В центре дома, в пустом квадрате между столами, светится голографическое изображение трехмерного экрана. Красивая женщина в костюме по нездешней моде рассказывает о том, что случилось не здесь и не с ними, а по экрану проносятся кадры других планет Империи – таких далеких, словно и не такие же люди там живут. Раньше Дик обожал смотреть новости, заранее записанные для совместного просмотра за ужином. Это как заглядывать краешком глаза в другие миры, похожие на их, но чем-то неуловимо отличающиеся. Дик даже был слегка влюблен в ведущую, незаменимую Катрину, втайне мечтая, что ее мягкая улыбка предназначена только ему. Но со временем Дик заметил, что сюжеты повторяются, неотличимые от новостей их общины (что, где и сколько посеяли, сколько вывели скота, как прошли какие-то местные праздники – и все в таком роде), и ему стало казаться, что Катрина не договаривает что-то очень важное, что рассказать нужно было в первую очередь.

Когда Анна подходит к столу, люди на лавке двигаются, чтобы она подсела к ним. Ее любят: она со всеми разговаривает и всем улыбается одинаково, каждому готова помочь. Анна привычно кивает Дику, мол, давай сюда. Ровесники нехотя сдвигаются еще, и так зная, что он усядется рядом со своей единственной подругой. Но Дик едва заметно качает головой и идет прямо к столу старейшин, над которым возвышается фигура Штефана. Ноги пружинят, как резиновые, но он должен преодолеть страх и сделать это прямо сейчас. Потом будет поздно.

Дик замечает, что десятки пар глаз провожают его, вокруг смолкают разговоры, соседи толкают друг друга локтями, мол, гляди, что творится. Дик проходит сквозь голоэкран в центре зала, отчего картинка новостей на мгновение распадается, даже звук пропадает, выдавая необычную тишину столовой. Старейшины пытаются делать вид, что ничего странного не происходит. Только Штефан смотрит на него и хмурится. Впрочем, он всегда хмурится, когда его видит. Дик заставляет себя выпрямиться и произносит громко и четко, как репетировал:

– Старейшина Штефан, я хочу обратиться к вам с личной просьбой.

– Это не может подождать до окончания трапезы? – спрашивает Штефан с легким раздражением.

– Боюсь, нет.

Дик прекрасно знает, чем закончится разговор один на один, а при свидетелях шанс есть, особенно если соблюсти все приличия.

– Тогда слушаю тебя, Ричард.

– Я хочу попросить неделю отдыха. И получить свое жалование… за все годы, что работал на вас.

– Зачем?

– Сейчас нет срочных работ и далеко до сбора урожая, я успею вернуться с… отдыха. Я ведь никогда раньше ничего у вас не просил…

– Вопрос был «Зачем?».

Дик не ожидал, что согнется всего под одним вопросом старейшины – самым логичным, ожидаемым. Как вдруг знакомый голос произнес насмешливым шепотом, который услышали все:

– Дик хочет сгонять в метрополию, разузнать про свою «Землю»!

Он оборачивается на то место, которое не занял, и успевает заметить, как глаза Анны расширяются от изумления. Она не ожидала, что своей шуткой, которой, как всегда, просто хотела разрядить обстановку, попадет в самую точку. И теперь могла прочитать это на его лице. Каждый мог.

– Это правда? – спрашивает Штефан. – Ты собрался лететь в метрополию? Для этого тебе нужны деньги?

– Да.

Врать он не умеет. Когда старейшина встает, Дику на мгновение кажется, что сейчас тот заденет головой потолок, хотя это, конечно, невозможно. Хозяин огромен, как пыльная туча, не толст, а именно огромен – мышцы ходят ходуном под рубахой. От гнева, кажется, он стал больше. Штефан приковывает к себе взгляды, возвышаясь над Диком на три головы. В руках хозяина, словно из ниоткуда, появляется планшет, в котором, ходят слухи, содержится информация о каждой крошке зерна, что проросла из этой земли. Значит, каждая ошибка Дика тоже там.

– Что ж, обратимся к фактам, – подтверждает Штефан, открывая файл, и его содержимое, заменяя новости, немедленно оказывается на экране, поделенное на две колонки: приход и расход. – Твое жалование, да? Это вклад в общину, работа по силам для твоего возраста и… хм, интеллекта. Итак, начнем. Первое. В прошлом месяце ты чуть не затопил южные поля, потратив вдвое больше воды в сутки, чем требовалось, из-за чего мы все теперь сидим на удвоенном лимите.

