Фиона О’Брайан: Дом на берегу счастья

Посвящается

Дженнифер О’Брайан (1986–2019)

и ее неугасаемой любви к справедливости, Шекспиру,

«Гарри Поттеру», розовому цвету, животным и бренду «Лулулемон»

(можно в любом порядке).

Ты навсегда в наших сердцах

Пролог

Пять лет назад

Мора привыкла считать этот дом своим.

В каком-то смысле это действительно был ее дом. Здесь она впервые за всю свою жизнь смогла почувствовать себя счастливой, и уже одно это прибавляло ему ценности в ее глазах. Она относилась к нему со всей нежностью, с трепетом ухаживала за каждым уголком и каждой трещинкой, знала каждую выпуклость и каждый изгиб так хорошо, будто они были частью ее собственного тела. И если все эти многолетние нежности и ласки имели какое-то значение, то, несомненно, они давали Море полное право говорить: «Это мой дом». В конце концов, рассуждала она, если что-то твое – так оно твое, а владеешь ты им или нет – дело десятое.

Где-то она читала, что дом – это отражение тех людей, которые в нем живут, их судеб, историй, происходящих в его стенах; и поэтому она очень серьезно относилась к своим обязанностям домоправительницы. Впрочем, сама себя она предпочитала называть «консьержем».

Сегодня в единственную пустующую квартиру в доме № 24 по улице Улисс-Кресент въезжал новый арендатор, и поэтому Мора особенно старательно взбивала подушки, гладила их, словно домашних любимцев, распахивала окна, как будто завидев на улице давно потерянного друга, тщательно вытирала пыль и орудовала пылесосом. Словом, старалась всячески показать, как хорошо она ухаживает за домом, и в своих стараниях превзошла саму себя, что о многом говорило, учитывая, насколько самокритична в этом отношении была Мора. Через огромные симметричные окна в дом лился дневной свет, и в его лучах еще рельефнее выступали прекрасные черты георгианского стиля.

Доктор Эд, владелец дома, когда-то поддержал Мору в трудную минуту, но в глубине души она чувствовала, что гораздо большую поддержку ей оказал сам дом. Именно он помог ей окончательно встать на ноги, и именно благодаря ему прошлое сейчас казалось ей каким-то мрачным, тревожным фильмом, который ей однажды пришлось посмотреть. Теперь этот фильм покоился в самом дальнем углу ее сознания, под табличкой «Не влезай – убьет!».

Разумеется, огромное значение имели и люди, которые жили в доме. Скоро здесь поселится новый арендатор, и все шесть квартир будут заняты. Надо сказать, что всевидящее око Моры очень бдительно и осторожно следило за всем домом; не оставляло оно без внимания и его жильцов. Конечно же она не шпионила за ними. Однако она не сомневалась: если ей вдруг захочется поделиться результатами своих наблюдений с доктором Эдом, он ее выслушает и отнесется к ее словам со всей серьезностью.

Так или иначе, Мора прожила в этом доме, вместе с хозяином и арендаторами, уже десять счастливых лет. Большинство обитателей дома были молоды, за исключением Моры и самого доктора Эда, который занимал маленькую квартирку в саду. Когда-то дом № 24 принадлежал его семье. Но вот уже двенадцать лет, как доктор Эд овдовел, и семью ему заменяли его арендаторы.

Новенький, а точнее, новенькая, пожилая вдова, должна была прибыть с минуты на минуту. За все время, что Мора здесь работала, это был первый арендатор, о котором она не успела ничего узнать заранее – уж очень быстро все произошло. Доктор Эд познакомился с этой женщиной в каком-то клубе по интересам, она узнала, что он сдает квартиры в доме на Улисс-Кресент и что одна квартира сейчас пустует, после чего немедленно изъявила желание посмотреть эту квартиру и влюбилась в нее с первого взгляда.

Ничего удивительного, рассуждала Мора. Все шесть квартир в ее доме прекрасны, каждая по-своему. Конечно, она предпочла бы сначала познакомиться с этой женщиной, взглянуть, что та собой представляет. Но, увы, как раз когда та приезжала посмотреть квартиру, у Моры были выходные и она отлучилась из дома.

