– Будем ждать тебя на закате, Грым! – неожиданно встрепенувшись, Фари, несмотря на ещё не сошедшую бледность, всё же постаралась улыбнуться. И я кивнул, едва сдержав ответную улыбку. Зацепила меня эта мелочь хафлингская. Чем только, не пойму…

Почувствовав лёгкий предупреждающий укол головной боли, я тут же постарался отвлечься от «неправильного вопроса» и, сделав в памяти зарубку вернуться к нему когда-нибудь, переключился на более безопасные мысли. Например, с чего вдруг мои новые знакомые в один момент стали такими вежливыми?

Покрутив воспоминания об этом моменте так и сяк, я, кажется, набрёл на ответ… Умение писать. Пусть коряво, пусть о-очень неторопливо, но в мире, где для горожан даже умение читать не является обязательным, способность излагать мысли на бумаге моментально даёт плюс сто к харизме, как говорила… Фари?! Что за бред? А, дьявол!

Словно только и поджидавшая этого момента, боль ударила в виски, отдала эхом в затылок и тут же сжала голову раскалённым обручем. В глазах помутнело, только что такой болезненно-яркий солнечный свет померк, но боли меньше не стало. Тело повело, заштормило, заплетаясь во вдруг ослабевших ногах, я кое-как добрался до ближайшей стены и, оперевшись на неё спиной, сполз вниз, марая рубаху о вековые наслоения сажи и угольной пыли на кирпичной кладке.

Приступ прошёл так же внезапно, как и накатил. Не прошло и пяти минут, как боль, превратившая меня в нечто бессильно скулящее, исчезла, оставив вместо себя понимание необходимости найти хорошего медика. Мага! В конце концов, тут живут орки, хобгоблины, альвы, цверги и прочие неки… с ушками и хвостиками! Тут есть магия, а значит, должны быть и маги-целители. Иначе грош-цена этому фэнтези!

Тряхнув головой, я огляделся по сторонам и, убедившись, что в «приютившем» меня тупике нет ни единой живой души или ещё какой погани, я кое-как водрузил себя на ещё подрагивающие ноги и, глубоко вздохнув, поплёлся домой. До очередной встречи с доктором Дорвичем оставалось всего пара часов, а мне ещё следовало к ней подготовиться… да и душ принять не помешает. Как-то укатал меня этот приступ. Аж до холодного пота.

Вот, кстати, кому и задавать вопросы о магах-целителях, как не доктору медицины? Должен же он что-то о них знать? Заодно можно будет проконсультироваться… Нет, не пойдёт. Ушлый доктор даёт консультации только за звонкую монету. Значит, надо исподволь расспросить его обо всех этих проклятиях, врождённых способностях и прочей мистике. А то вот так рассмеюсь однажды на том же базаре, и какой-нибудь отряд боевых бабок на выпасе с копыт слетит. И примут меня добберы инспектора Джейсса под белы… то есть синие рученьки, да на каторгу и наладят… Хреновая перспективка, как по мне.

Сказано – сделано. И во время обычной уже нашей послеобеденной беседы я вывалил-таки свои вопросы на голову рыжеусого сибарита со взглядом убийцы. Начал, правда, из-за угла.

– Способности, говоришь? – задумчиво протянул доктор, потягивая чай с терновым бальзамом, пока я крутил в руках основательную такую трёхпинтовую кружку чёрного эля, принесённую мне Капсом. Добрейшей души человек, между прочим, хотя физиономия – кирпич кирпичом, как и положено правильному дворецкому. Но я-то чувствую! Да и эль, опять же… чёрный. Вкусный. – Фактически у каждого разумного в той или иной мере, и у очень многих животных, имеются какие-либо способности. Естественный отбор во всей красе, выживают самые приспособленные. А таковыми среди разумных рас оказались лишь имеющие некоторые врождённые магические свойства, позже развившиеся в способности или даже полноценные умения. С животными иначе… нет, бывают, конечно, такие твари, что и архимага попотеть заставят, но чаще всего это либо созданные другими разумными химеры, либо… тупик эволюции. Видишь ли, Грым, зверь не разумен, им движут инстинкты, как присущие, так и приобретённые. А они все сводятся к чему? Оставить сильное потомство. Большое потомство. И способ достижения этой цели прост: нужно быть самым сильным, самым быстрым, самым-самым. Сила природы, её магия, влияющая на развитие всего живого в мире, позволяет достичь этой цели, превращая какого-нибудь обычного льва в нечто бронированное, ощетинившееся шипами, и способное снести каменную скалу одним ударом. Вопрос: какая самка подойдёт к такому сверхльву и сможет ли она выносить от него потомство, если приобретённые самцом свойства успели перейти во врождённые?

