Сказки на костях (страница 2)
– Не-а, – раздраженно ответил Леший. – Не отвлекай, смутьянка.
Я было притихла, но тут с улицы донесся новый стон – протяжный, наполненный болью, точно корыто водой, и заставил подняться из-за стола. Босые ступни прошлись по половику, прикрывавшему дощатый пол, и едва не запнулись о его края. Свесившись по пояс из окна, я высунулась наружу и цепким взглядом обвела двор: высокий забор из костей, старый заброшенный колодец, на дне которого плескалась тьма, добротную низенькую баньку, чуть покосившийся курятник с мельтешащими возле него желтыми цыплятами и хохлатыми курицами – везде царили тишь да гладь, ничто не предвещало беды.
Почудилось?
– Ну что там?
Кощей с кошачьей мягкостью подкрался ко мне сзади, его острый подбородок уперся в мое плечо. В этот миг костяная калитка с черепом вместо запора громыхнула и затряслась, как девица в ознобе.
– Прошу! – донеслось с той стороны забора. – Помогите!
Я оттолкнула Кощея и понеслась на улицу. Не чуя под собой ног, миновала коридор, сени и кубарем скатилась по невысоким ступеням крыльца. Только перевела дух, как приметила Кощея: тот попросту сиганул в окно, срезав тем самым путь. Я тихонько вздохнула: хорошая мысль, жаль, что она забрела не в мою головушку.
С колотящимся сердцем я первой подошла к калитке. Страха не было. Я знала, что в избушку так просто не попасть: если хозяева не захотят отворить дверь гостю, тот вовек не перешагнет порога. И все же пальцы, ухватившиеся за выбеленные кости, обглоданные то ли временем, то ли псами, подрагивали – не от испуга, нет. От предчувствия грядущего – темного, жаркого, как огонь в ночи, сунутый прямо под нос.
За время, проведенное в избушке, я почти привыкла к морокам – к подбрасываемым, как щенята, видениям, смысл которых зачастую ускользал от меня. На этот же раз разум заволокло белесым молочным туманом так резко, что я покачнулась, точно на мокрые мостки шагнула. Пришедший образ оглушил, заставил слепо вглядеться в него: избушка, робко встающая на мощные куриные лапы. Я пораженно моргнула – и все исчезло, будто смытый водой рисунок на песке.
– Помогите… – вновь раздалось из-за высокого забора. – Пожалуйста…
Голос звучал тихо, как мяуканье слабого котенка. Мольба в нем мешалась с отчаянием. Не раздумывая больше, я рванула калитку на себя. На мое плечо запоздало легла рука Кощея.
– Охолонись, подумай. Может…
Я покачала головой. Жалость раздирала сердце вороньим клювом.
К моим ногам, словно мешок с землей, рухнула путница. Ее изрядно поношенная рубашка покрылась пылью, порванный подол сарафана оголял грязные босые ноги. Седые растрепанные волосы выбились из косы и торчали на макушке колтунами. Худобу – болезненную, недобрую – не могла скрыть даже просторная одежда.
Путница глухо застонала и с трудом перевернулась на спину, явив нам изрезанное глубокими морщинами лицо с сухими обветренными губами. Они слабо шевельнулись, и я опустилась на колени, чтобы склонить голову и услышать тихие, почти неразличимые, как шелест воды, слова:
– Помоги… Ведьма, помоги…
Путница распахнула глаза, и я вздрогнула. На меня смотрели ярко-синие, будто самоцветы, глаза совсем молоденькой девчушки, а не пожившей на свете старухи.
За спиной скрипнули ступени крыльца. Я обернулась так резко, что тугая коса хлестнула по щеке, и я отбросила ее за спину, как змею. Пальцы соприкоснулись с волосами, и в прядях замелькали золотые искорки: огненный дар, до этого мирно посапывавший внутри свернувшейся ящеркой, поднимал голову, норовил вырваться наружу.
Голос Яги, спокойный, размеренный, холодноватый, как вода в горном ручье, раздался совсем рядом:
– Помочь, говоришь? – проговорила она.
Красивое молодое лицо моей наставницы, лишенное шрамов, которые оставляет время, сделалось задумчивым. Ее глаза цвета подтопленного льда прищурились, точно высматривая что-то в облике незваной гости, заглядывая под криво налепленную маску. Подол добротного платья цвета раскаленного заката прошуршал по мелким камешкам и траве. Яга оказалась подле гостьи, возвышаясь над ней и глядя сверху вниз зорко и пристально, но без надменности. Миг – и моя наставница опустилась на колени перед путницей. Белые холеные руки, которые не могла испортить никакая работа, коснулись изможденного старческого лица и бережно убрали со щеки седые пряди. На длинных пальцах, унизанных перстнями, сверкнули драгоценные камни – такие прозрачные, чистые, будто оброненные тайком слезы. Я отметила это мельком, потому что обычно Яга носила яхонты: те на свету переливались каплями свежепролитой крови.