Краем глаза она заметила, что на улице остановился элегантный темно-зеленый фургон с надписью «Дж. А. Стивенс и сын», и в это же самое мгновение в дверь позвонили. Мора подпрыгнула от неожиданности, затем бросила быстрый взгляд в зеркало, поправила халат, пригладила волосы и, придав лицу одновременно любезное и деловое выражение, пошла открывать.

Эффектная пожилая женщина буквально перелетела через порог, чуть не снеся Мору.

– Доброго дня! – сказала она весело. – Я заселяюсь в квартиру номер три! Сейчас сюда будут заносить мою мебель, – добавила она уже на лестнице. – Ну все, я побежала. Кстати, меня зовут Эвелин. Эвелин Мэлоун.

Не дожидаясь, пока Мора представится сама, Эвелин Мэлоун помахала ей и упорхнула. Ничего удивительного – такие женщины не обращают особого внимания на маленьких людей. Эвелин Мэлоун вела себя так, словно это место уже принадлежало ей. Она удостоила Мору лишь мимолетным взглядом, но, впрочем, оно и к лучшему. Ведь пожелай Эвелин Мэлоун присмотреться к Море повнимательнее, она бы заметила, как побледнело ее лицо и как подозрительно участилось ее дыхание, или увидела, что глаза Моры расширились от ужаса и в них мелькнула вспышка узнавания.

Эвелин Мэлоун явно не узнала Мору. Зато Мора прекрасно знала, кто такая Эвелин Мэлоун. Но даже в самом страшном кошмаре Мора не могла представить, что им придется жить в одном доме.

Глава 1

Наши дни

Больше всего в новых апартаментах – слово «квартира» казалось Эвелин не очень подходящим – ей нравилась близость моря. С элегантной террасы дома № 24 по Улисс-Кресент открывался превосходный вид на Дублинский залив, благодаря чему эта терраса и была таким лакомым кусочком. А кроме того, совсем рядом, прямо через дорогу, располагалась бухта Маринерс-Коув, популярное место для купания, куда Эвелин частенько наведывалась еще до переезда в новый дом. Именно туда она и направлялась в это раннее утро.

Она надела красный купальник и повязала голову своим любимым платком с индийскими узорами. Ее волосы спускались до самых плеч и выглядели нетронутыми сединой, хотя, конечно, те дни, когда Эвелин еще была юной «чернокудрой красавицей», остались далеко в прошлом. В свое время Эвелин, возмущенная необходимостью скрывать корни, обратилась за советом к своему тогдашнему парикмахеру – весьма импозантному мужчине с венскими и польскими корнями. Тот гораздо больше ценил мужскую красоту, но тем не менее сумел разглядеть истинную природу красоты Эвелин и войти в ее положение. Эвелин уступила его уговорам избавиться от остатков поблекшего черного цвета и подставила голову под высветляющее средство.

Результат превзошел все ожидания. Получившийся эффектный льняной окрас великолепно оттенял ее оливковую кожу и темные глаза, и даже сейчас, двадцать пять лет спустя, Эвелин все еще неукоснительно исполняла этот ритуал. Она сделалась завсегдатаем местного салона. Конечно, там было не так весело, как у дражайшего Валерио, который в конце концов перебрался за границу, но результат тот же, а расходы меньше.

Теперь, когда наступил, как она сама говорила, «третий акт» ее жизни, Эвелин стала бережнее относиться к деньгам, ведь они, как известно, не растут на деревьях. Бедняжка Ленни, ее покойный муж, твердо намеревался обеспечить ей безбедное существование. Но, поскольку по большей части он вкладывался в недвижимость, кризис 2008 года порушил все эти планы, оставив Ленни без гроша за душой. Пытаясь снова встать на ноги, он без ведома жены перезаложил дом. Эвелин все узнала только через семь лет, когда Ленни умер от сердечного приступа и банки объявили, что заберут дом, если она не выплатит им задолженность. Требуемая сумма оказалась для нее неподъемной. Однако даже крах мировой экономики не смог бы сломить Эвелин Мэлоун.

