Я даже хотел прочитать надпись на табличке, но потом забыл. Меня отвлекли мои размышления, так что я вспомнил о табличке только когда добрался до дома моего отца.

Что ж, прочитаю в другой раз, ничего не поделаешь.

Гораздова встретила меня у ворот, как и обещала.

– Я очень рада вас видеть, Александр Васильевич, – улыбнулась она.

– Вы чудесно выглядите, – ответил я.

Затем кивнул знакомому охраннику, и мы с Анной Владимировной мимо крыльца пошли в сад.

– Так статуя работы Померанцева и в самом деле стоит у нас в саду? – удивился я.

– Конечно, – кивнула Гораздова. – А вы подумали, что я шучу?

– Знаете, я только что был в гостях у князя Горчакова. У него тоже есть работа Померанцева. Так вот Горчаков держит свою статую в специальном зале, под надежной охраной, а у нас скульптура просто стоит на улице, под дождем, под снегом. Мне кажется, это может ей повредить.

– Я тоже так думаю, – рассмеялась Гораздова. – Но вы же знаете своего батюшку. Если он решил, что скульптура должна стоять в саду, значит именно там она и будет стоять.

– Да, я хорошо знаю своего отца, – согласился я. – Спорить с ним трудно, а самое главное – абсолютно бессмысленно.

– Впрочем, в саду эта скульптура очень уместна, – сказала Анна Владимировна. – Неужели вы её не помните?

– Не помню, – удивленно подтвердил я. – Возможно, отец приобрел ее как в то время, когда я уже учился в магическом лицее. Кстати, вы не могли бы его об этом спросить?

– Непременно спрошу, – пообещала Анна Владимировна.

Мы свернули на одну из боковых дорожек, по обеим сторонам которой росли пышные кусты сирени. Сирень давно отцвела, и теперь радовала глаз только сочной зеленью листьев.

– А вот и скульптура, – сказала Гораздова. – Прошу, Александр Васильевич, любуйтесь.

Эта статуя была еще удивительнее той, которую я видел у князя Горчакова. Скульптура в нашем саду изображала садовника. Да-да, обычного садовника, в широкополой шляпе и с граблями в руках.

Эта скульптура очень напоминала садовника Люцерна, и я поймал себя на том, что внимательно разглядываю черты лица статуи. Впрочем, толку от этого было мало.

Дело в том, что лицо садовника Люцерна всегда скрывалось в тени широких полей его шляпы. Единственное, что могли видеть другие люди, – это редкий желтый блеск его глаз.

Скульптура садовника, которую изготовил Померанцев, выглядела абсолютно живой. Казалось, будто садовник только что сгребал с дорожки опавшие листья и просто остановился на минутку, чтобы передохнуть.

– Надо же! – сказал я. – Изумительно.

– Вы правы, Александр Васильевич, – согласилась Гораздова. – Мне эта скульптура тоже всегда кажется живой. Она очень хорошо подходит саду. Я часто прихожу, чтобы полюбоваться на неё.

От фигуры садовника веяло спокойствием и уверенностью. Это был простой человек, занятый простой, но нужной работой, и он ничуть не сомневался в том, как он живет и что он делает. Человек труда, по-другому и не скажешь.

Я подошел ближе и дотронулся до скульптуры. Нет, обыкновенный камень, гладкий и холодный.

– А что вы знаете о самом Померанцеве? – спросил я Гораздову.

Анна Владимировна покачала головой.

– Ничего, кроме того, что он больше не занимается скульптурами. Говорят, он куда-то переехал, но никто не знает, куда именно.

Кажется, Анна Владимировна не знала о том, что скульптор Померанцев скончался, и я не стал говорить ей об этом. Ни к чему расстраивать девушку.

– Очень жаль, что господин Померанцев больше не работает, – с огорчением повторила Гораздова.

– А почему вам жаль? – поинтересовался я.

– Об этом-то и хотела с вами поговорить. Вы же знаете, что император пригласил меня преподавать в магической академии?

– Да, я помню, – кивнул я, – и очень рад за вас.