– Родить ёжика против шерсти? Жуть, – проскрипел я, всячески изображая внимание. Что-что, а лекции читать доктор любит. Так отчего ж не почесать его эго? Глядишь, о чём интересном бесплатно проболтается… – А разумные?

– О, с разумными всё ещё интереснее, – усмехнулся мой собеседник. – Взять тех же… да цвергов, например, с их умением кузнечного дела, которое они гордо именуют магией Первородного Огня.

– А… есть разница? – искренне удивился я.

– Ещё бы! – кивнул Дорвич. – Магия – есть наука, доступная любому разумному. Подчёркиваю, Грым, абсолютно любому разумному. А есть природные магические свойства, способности и умения. Первые – это зачатки вторых, а третье – развитие первого и второго. Ну, возьмём, например тех же цвергов. Когда-то на заре времён некое племя вынуждено было жить в вулканической долине, среди гейзеров и заснеженных гор. Сила природы дала этим несчастным упёртым идиотам некое сопротивление к высоким температурам. Свойство стало врождённым. Впоследствии один из членов этого племени, обладавший более развитым разумом, чем его соплеменники, обнаружил, что имеющееся у него свойство можно развить до возможности противостоять не только высоким температурам, но и холоду. Так свойство превратилось в тренируемую способность. А спустя ещё какое-то время потомок этого умника заметил, что хорошо натренированная способность позволяет ему не только легко переносить самый большой диапазон температур, но и влиять на температуру окружающих его предметов, причём опять же в очень большом диапазоне и с огромной скоростью. Если напрячься и хорошенько вывернуть мозг наизнанку, разумеется. И вот способность уже превратилась в умение со своими приёмами и хитростями. Понятно?

– То есть теоретически я смогу перевести свой устрашающий смех в способность или умение, действующее лишь по моему собственному желанию? – уточнил я.

Дорвич на миг задумался, пожевал губами… и уверенно кивнул.

– Несомненно. Кроме того, я почти не сомневаюсь, что этот твой «устрашающий смех» уже является управляемой способностью. Просто ты пока не можешь вспомнить, как ею управлять.

– Утешили, – вздохнув, я потёр пальцем переносицу и, чуть не пропоров его проклюнувшимся на ней рогом, зашипел. – Вспомнить было бы хорошо не только это. Доктор, а у вас знакомого мага-целителя нет? Ну, такого, чтоб плюнул-дунул, бац, и я всё помню! А?

– Отчего же, – ехидно ухмыльнулся в усы Дорвич. – Есть у меня такие знакомцы, и не один.

А у тебя, друг любезный, найдётся пара тысяч совернов на оплату их труда?

Я аж икнул. Две тысячи совернов! Это ж… две тысячи сто паундов, либр то бишь. Или сорок две тысячи скеллингов. Грузчиком мне столько не заработать и за сто лет, и за двести не заработать, если при этом ещё что-то есть, носить и пить. Хм, кого бы ограбить?

– Эй-эй! Грым, не надо так на меня смотреть, – всё ещё с улыбкой на устах, но явной тревогой в глазах, произнёс Дорвич, отвлекая меня от меркантильных мыслей. – Поверь, мой синий друг, любая проблема всегда имеет больше одного решения. В конце концов, ты же сам говорил, что после приступов у тебя часто проясняется сознание и ты вспоминаешь всё больше и больше моментов своего прошлого. Так, глядишь, потерпишь, и тебе помощь мага вовсе не понадобится, а?

– Да понял я, понял, – прощёлкал я на турсском и… – Доктор, а не знаете, какие способности имеются у турсов?

– Из достоверно известных – телекинез, – пожал плечами Дорвич. – Что у огров, что у турсов. Правда, у первых это пока лишь свойство, зато турсы обладают ярко выраженной тренируемой способностью. А что, хочешь попробовать?

