Было жутковато видеть одну только голову Марии, глядевшую на нас снизу. Не тогда ли она исчезла? И тут голова заговорила.

Вылетавшие из ее рта фразы звучали не менее исковеркано, не менее перекручено. Мне приходилось слышать о колонистах-нечеловеках, чьи родные языки звучали разборчивей.

Когда все завершилось, мы с Габи снова подняли головы. Тусклый свет камина, дрожащие тени, которые окружали нас и метались по разворошенной постели. Больше ничего.

– А на что это должно быть похоже? – прошептал я.

– Откуда мне, черт возьми, знать? Возможно, на тебя. Возможно, тебя и нет уже, а на твоем месте дьявол.

– Тебя не обманешь, да?

– Но я лучше все равно включу режим изгнания, чтобы закрыть портал. Просто на всякий случай.

– Почему бы и нет? – согласился я.

Я был рад закончить этот эксперимент. Чего ради размышлять о метафизике, если впустую растачиваешь время постельных удовольствий?

Габи нашла подходящий отрывок, «Нисходящий режим, часть первая», и нажала воспроизведение. Я не был уверен, но мне показалось, что запись та же самая, просто прокрученная задом наперед. Когда все закончилось, Габи выключила планшет и, не вынимая из него диск, отнесла обратно к клатчу.

– Ну ладно! – Я сбросил халат, нырнул под одеяло и похлопал по матрасу рядом с собой.

Габи прикурила сигарету от свечи, затем поставила ее обратно на пол. Не задув ее, она присоединилась ко мне, и мы занялись любовью в кольце огоньков. Тени рябью пробегали по белой коже Габи и ее «жреческим» узорам.

* * *

Когда я проснулся, несколько свечей погасло, их кольцо разорвалось, а Габи сидела обнаженная на краю кровати, спиной ко мне. Я дотронулся до нее и почувствовал холод кожи.

Не оборачиваясь, она тихо произнесла:

– Я дважды повторила восходящий режим. Один раз сама, а потом прокрутила запись Марии. – Она сделала паузу. – А нисходящий режим произнесла только один раз.

Мне хотелось вздохнуть, но я боялся разозлить ее, поэтому предложил:

– Так повтори его.

– Слишком поздно.

Она чуть повернулась, чтобы взглянуть на меня через плечо. Я заметил, что мои «помадные татуировки» почти стерлись, пока мы занимались сексом и спали. Казалось, на перепачканном лбу Габи сильный ушиб. Соски выглядели расплывшимися. И в тусклом свете я едва мог разглядеть, как бьется в груди ее сердце. На прозрачном стекле отражался свет свечи.

– Эй! – Я сел в кровати и взял ее за руку, чтобы чуть сильнее повернуть к себе.

Красная неоновая татуировка на ее сердце не светилась. И полость, и сам орган потемнели.

– Что случилось? Почему все погасло?

Габи вяло взглянула на свою грудь, словно все еще была в полудреме. Она под какими-то наркотиками? Габи знала, что я не одобряю дурь, которую она принимала со своими друзьями. Посмотрите, до чего Марию довели ее сомнительные делишки!

– Только что отключилось, – пробубнила Габи. – Это неважно.

– Да? Ну… э-э-э… ладно. Это твое увечье.

Шлепая босыми ногами, я отправился в душ, крикнув по пути:

– Кофе!

Выйдя из душа и налив себе чашечку, я окликнул Габи:

– Хочешь кофе?

Но она не ответила. Я переходил из комнаты в комнату и никого не находил. Одежда и клатч Габи тоже исчезли. Все восемь свечей погасли.

* * *

На следующее утро я работал в офисе и позвонил оттуда в свечной магазинчик. Коллега Габриэль по имени Рамона сообщила, что Габи, по ее собственным словам, заболела. Я поблагодарил и позвонил Габи домой.

Там никто не отвечал.