Дик кожей чувствует взгляды, колющие его в спину ненавистью. С каждым проступком, называемым Штефаном, их сила как будто увеличивается, заставляя Дика вжимать голову в плечи. Он ничего не может поделать – только слушать. И наблюдать, как на экране колонка цифр в графе «Расход» увеличивается.

– Стоимость поломанных тобой инструментов превышает стоимость их ремонта, и я уж молчу о том, что ты тут ешь и спишь!

На экране возникает другая таблица, и Дик узнаёт ее. Это счет, на который он складывает все до последнего кредита. У каждого в общине есть такой счет в имперской валюте, но до сего дня Дику в голову не приходила мысль о том, что у старейшин, конечно же, есть к нему доступ! Одно нажатие кнопки – и все деньги, что Дик заработал за жизнь, перемещаются на другой счет – общины. Долг, который Штефан забрал.

Резкий хлопок по планшету – и цифры исчезают с экрана, вернув улыбку Катрины.

– На Кибеле празднуют юбилей полного снятия карантина с планеты! – радостно сообщает она. – Один из первых миров, полностью защитивший себя от космической чумы, добровольно передавший опасные для жизни материалы Инквизиции…

– Ты должен общине больше, чем от нее получил, – прерывает новости Штефан, повысив голос. – Мы дали тебе все: кров, работу, место, где приложить свои силы и ум! Но за все время здесь ты не проявил ни старания, ни усердия. И теперь решил, что можешь вот так оставить нас, не расплатившись? Этому не бывать.

– А все сказочки, которыми его накормили десять лет назад! – бурчит седой старейшина рядом с хозяином. – Не из-за них ли его тогда выкинули в пустыне?

Волна смеха пробегает по залу, и оттого, что в нем не слышится звонкого голоса Анны, Дику не легче.

– Я все равно улечу.

Он и сам не ожидал, что его голос прозвучит так громко.

– Разговор окончен, – произносит Штефан.

– …траурные костры в память о жертвах эпидемии… – говорит Катрина.

Дик шагает сквозь нее, снова заставив умолкнуть.

Ветер забирается под рубаху и в волосы, мелкие крупинки песка оседают на теле. Песок здесь повсюду: в воздухе, в волосах, в постели, сколько ее ни перетряхивай. Для них земля – она под ногами. Требует к себе внимания, заботы, сил и упорства. Предки Анны укротили этот клочок, шаг за шагом отвоевывая у пустыни, и всю жизнь отстаивали его, завещав детям и внукам эту войну. Анна ее продолжит. Но не Дик. Это не его поле боя. И никогда не было.

Сильного ветра сегодня нет, значит, купол опускать не будут. Уютный свет окон и тепло остались позади. Но Дик ищет другие огни, рассыпанные в небе. Такие далекие и близкие, даже созвездия тут чужие. Может, его и правда вытолкнули в люк какого-то пролетающего мимо корабля?

– Прости.

Анна догоняет его и кладет руку на плечо, как раньше, в детстве. Когда мечтать еще было не запрещено.

– Я все равно улечу, – повторяет он.

– Ну и дурак, – отвечает она беззлобно.

– Анна, ну зачем я вам тут? Твой отец прав, я только все порчу.

– У тебя получится. Нужно просто немного больше времени. И упорства. С твоей стороны.

– Допустим, у меня получится. И что я буду делать? Грядки пропалывать? Купол поднимать и опускать? Стену охранять?

– Что плохого в этой работе? Мы тут планету терраформируем! Меняем мир вокруг! Это важнее всяких там…

– Ну давай, и ты скажи. Сказочек. Ты, кстати, знаешь, откуда взялось слово «терраформирование»? Оно двусоставное, второй корень от слова «форма», а первый, «терра», по некоторым источникам означает…

– «Земля». Я знаю, Дик. Не ты один знаешь старые легенды. Ты забыл самое главное. Это всего лишь слова. Мне кажется, ты… потерялся. Не тогда в пустыне. Здесь. Может, я зря поощряла эти твои интересы. Легенды – это, конечно, прекрасно… Но за ними ты не видишь того, что происходит прямо здесь и сейчас.

– Без прошлого нет будущего, Анна… Понимаешь, я чувствую, это что-то важное. Оно не здесь. Там.

