Носорог (страница 13)
Вздохнув, я забрал из рук девчонки полученную в библиотеке копию книжки и, положив её рядом с собой, уставился на чуть ли не подпрыгивающую в ожидании чуда хафлу. Драхх! Какая же она ещё малявка, а! Ну, дитё дитём же… а всё туда же. Взро-ослая… Эх!
Покрутив головой, я увидел валяющийся рядом ржавый гвоздь, размером с мою ладонь и, подняв его с брусчатки, протянул Фари. Та недоумённо покрутила его в руках, и даже попыталась разогнуть. Угу, её ручками только и выпрямлять гвозди толщиной в мой мизинец!
Отобрав у мелкой ржавую железку, положил её себе на ладонь и, прищурившись, мысленно разогнул скрученный «подковкой» гвоздь. Железяка дрогнула и нехотя, осыпаясь ржавчиной, выпрямилась. Медленно, неуверенно, но всё-таки… всё-таки у меня получилось! Фари радостно рассмеялась.
– Руками у тебя вышло бы быстрее! – Она ткнула в меня пальцем.
Я в ответ пожал плечами. А что говорить-то? Не поспоришь ведь. Пальцами я и в самом деле распрямил бы этот гвоздь быстрее и надёжнее. Но… кто сказал, что так будет всегда? Сегодня гвоздь, через полгода рельс, а судя по тому, как легко мне даётся этот пресловутый телекинез, возможно, и быстрее. К тому же это местные могут гоняться за силой воздействия, сколько им будет угодно. Мне же сейчас интересно другое…
– Фар-ри, – я подкинул гвоздь на ладони и, ухватившись за него с двух сторон, аккуратно потянул. – Смотри…
Хафла послушно уставилась на железяку, неожиданно ставшую податливой в моих руках, как резина или пластилин, чем бы он ни был. Понятное дело, что просто растянуть кусок железа руками у меня не получилось бы, но телекинез… Телекинез, как я успел выяснить, позволяет проделывать ещё и не такое.
Превращённый без всякого нагрева в лапшу, гвоздь тянулся и растягивался, послушный моей воле, вытянулся в тонкую, плоскую проволоку и… вдруг свернулся пружинкой. С шорохом и шелестом, она «шагнула» с моей ладони вниз и легла на вторую подставленную руку. И вновь с шорохом потянулась вниз. Шаг. Шаг…
– Дер-ржи, – я протянул изумлённой хафле пружинку.
Фари восторженно пискнула, но тут же изобразила полнейшее равнодушие.
– Детская игрушка! – фыркнула она. Пружинка тем не менее исчезла в кармане её фартука быстрее, чем я глазом моргнул.
– Уникальная детская игрушка, – воздев палец вверх, провозгласил я. Мелкая улыбнулась и, звонко чмокнув меня в щёку, скрылась в лавке.
– Спасибо, Грым! – донеслось до меня из-под навеса.
– Пож… жалуйста, мелкая, – отозвался я, вновь разворачивая книгу.
– Эй, я не мелкая! – возмущению в лавке не было предела.
– Да-да, ты мин… ми-ни-а-тюр-на-я, – отмахнулся я, снова погружаясь в чтение.
Глава 2. Обживаемся, обустраиваемся
– И всё же странные существа эти огры… турсы, – каким-то мечтательным тоном протянул пребывающий в слегка весёлом состоянии доктор Дорвич и, поднявшись со своего уютнейшего кресла, с наслаждением потянулся. Разгружавший поднос с чаем на стол Капс отвлёкся от своего занятия и обернулся к хозяину.
– Гейс? – умудрившись вместить в одно слово сразу несколько смыслов – от уточнения, не были ли слова доктора всего лишь риторическим утверждением, до просьбы дать развёрнутое пояснение к своему замечанию, дворецкий приподнял бровь, глядя на Дорвича.
– Да-да, Капс, – кивнул тот, одновременно прикуривая выуженную из портсигара папиросу, – представляешь, я-то грешил на несовершенство амулета, изготовленного мэтром Тарди для нашего эксперимента с Грымом, а выясняется – зря. По крайней мере, если верить книге, точнее, автору Сиддских записок, входящих в её состав, соплеменники нашего любезного гостя отличаются чрезвычайной устойчивостью к ментальным воздействиям. Вот… где же оно? Не то, не то… А, нашёл! «И ни сила более развитого разума, ни понуждение рун, ни колдовской дурман трав и настоев не в силах перебороть естественную глупость сих дикарей…» Учитывая, что автором Сиддских записок выступал известнейший в области ментальных практик мастер Грейфус из Кхольского университета… – доктор Дорвич скривился и потянулся к стоявшей на столике у кресла рюмке, но, обнаружив её пустой, вздохнул и продолжил уже куда более грустным тоном: – Между нами, Капс, это был вздорнейший старикашка, да. Эти его теории о происхождении и развитии видов и рас, основанные на варварской вивисекции… Впрочем, чего ещё можно ожидать от грубого саксгота, невесть с чего уверенного, что лишь его соплеменники вправе именоваться настоящими людьми… Ох, да… о чём бишь я?
– О турсе и его «естественной глупости», гейс, – невозмутимо ответил дворецкий, потихоньку прибирая со столика у кресла пустую рюмку и ставя её на поднос рядом с уже изъятым графином, в котором плескались остатки тернового бальзама.