою улыбку, частоколом собственных игольчатых, совершенно не человеческих кусалок, протянул руку.

– Договор. Фари, свидетельствуешь? – обратился он к хафле, и та кивнула. Серьёзно так.

– Договор, – я аккуратно хлопнул по протянутой мне ладони своей лапищей.

– Свидетельствую, – звонко объявила девчонка.

– Замечательно, – начал было торгаш, потирая руки, но я его перебил:

– Я – Грым, а ты?

– О, прошу прощения! Совсем забыл! – экспрессивно хлопнув себя рукой по лбу, воскликнул тот. – Саренс Сонс, бийский лемман. То есть свободный торговец из Бийе, по-здешнему.

– Гр-рузчик Грым… по-здешнему, – отозвался я, и даже не запнулся ни на едином слове. Сонс расхохотался, его смех подхватила Фари… ну и я не удержался. Впрочем, услышав, как задребезжали стёкла в стоящих рядом домах, а в животном ряду завизжали от страха хрюшки, я тут же заткнулся и, глянув на своих побледневших собеседников, развёл руками.

– Особенность строения гортани, осложнённая каким-то магическим воздействием… – удивлённо протянул почти моментально оправившийся Сонс и, окинув меня долгим взглядом, договорил: – Не маг… Значит, либо проклятие, либо природное свойство организма.

– Наверное, второе, – пожав плечами, проскрежетал я и, осторожно погладив по голове медленно приходящую в себя от испуга малявку, отступил на шаг. – Пойду я, пожалуй.