Василиса Премудрая и Крылатый змей (страница 5)

Страница 5

Вытащил он змею золотую из заколдованного облака, а сам на Мин Ю бросился яростно, всю боль своей вынужденной службы вымещая. Тут и лучники подоспели, град стрел обрушили – в воздухе для них своих не было! Вцепились змей с демоном в клубок, да так и рухнули в Смородину-реку.

Вместе с Тэншэ и Василисино сердце туда упало. Устремилась она вниз, на лучников внимания не обращая, да разве в гуще воды чёрного змея отыщешь? Но она не сдавалась, ныряла, самого дна доставала, пока не коснулось её гибкое чешуйчатое тело.

На берег она уже человека вытянула, израненного, едва живого. Дрожала, пока в грудь его била, заставляла сердце бороться, пока воздух в него вдыхала, отдавая вместе с тем всю себя – жизнь свою и магию. И расплакалась от облегчения, когда Тэншэ закашлялся, воду сплёвывая, и открыл чёрные глаза.

– Цинь-ай дэ15, – он коснулся её мокрой щеки, вытирая слёзы.

– Дурак ты, а не цинь ай дэ, – пробормотала она в ответ.

Целовался он, впрочем, с охоткой. Значит, отпустило.

– Василиса? – раздалось с пригорка.

Добежал Иван до реки первым, да так и замер, глаза потирая. Как поверить, когда на берегу мёртвая супруга какого-то мужика незнакомого обнимает! А тот и рад стараться, руки распустил. Совсем страх потерял. И Василиса – бесстыдница, мужа позорит.

Последние слова царевич вслух произнёс, рукава кафтана закатывая да с пригорка к изменнице скатываясь. Никак силой решил растащить в разные стороны, покуда никто не увидел.

Смешно стало Василисе на его злость. Бесстыдница?! Вот уж кому молчать бы! А вместе с тем всколыхнулась обида в груди: над ней, значит, пусть смеются, а его не тронь? Однобокая какая-то справедливость получается.

– А ты какую жену ищешь, Иван Царевич? Ту, что в болоте сгинула, или ту, что в пучине речной? – резко ответила она, глаза зло прищурив. – Одну супругу похоронить не успел, другую к алтарю повёл. Вот и забудь! Нет больше твоей Василисы, ты ей заморскую царевну предпочёл, всё царство тридевятое тому свидетели.

Остановился Иван, нахмурился – вроде и Василиса перед ним, а вроде и нет. Жена-то на него так смело никогда не смотрела!

Пока думал, Тэншэ поднялся. И такая злость в чёрном змее вскипела, что Василиса между ними встала. Не за Ваню боялась, хоть Тэншэ его одним ударом пришибить мог. Да только жалко царя-батюшку, он сына своего любил, пусть и непутёвого.

– Не марай руки, – попросила она. – Лучше пойдём.

Обернулась змеёй золотой, крылья расправила.

Шагнул к ней Иван, удивлённый, растерянный.

– Ты меня бросаешь?

Хлестнула она его хвостом по ногам, и шлёпнулся царевич, в иле по колено утонул. Не больно, скорее обидно.

– Руки не марать, значит? – хмыкнул Тэншэ.

«Так я хвостом», – покачалась из стороны в сторону Василиса и взмыла в небо. Тэншэ на мгновение дольше задержался, сказал что-то мужу её бывшему, но что – Василиса уже не услышала.

Но главное, что Иван услышал. Гаркнул подоспевшим дружинникам:

– Не стрелять!

С трудом поднялся на ноги. Но даже не пытаясь нагнать ту, что недавно была его женой.

А чёрная и золотая стрелы наперегонки скользили между тучами, сплетаясь в причудливом змеином танце.

Они летели домой.

***

Зима в этом году выдалась особенно суровой. На рыбалку они с Ванькой так и не собрались – после второго неудачного брака царевич ходил хмурым, забросил забавы молодецкие и всё больше сидел дома. Читал. Емеля чуть с печи не свалился, когда об этом услышал, но Ванька на его «Зачем?!» только отмахнулся: «Вдругоряд умнее буду».

Ну, умнее так умнее. Без Василисы ему трудно приходилось. С послами самому разбираться, с указами. А покрутиться пришлось, особенно после того, как восточная царевна чудищем обернулась! Заикнулся как-то Емеля, мол, не хочешь ли вернуть супругу Премудрую, но Ванька волком на него посмотрел. И то верно, разбитый горшок не склеишь.

Ну да дело чужое, и не Емеле в чужую семью лезть. Окунул он ведро в прорубь и вместе с водой ледяной вытащил рыбку. Красивая рыбка была, сверкающая, так взгляд и притягивала! Посмотрела на него глазом круглым, колдовским, махнула хвостом пышным и молвила человеческим голосом:

– Не бросай меня, Емеля, я тебе пригожусь.

– Э нет, у меня своя щука есть! – качнул он головой и с размаху опустил ведро обратно в воду.

КОНЕЦ

[15] Цинь-ай дэ (亲爱的 /Qīn'ài de) – любимая