Когда я бросил попытки дозвониться, стробоскопическая вспышка справа привлекла мое внимание к окну – узкой, похожей на бойницу, полоске, ее было достаточно, чтобы утверждать, будто у меня имеется окно, но не хватало, чтобы отвлекать от работы. Над городом вновь сверкнула молния, словно поток сверкающей крови, которая несется по венам гиганта. Дождь барабанил по стеклу, делая панораму неясной, будто тающей. Даже в узком окошке Панктаун выглядел огромным. Башни, казалось, распарывали брюхо низко нависавшим черным тучам. Похожие на мух геликары, несмотря на шторм, дрейфовали между смутными очертаниями зданий. Огоньками свечей трепетали освещенные окна и голограммы реклам. Раскаты грома я не столько слышал, сколько ощущал всем телом.

Звонок одного из наших клиентов снова привлек мое внимание к монитору. Клиент выглядел несчастным. Я постарался принять любезный вид. Клиенту не удавалось получить доступ и обновить собственные бесплатные страницы на узле нашего сервиса по созданию сайтов. Я ответил, что обновления на узле не отключались. Может, он просто забыл пароль? Собеседник огрызнулся, что использовал функцию распознавания лиц и совершенно уверен, что свое долбаное лицо не менял. Это был не первый хам, который заставлял меня пожалеть, что я не могу использовать сгенерированную компьютером маску вместо собственного лица. Я ненавидел необходимость выглядеть приятным, мягким. А если бы мне вообще не приходилось работать на этой должности, было бы еще лучше. Этот тип заставил меня почувствовать благодарность Габи за то, что она вошла в мою муравьиную жизнь и заставила сердце биться сильнее. При всей переменчивости ее настроения и странности интересов. Сейчас я предпочел бы спускаться задом наперед по лестнице, читая заклинания и глядя в карманное зеркальце, чем сидеть в этой кабинке и пялиться на людей, которые хотят выместить на мне свою досаду. Предпочел бы лежать вместе с Габи в постели и слушать дождь.

Где же она?

* * *

Тем вечером я позвонил ей из дома.

Никакого ответа.

На следующее утро снова позвонил в магазинчик в торговом центре «Канберра». Рамона казалась недовольной тем, что Габи снова сослалась на болезнь. Я позвонил в квартиру. Никто не ответил.

Я подумывал заскочить к ней в обед, но для такого она жила слишком далеко. Поэтому поехал сразу после работы – добрался подземкой от офиса до старой маневровой станции, а оттуда искрящейся маневровой линией до многоквартирного дома, где практически в тени торгового центра, в котором работала, жила Габи.

Ее дверной звонок неисправен, что ли? Я уже трижды тыкал в него пальцем. Наконец забарабанил по створке тыльной стороной кулака. Начал выкрикивать имя Габи, но осекся, когда то ли недовольный, то ли просто любопытный сосед высунул голову в узкий, сумрачный холл. Я не мог определить, кто это, собственно говоря, был – человек или чужой: существо с одутловатым лицом, видимо, страдало сильнейшим ожирением, к тому же было светло-голубым то ли из-за освещения в своей квартире, то ли из-за косметики синих тонов. А возможно, это был его натуральный цвет. У существа не имелось ни волос, ни бровей, и едва мы встретились взглядами, оно медленно вернулось в свое жилище. Когда дверь со щелчком захлопнулась, я слегка вздрогнул и повернулся к дверному проему, в котором уже стояла Габи. Она внимательно уставилась на меня. Я громко ойкнул. Это должно было бы ее позабавить, однако Габи выглядела усталой и отстраненной.

– Да? – спросила она.

– Могу я войти?

Пауза в несколько ударов сердца. Габи посмотрела мимо меня в глубину холла, куда до того пристально вглядывался я, а затем, лениво дернув плечами, скользнула в сторону, пропуская меня внутрь.

– Где ты была?

– Здесь. Лишь здесь.

– Ладно, а почему не отвечала на мои звонки? Злишься за то, что я насмехался над тобой прошлой ночью?

– Я была занята.

– Занята чем?

Еще несколько тихих ударов.

– Рыскала по сети. Искала книги вроде тех, что были у Марии на диске. Мне становится все интереснее.

– Что ж, надеюсь, ты не потеряешь из-за этого работу.

– Работа не имеет значения.

– Скажи это своему домовладельцу, когда наступит время оплачивать аренду.

– Ты пришел сюда только за тем, чтобы критиковать меня, Кристофер?

