Жестокие чувства (страница 7)
Мне очень хочется, чтобы Герман пожалел, что вообще ввязался в эту игру. Я не хочу быть жертвой в его жестокой сказке, я хочу перевернуть роли и доказать ему, что, если противник не носит брюки, это еще ничего не значит. После его поступков – после того как он запер меня на острове и приказал относиться ко мне как к девушке для досуга – у меня теперь развязаны руки. Раньше я прятала подальше угрызения совести и думала, что, может, стоило выбрать другой путь и попробовать уйти от него не так радикально. Я не была виновата в перестрелке, которая случилась в день моего бегства, я не предавала его, но я стала катализатором этой ситуации. И это изводило меня, тянуло тонкие, хрупкие нити в прошлое, в котором он был моим мужчиной.
Но сейчас я вижу, что была абсолютно права. Он животное. Жестокое, расчетливое, любящее только подчинение. Другой человек не выжил бы в его мире или остановился на ступеньке подчиненного, как Барковский, но это в любом случае его выбор. А свой я уже сделала. Еще два года назад.
И я накажу его за то, что он захотел вернуть меня и сыграть в изощренную месть.
Есть женщины, которых нельзя унижать. И я из таких.
Я тоже умею играть умно, изощренно и с необходимой жестокостью. Я не буду безропотной малышкой в этой истории. Мне никогда не нравилось, когда за меня решают. Я никогда не нуждалась в папике, и с Германом меня свела не тяга к беззаботной жизни, в которой можно только выбирать наряды и украшения и ни в чем себе не отказывать, обменивая все это на право голоса. Когда я поняла, что рядом с ним будет только это и когда гормоны перестали бить наотмашь, я начала искать указатели на «выход».
Что ж.
Их придется искать снова.
Я накидываю на тело шелковое платье красивого оливкового цвета. Оно оттеняет легкий загар, который успел появиться на моей коже. И оно на тонких бретельках, но длинное, подол даже цепляет пол. В этом есть свое очарование. Выглядит и правда шикарно, с акцентными украшениями оно вовсе будет смотреться как вечернее.
Я выхожу из спальни, когда уже зажигают свечи. В доме стало еще больше людей, появился персонал самого Лебедева. Они прилетели вместе с Германом, чтобы убедиться, что все готово для их босса и ему будет комфортно. Все делается по высшему классу, и вопрос безопасности тоже под особым контролем. Появляется целая пачка новых парней грозного типажа. Все они молчаливые и суровые, но ведут себя поприятнее, чем охранники Германа. Никаких косых взглядов и грязных усмешек. Когда смотришь на них или случайно пересекаешься, скорее появляется ощущение, что мы все тут на одной ступеньке. Обслуживаем важных гостей. Работаем на них.
– Что это? – спрашиваю у официанта, который заканчивает сервировку стола для ужина, и киваю на большую тарелку с архитектурным шедевром.
– Фугу-сакаяки с кремом из юдзу и золотым листом, – отвечает он с легкой гордостью. – Это блюдо шеф готовит только для избранных ужинов. Жареная рыба фугу, нарезанная в виде раскрытого цветка, – он кивает на тонкие лепестки, выложенные в форме хризантемы, – подается на подогретом керамическом камне.
Тонкий пар струится по краям блюда, обволакивая. Рядом лежит маленький черный шарик на ложке из слоновой кости.
– Это крем? – уточняю.
– Да. Юдзу с мизу-сею, слегка острый. Его нужно положить в центр цветка, и тогда вкус раскроется полностью.
Я чуть улыбаюсь. Интересно, кто тут кому раскроется первым: фугу, план Германа или… мой собственный?
Я наблюдаю за последними приготовлениями и вскоре узнаю уже привычный шум. Приезжают машины, и, что удивительно, я не вижу Третьякова. Он не появляется в доме, и я не слышу, чтобы его голос доносился с улицы. А вот баритон Барковского я узнаю. Его отправили встречать важного гостя. Он монотонно говорит принятые для такой ситуации вещи, но его голос остается сухим и безэмоциональным.
– Мне можно выпивать? – спрашиваю у Веры, которая как раз заходит в гостиную с подносом.
– Я уточню, – сообщает она, опуская глаза.
Понятно.
Правила не поменялись, и мне почти ничего нельзя. Вера не говорит прямо, способная лишь на такой вежливый отказ. Я подхожу к столу и провожу ладонью по белоснежной скатерти. Декорации уже готовы, осталось только дать отмашку для начала представления.
Я поворачиваюсь к зеркалу в толстой золотой раме и внимательно оглядываю себя. Остаюсь довольна своим внешним видом, хотя блеска в глазах не хватает. Но сейчас было бы странно, если бы я пылала энтузиазмом и предвкушением чего-то прекрасного. Не та ситуация. Поэтому многие девчонки, которые крутятся в кругах богатых мужчин в роли красивого блюда к вечеру, и забываются как могут, и в лучшем случае это всего лишь алкоголь.
– Мне сказали принести вам это, – произносит официант, который возвращается с напитком для меня.
Я скептически смотрю на высокий бокал из тонкого стекла. В нем плещется светлая жидкость с нежно-розовым оттенком, почти прозрачная.