Непредвиденные обстоятельства она встретила с гордо поднятой головой и следующие два года худо-бедно держалась на плаву, успешно кормя банки «завтраками» и продолжая жить в доме. Она продала свой шикарный «мерседес», свои драгоценности и мужнину коллекцию современного искусства: в отличие от покойного супруга, она никогда не питала к нему особого интереса.

Деньги ничего для нее не значили. Она давно утратила привязанность к чисто материальным благам – не последнюю роль здесь сыграл ее возраст, – и различные статусные вещи, вроде дизайнерских сумок или роскошных автомобилей, больше ее не привлекали. Главное, у нее был собственный стиль, а собственный стиль не купишь ни за какие деньги. Эвелин всегда выглядела потрясающе – как в те времена, когда была иконой моды, так и сейчас, в свои семьдесят шесть лет. Во многом, по ее мнению, это была заслуга удачной наследственности. Врожденное изящество фигуры ей помогали поддерживать плавание, йога и строгая диета, а врожденную красоту – прекрасный вкус, хороший уход и любовь к яркости. Но немалое значение для Эвелин имела и окружающая обстановка, и именно поэтому она считала свои новые апартаменты поистине удачной находкой.

Вообще-то причиной ее переезда послужило именно финансовое неблагополучие. К тому времени раздраженный банк уже начал угрожать Эвелин унизительным выселением, да и в целом все происходящее только подтверждало ее убеждение, что дурной ветер никогда добра не приносит. По совету подруги она стала посещать группу поддержки для людей, потерявших свои сбережения.

Там-то она и познакомилась с доктором Эдом Хэмилтоном. Когда-то он тоже побывал в подобной ситуации: потерял свою частную пенсию из-за спекуляций недвижимостью. В группе он был самым привлекательным мужчиной, и совершенно естественно, что Эвелин постаралась сойтись с ним поближе. Однажды он упомянул, что поделил свой старый дом на Улисс-Кресент на квартиры и теперь сдает их в аренду. Сам же он живет в бабушкиной квартирке в саду и перебивается на свою скромную пенсию и на те деньги, которые ему платят арендаторы.

Эвелин решила, что это одновременно весьма изобретательно и очень смело. Она спросила, не расстраивает ли его, что в доме поселились посторонние люди, а заодно отметила про себя, что миссис Хэмилтон уже нет в живых.

Доктор Эд был на два года старше Эвелин, но, несмотря на солидный возраст, оставался довольно импозантным и представительным мужчиной. Он объяснил ей, что сад для него гораздо важнее дома, а таким способом у него получалось и сад сохранить, и не покидать дом и соседей, и вдобавок у него появилось много чудесных новых друзей. «Мы как большая дружная семья, – говорил он, улыбаясь. – Правда, одна из квартир вот-вот освободится, так что я ищу нового арендатора».

Доктор Эд устроил Эвелин экскурсию по дому, и она пришла в такой восторг от его старинного декора, высоких потолков и больших окон, что немедленно решила в нем поселиться. Квартира № 3 на втором этаже, которую она пожелала занять, была не слишком просторной, но зато оттуда открывался прекрасный вид на Дублинский залив, да и плату доктор Эд брал вполне приемлемую, хотя и довольно высокую.

Эвелин решила, что все складывается как нельзя лучше, ведь что в противном случае ей оставалось бы только переехать в Лондон к своей дочери Полин, и еще неизвестно, кто из них больше ужаснулся бы такой перспективе. У нее был еще сын Тристан – ее драгоценное сокровище, золотой мальчик, так непохожий на свою сестру, – который жил в Нью-Йорке, но переезжать в Америку Эвелин тоже не хотелось. Тем более что сын, бедный художник, и так уже порядочно истощил ее финансы. Не то чтобы она сильно жалела об этом. Просто сейчас обстоятельства изменились.

Итак, она продала свою антикварную мебель, свои георгианские светильники, все многочисленные камины, всю лепнину и все паркетные доски. После чего, бросив останки дома на съедение банкам, она переехала на Улисс-Кресент и с головой погрузилась в новую жизнь.