Анна резко отворачивается, воздух бьет Дика по лицу.

– Может, я тоже хочу путешествовать! Может, мне тоже интересно! Все то, что ты годами рассказывал! Но здесь у меня есть работа. И да, мечта!

– Завидую. Хотел бы я знать, где мое место.

– Тебе уже нашли место, – произносит она с горечью. – Что мешает его занять?

Она уходит, не оборачиваясь. Как он хочет, чтобы она поняла! Анна – первая, чье лицо он увидел тогда, десять лет назад, очнувшись. Ее лицо в обрамлении копны непослушных рыжих волос. Ее улыбка – как солнце, когда оно еще не жжет, а только греет. Она всегда вступалась за него, помогала обуздать тяжелые фермерские машины и учила обходиться с животными. Если бы не она, он бы тут и года не протянул. А теперь он собирается бросить Анну. Оставить позади, как отжитую часть истории, потому что другая история его зовет. Но если быть честным с собой, та история была раньше, и он должен, обязан выбрать ее. Его лишили и этого шанса! Как он может выбрать, если выбора нет?

Дик бредет мимо птичника и кладбища испорченной техники, перед ним вырастает восточная стена – темная, из прочного материала, при ближайшем рассмотрении закрывающая и небо и землю. Дику не нравятся стены. Община спрятана в них, как Карл прячет в коробку пойманных зверюшек и держит там, пока не издохнут. Это не защита, а тюрьма.

Втайне от взрослых дети играют в «выберись за стену». Кто дальше всех – тот победил. В эту игру, в отличие от прочих, Дика принимали, когда он был маленьким. Там, за пределами, с ним было интересно. Множество подкопов до сих пор спрятано там же, ими пользуются уже другие поколения озорников.

Дик здесь все облазил, когда искал лучшее место, где ловится сигнал межзвездной Сети. Нашел он кое-что другое. Ровно посреди одного из проходов, обрушенного и занесенного песком с другого конца. Выхода наружу там нет, поэтому никто туда не суется. Дик отодвигает старую проржавленную пластину, пролезает внутрь на четвереньках и подтягивает пластину обратно. Глаза какое-то время привыкают к убаюкивающим темноте и тишине. Вперед, ощупывая стену изнутри. Она хранит общину от того, что снаружи, а его единственную тайну прячет в себе. Когда рука проваливается в небольшое углубление, Дик шарит и натыкается на сверток. Включает и пристраивает на лоб маленький фонарик. Вытаскивает, разворачивает… и вспоминает, как дышать. Потому что теперь можно, с ней все в порядке.

Десять лет назад, когда его нашли и принесли в дом Штефана, Дик сутки пролежал в позе эмбриона, с такой силой прижимая руки к груди, что хватку не могли разжать двое взрослых мужчин! Когда он пришел в себя, так и не выпускал из рук какие-то грязные тряпки. И только Анна, с ее улыбкой и участием, Анна, которая принесла ему воды и первая услышала его имя, узнала тайну. И сохранила, с одним условием. Позже они стояли у костра одни, без взрослых, сжигая Диковы вещи, и он бросил в костер сверток. Анна похлопала его по плечу – так надо, – а он боялся посмотреть ей в глаза. Потому что обманул. Он не уничтожил книгу.

Строго говоря, он не нарушил обещания, ведь в общине ее больше нет, она спрятана в стене, между «тут» и «там». Дик приходит сюда, только чтобы проверить ее, убедиться, что с ней все в порядке.

Дик разворачивает несколько слоев тряпья и освобождает книгу. Запах истории. Хрупкость страниц почти жжет пальцы. Он помнит свой страх, когда узнал в школе, что книги убивают. Сначала у тебя выпадут волосы, потом кровь польется из всех отверстий, и, наконец, тебя вытошнит собственными внутренностями. Не это ли случилось с его родной общиной, думал тогда Дик. Они все умерли? А он принес бомбу замедленного действия в другое место? Но тогда… почему он выжил?

– Бумага коварна! – говорил учитель. – Она может прятать смерть очень долго! Как только откроете книгу – дни ваши сочтены!

Но Дик ее открывал не единожды, еще до того, как узнал! Он с ужасом ждал проявления симптомов, но пару недель спустя вдруг понял, что, хотя на фоне остальных детей он не такой крепкий и здоровый, вообще-то умирать не собирается. Тогда, превозмогая страх, он обратил внимание на то, что в книге написано.