Часть 2. На толстых синих мягких лапах

Глава 1. Ученье – свет, неучёных тьма

Мерно тикают часы на каминной полке, бронзовая красавица с кувшином в руках лукаво смотрит сапфировыми глазами на задумчивого хозяина гостиной, застывшего в кресле с книгой в руке. Едва парит в чашке горячий чай, пока ещё не сдобренный терновым бальзамом, а у дверей каменным изваянием застыл молчаливый дворецкий. Этот вечер в рестэндской квартире доктора Дорвича мало отличался от сотен уже миновавших. Но всё же… всё же отличался.

– Капс, будь любезен, наведайся завтра к мэтру Тарди. Отдашь ему обучающий артефакт и тетрадь с заметками по его работе… Последнюю найдёшь на моём рабочем столе, – отвлёкшись от размышлений, протянул доктор Дорвич и, отхлебнув из белокипенной фарфоровой чашки терпкий чай, вновь уставился на горящий в камине огонь. – И не забудь передать ему мою благодарность, а также надежду на то, что сделанные мною записи позволят улучшить работу его творения.

– Как прикажете, гейс, – кивнул дворецкий, открывая дверь в коридор, но замер на пороге. – Позвольте уточнить?

– Слушаю, – отозвался хозяин дома.

– Этот синекожий господин более не почтит нас своим присутствием? – осведомился Капс.

– Отчего же? – доктор перевёл взгляд на изображающего воплощённую невозмутимость дворецкого и еле заметно усмехнулся. – Пусть наши занятия турсским языком и закончены, но это не значит, что я более не буду рад видеть Грыма у себя в гостях.

– Как скажете, гейс, – дворецкий неслышно вздохнул. В отличие от самого доктора, Капс относился к новому знакомцу хозяина с изрядным предубеждением. И пусть за тот месяц, что синекожий нелюдь ежедневно посещал доверенную Капсу квартиру в Рестэнде, гигант так ничего и не сломал, не разрушил и не украл, но… дикарь же! Кто знает, что ему взбредёт в голову. Так что новость о том, что хозяин по-прежнему будет рад видеть этого синего в своём доме, дворецкого не обрадовала. Хорошо ещё, что с окончанием их занятий дикий нелюдь станет реже заглядывать в гости, и, может быть, перестанет, наконец, объедать уважаемого доктора. В конце концов, иберийская сухая ветчина или южно-франконский голубой сыр – это совсем не та еда, к которой дикарям следует тянуть свои синие лапы-лопаты. Подумать только, да он за один только визит сжирает господских продуктов на полпаунда, не меньше! И ведь доктор даже ничего не говорит по этому поводу. Словно всё так и должно быть!

Капс вышел из гостиной и, аккуратно прикрыв за собой узкую створку высокой двери, направился в кладовую. Размышления о синем проглоте заставили его задуматься о проверке продуктов и составлении списка покупок. Раз уж завтра ему всё равно предстоит выход в город, то почему бы заодно не заглянуть на рынок за пополнением для холодильного ларя?

А тем временем оставшийся в одиночестве доктор Дорвич поднялся с кресла и, сделав пару шагов прочь от камина, оказался в «библиотечном» углу гостиной. Высокие, уходящие под самый потолок, книжные шкафы гостеприимно распахнули застеклённые створки дверец, и доктор погрузился в чтение названий на многочисленных корешках книг. Тусклые и яркие, сверкающие помпезным золотом или скромно сияющие чистым серебром, надписи на кожаных, коленкоровых и тканных обложках сменяли одну за другой, а владелец библиотеки всё никак не мог отыскать ту единственную инкунабулу, ради которой и затеял этот просмотр. Но вот на одной из полок вдруг мелькнула часть знакомого названия, и доктор Дорвич попытался подцепить корешок пухлой книги в старом, изрядно потрёпанном переплёте с осыпающейся с названия позолотой. Неудачно. Несмотря на относительно высокий рост хозяина дома, ему не удалось дотянуться до нужной полки, и пришлось использовать стул-стремянку, когда-то поставленную здесь верным Капсом как раз для подобных случаев.

Мысленно поблагодарив дворецкого за заботу, доктор взобрался на стремянку и, сняв с полки искомую книгу, аккуратно смахнул с неё несуществующую пыль.