– Спасибо, – улыбнулась Гораздова. – В таком случае вы помните, что я буду преподавать магию природы. И для начала мне предложили благоустроить парк Академии. Это хорошая возможность сразу же проявить себя. Разумеется, я согласилась. Если переустроенный парк понравится руководству Академии, то мне предложат привести в порядок несколько городских парков, а это для меня очень важно. Вы же понимаете, Александр Васильевич, это не вопрос денег, но…

Гораздова замолчала.

Я улыбнулся.

– Прекрасно понимаю вас, Анна Владимировна. Я очень хорошо знаю, что такое любимое дело.

– Вот-вот! – с энтузиазмом закивала Анна Владимировна. – Я уже составила план благоустройства парка. И вы знаете, в парке Академии прекрасно смотрелись бы садовые скульптуры, например, такие, как этот садовник. Но я не знаю, у кого их заказать. Теперь вы понимаете, почему меня так огорчило то, что господин Померанцев больше не берёт заказы?

– Понимаю, – согласился я. – А о чем вы хотели посоветоваться со мной?

– Как раз об этих скульптурах, – ответила Гораздова. – Я подумала, что изображения людей в парке будут выглядеть скучно. Хорошо бы поставить там скульптуры каких-нибудь магических существ. А вы ведь знакомы с магическими существами, Александр Васильевич? Я не ошибаюсь?

– Так вот, к чему вы клоните, – рассмеялся я. – Да, Анна Владимировна, я знаком с некоторыми магическими созданиями. Но не уверен, что они согласятся позировать для скульптора.

– Но вы могли бы поговорить с ними об этом? – простодушно спросила Гораздова.

– Поговорить могу, – согласился я, – но ничего не обещаю.

А про себя я подумал, что мрачная черная фигура Туннеллонца великолепно смотрелась бы в парке Магической Академии. Наверняка она привела бы в трепет не одну впечатлительную студентку.

– Благодарю вас, Александр Васильевич, – улыбнулась Гораздова. – Я надеялась, что вы согласитесь мне помочь. У меня к вам есть еще одна просьба.

– Слушаю вас, – кивнул я.

– Раз уж вы заинтересовались скульптурой, я думаю, что это неспроста. В общем, если вам случайно попадется подходящий скульптор, дайте мне, пожалуйста, знать.

– Договорились, – улыбнулся я. – Благодарю вас за помощь, Анна Владимировна.

– Может быть, останетесь пообедать? – предложила Гораздова.

Я покачал головой.

– Ни в коем случае. Насколько я помню, у моего отца была привычка иногда возвращаться домой раньше назначенного срока. Сегодня слишком хороший день, и я не хочу портить его нашей встречей.

Глава 4

На следующее утро мне прислал зов Сева Пожарский. Он сделал это на рассвете, когда я только что вылез из постели.

– Саша, мне нужно срочно с тобой поговорить, – сказал Сева.

– Ты знаешь, сколько сейчас времени? – поинтересовался я.

– Нет, – ответил Сева, – но это не важно. Мы должны поговорить прямо сейчас.

Кажется, у моего друга стряслось что-то серьезное.

– Ладно, говори, – согласился я, но все оказалось не так просто.

– Это слишком важный разговор, Саша, – сказал Сева, – мы с тобой должны срочно встретиться.

– Хорошо, – не стал спорить я, – сейчас я проснусь, оденусь и приеду к тебе. Ты где, у себя в мастерской?

– Я стою возле твоего дома, – к моему удивлению, ответил Сева. – Впусти меня.

Недоуменно хлопая глазами, я вышел на балкон и увидел, что возле калитки и в самом деле переминается с ноги на ногу Сева Пожарский. В руке у него что-то блестело.

Игнат и Прасковья Ивановна еще благополучно спали. Мы все привыкли вставать рано, но не настолько же. Продолжая недоумевать, я быстро оделся, спустился по лестнице и подошел к калитке.

Только тогда я разглядел, что в руках у Севы блестит бутылка игристого. Судя по этикетке, очень дорогого. Утреннее солнце весело играло на темно-зеленом стекле.

– Это и есть повод для разговора? – с улыбкой поинтересовался я, отпирая калитку. – Заходи.

– Это очень важный разговор, – сказал Сева, потрясая бутылкой.

– Ты предлагаешь распить ее прямо с утра? – спросил я.

– А сейчас утро? – удивился Сева. – Я даже не заметил.