Я не ответил. Поймал себя на том, что опускаю взгляд на ее грудь. На Габи был огромный черный свитер, черные колготки, красиво подчеркивавшие ее изгибы, черные китайские тапочки. Если татуировка на сердце и была исправна, то под одеждой этого не разглядеть. После нашего последнего свидания окошко словно закрасили черной краской.

– Хочешь, чтобы я ушел? – спросил я, вытягивая шею, стараясь заглянуть в соседнюю комнату. Компьютер Габи, похоже, был включен, судя по странному тихому бормотанию, которое слышалось оттуда, и это заставило меня заинтересоваться новой навязчивой идеей, которая была для Габи важнее ее бедного брошенного парня.

– Мне так было бы лучше, – ответила она. – Я тебе позвоню.

Я сверкнул на нее глазами. Мне и в голову не приходило всерьез предлагать уйти.

– Что с тобой, Гейб? Ты сердишься на меня?

– Я рассержусь, – сказала она, но безучастно, точно хороший сотрудник службы поддержки, – если ты не будешь уважать мое желание побыть одной, Кристофер.

Я заметил, что при этих словах она едва удержалась, чтобы не взглянуть в соседнюю комнату. На свой бормочущий компьютер.

– Что, черт возьми, такого важного в этом дерьме, Гейб? А? – И с этими словами я, словно капризный ребенок, пронесся мимо нее, чтобы посмотреть, что там настолько ее поглотило.

– Кристофер! – рявкнула она голосом старой и знакомой мне Габриэль и бросилась за мной. – Подожди! Это тебя не касается!

Я пару секунд смотрел на монитор, прежде чем Габи заслонила его своим черным телом и свернула программу. Но то, что я успел заметить, походило на переплетенные геометрические фигуры, на паутину из изгибов и углов, хотя и без явного рисунка паутины. Оно напоминало запутанную карту улиц. Бормотание прервалось прежде, чем я успел понять: музыка это или приглушенные голоса.

– Теперь мне известны все твои секреты, – поддразнил я ее невеселым тоном.

Она обернулась и свирепо зыркнула на меня, по-прежнему загораживая мертвый экран.

– Ты пустоголовый кретин.

– До свидания, – вежливо сказал я и пошел прочь.

Она крикнула мне вслед:

– Не будь ты таким предубежденным, я бы с тобой поделилась.

Я остановился как вкопанный, затем оглянулся.

– Тогда сделай для меня копию этой программы. Разреши забрать ее домой и посмотреть. И потом я скажу, считаю ли, что ко всему этому стоит относиться непредубежденно.

Один, два, три удара сомнения. Затем:

– Нет.

И только.

– Заходи ко мне, если появится желание. И, возможно, тебе захочется как-нибудь сходить на работу. – Я открыл дверь и повторил: – До свидания.

Я медленно вышел, ожидая, что она позовет меня обратно. Габи всегда звала меня – пусть и раздраженно, – когда я пытался сбежать после ссоры. Но не в этот раз.

Я снова был в холле. Между мной и Габи опять оказалась закрытая дверь. По какой-то причине я взглянул на соседнюю, откуда на меня недавно смотрело одутловатое синее лицо. Она тоже была закрыта, но я почти чувствовал, как сквозь нее на меня глядят чьи-то глаза.

* * *

Иногда на работе ради смены обстановки я в перерыв вместо кафетерия спускался в гараж на цокольном этаже, где вдоль стен, выложенных липкой белой плиткой, стояли торговые аппараты. Вокруг группками гостей на вечеринке стояли сотрудники других офисов, подпиравшие стены или огромные облицованные плиткой опорные колонны. Саму стоянку заполняли ховеркары, геликары и колесные авто всех видов, для экономии места выстроенные друг над другом, как на двухъярусных кроватях. Я видел, как роботизированная рука вела автомобиль по потолочному рельсу, затем опускала и вставляла на свободное место. Люди платили хорошие деньги, чтобы забронировать ячейку. Пожалуй, лучше было бы сказать «саркофаг», до того машины походили на металлические гробы, расставленные в мавзолее. И выдвигавшиеся ради вашего удобства прямо на улицу. Моим потребностям и зарплате больше соответствовал общественный транспорт.