Его глаза были красными, как будто он не спал всю ночь. Скорее всего, так оно и было. Я незаметно принюхался, но мой друг оказался совершенно трезв. Ситуация становилась все более удивительной.

– Так что у тебя стряслось? – спросил я.

Сева сунул бутылку под мышку и посмотрел на меня.

– Это очень важно для меня, Саша, ты должен понять. Такая возможность выпадает один раз в жизни.

Он взмахнул руками, и бутылка упала на дорожку. Счастье еще, что дорожки у меня в саду не выложены плиткой, а посыпаны песком. Сева наклонился, подобрал бутылку и снова прижал ее рукой.

– Дай-ка сюда, – сказал я, – ты непременно ее разобьешь.

Я отобрал у него бутылку.

– Так что это за возможность, которая выпадает только раз в жизни?

– Ну, это я преувеличил, – самокритично сказал Сева. – Допустим, не раз в жизни, но раз в году – это точно, а то и реже. Ты понимаешь, Саша?

– Ничего не понимаю, – честно сказал я.

– Но я же тебе объясняю, – рассердился Сева, – это очень редкая возможность и очень важная для меня.

– Сева, оттого, что ты повторишь мне это несколько раз, я лучше понимать не стану, – с улыбкой сказал я. – Скажи только одно. Это срочно?

– Да, – кивнул Сева, – но не очень.

– Если не очень, тогда проходи в дом. Позавтракаем, и ты расскажешь мне все по порядку.

Прасковья Ивановна только-только появилась на кухне. Протерев заспанные глаза, она увидела Севу и огорченно всплеснула руками.

– Как же так, Александр Васильевич? Гости на рассвете, а у меня завтрак не готов. Вы подождите буквально полчаса, я сейчас.

– Не беспокойтесь, Прасковья Ивановна, – улыбнулся я. – Этот гость неожиданный, но мы с ним замечательно обойдемся остатками вчерашнего ужина. Поищите в холодильном шкафу, что найдется.

Прасковья Ивановна принялась накрывать на стол.

– Присаживайся, – сказал я Севе, отдавая ему бутылку с игристым.

Хоть Сева и принес ее ко мне домой, но все-таки это была его бутылка.

Сева поставил бутылку рядом с собой. Тут же нетерпеливо повернулся, задел ее локтем, и она чуть не упала.

– Игнат, убери это, пожалуйста, – попросил я.

Затем мы завтракали. Сева долго и обстоятельно уминал холодную индейку, намазал себе три бутерброда и запивал их апельсиновым соком. Я терпеливо ждал, пока друг наестся. Раз уж он сказал, что дело не срочное, значит, лучше не расспрашивать его, пока он ест, а то начнет отвечать с набитым ртом, и я вообще ничего не разберу.

Прасковья Ивановна с умилением смотрела на Севу. Она любила, когда гости едят хорошо и много. Наконец Сева откинулся на спинку стула и похлопал себя по животу.

– Ух, как хорошо! Кажется, я со вчерашнего вечера ничего не ел. Или со вчерашнего дня?

Последние слова он пробормотал неразборчиво. А затем глаза Севы закрылись, он уронил голову и заснул.

– Ты хотел о чем-то со мной поговорить? – громко напомнил я.

Сева вздрогнул и непонимающе захлопал глазами.

– О чем? – недоуменно нахмурил он.

– Не знаю, – ответил я, – но ты утверждал, что дело очень важное.

– А, да, – вспомнил Сева.

Затем напряженно оглянулся по сторонам, как будто подозревал, что вокруг него собрались шпионы и любители подслушивать.

– Только об этом никто не должен знать, Саша, – значительным шепотом сказал он мне. – Мы можем где-нибудь поговорить наедине?

И Сева недоверчиво покосился на Игната.

– Хорошо, – вздохнул я, – идем ко мне в кабинет. Только уж подожди еще минуту, я сварю нам кофе.

– Хорошо, – согласился Сева.

Я решил сделать кофе покрепче, поэтому всыпал в каждую джезву по две ложки молотого кофе с горкой. Старался я не зря, потому что, пока кофе закипало, Сева снова благополучно уснул на стуле и даже начал слегка похрапывать.

Я слегка постучал джезвами по столу, чтобы осела гуща, но Сева никак на это не отреагировал. Тогда я перелил кофе в чашки и потряс его за плечо.