Андреас ни капли не изменился. Короткая стрижка, подчеркивающая чуть лошадиные черты привлекательного, аристократичного костистого лица. Тот же прищур, ленивая улыбка только одним уголком губ, свитер из его новой коллекции и…

– Очень приятно познакомиться с вами, Грейс. Видел ваши последние работы на сайте фестиваля. Значит, мы с вами своего рода конкуренты. Кроме шарфов, я тоже привез кардиганы, – сказал он, пожимая руку Грейс так, словно видел ее в первый раз. И даже попытался воздействовать на нее своим обаянием?

Грейс нашла в себе силы кивнуть. И улыбнуться. А потом добавить, что она не видела его с тех самых пор, как они встречались в Лондоне много раз… давно. Просто для того, чтобы посмотреть на его реакцию. Ведь как-то же должен был Чейз показать, что видит ее не в первый раз. Что у них было… был кусочек общего прошлого?

Зачем он сделал вид, что не узнал Грейс?

Какие кардиганы, если в плане было заявлено, что он покажет всю коллекцию шарфов, посвященных английской осени?

Даже здесь, даже после стольких лет, он снова делал все назло и в последний момент менял планы.

Только теперь это, пожалуй, не имело значения. Но почему он оказался у ее порога? Хотел поговорить с ней? О чем? И что ей, милостивый Боже, теперь делать с фестивалем? Где взять новую звезду?

Грейс вздохнула. Подхватила кружки с кофе и пошла в сад второй раз за это утро.

Грейс не любила чай. Вернее, не совсем так. Пить традиционный английский напиток она могла только с молоком. Что в целом поощрялось британскими традициями. Тем более что делала это Грейс только один раз в день. И время чаепития принадлежало только ей одной. Вечерний чай с молоком. Заваренный в старом бабушкином чайнике белого фарфора. Такая же белоснежная фарфоровая чашечка. Чай с маслом бергамота, в меру крепкий и терпкий. Молоко в крошечном сливочнике. И кусок морковного торта. В конце концов имеет же она право позволить себе одну маленькую слабость в день.

А кофе – черный, с лимоном, и сколько угодно чашек в день.

– Вы, конечно же, не видели, как убитый тут появился? – спросила Грейс у соседа.

– Конечно же, нет, – покачал он головой. – Если понадобится помощь – позовите. – Одним глотком он выпил кофе, чинно вернул чашку Грейс и ушел в свой дом. Чарли не славился любовью к общению. И раз уж она услышала от него целую фразу всего за одно утро, а не пару слов, можно смело сказать, что в следующий раз он заговорит с Грейс через пару дней.

Когда он только переехал в этот дом, Грейс решила, что должна проявить какое-то соседское радушие, напекла печенья и пошла знакомиться. Чарли вернулся откуда-то очень уставший, в одежде, испачканной кровью, и Грейс решила, что не хочет знать – чьей. Но машинально отметила, что на темно-синей рубашке бурые пятна смотрятся интересно, и можно будет попробовать такое сочетание цветов для ее следующего свитера. А если добавить бледно-серые акценты? Или все же приглушенно-бежевые? Тогда, в общем-то, разговора особо и не получилось. Чарли сумрачно назвал свое имя, взял печенье и захлопнул дверь перед ее носом, буркнув что-то, с натяжкой воспринятое Грейс как благодарность.

Полиция ехала к ней целых двадцать минут. Хотя и на машине с мигалками, как в кино. Был в этом определенный шарм. Убийство в маленьком английском городке, где самая молодая постройка – автобусная остановка на въезде в город. Кажется, ее поставили там семьдесят лет назад. Приедет черная полицейская машина, обязательно будет пожилой констебль и пара замечаний о погоде. Неспешный разговор, может быть, даже под моросящий дождик. Грейс посмотрела на ясное синее небо. И поняла, что всеми этими чепуховыми мыслями просто пытается себя успокоить. А то, что полиция долго добирается, вполне объяснимо: надо же захватить с собой местного доктора, который при необходимости – а таковая обычно отсутствовала – выполнял функции судебного эксперта.

– И викарий. Должен быть викарий, и он похвалит мои розы, – пробормотала Грейс себе под нос, – ведь все в городе знают, что семья Чибнелл выращивает лучшие розы в округе, и попробуйте с этим поспорить!

Она успела сходить в дом и налить себе еще одну чашку кофе, стараясь не смотреть на труп, и села на ступеньки крыльца. Отчего-то ей не хотелось оставлять Чейза одного. Странно, что труп не вызывал у нее страха или отторжения. Это просто оболочка. Самого Чейза там уже не было. Но какое-то уважение все же стоило проявить.

Успела отругать трехцветную хулиганку-кошку, которая, увидев оживление во дворике Грейс, гордо профланировала по забору и, сиганув на ветку старой яблони, устроилась там. Наблюдала за Грейс и трупом, прищурив ярко-зеленые глаза. Грейс тяжело вздохнула и обернулась на дом: в этот раз она закрыла дверь, и окна тоже. А может быть, ей стоит запирать вязание в кладовке, например? А кошке оставлять немного корма? Впрочем, истощенной та не выглядела. Шерсть лоснится, уши насторожены.

Грейс отмахнулась от совершенно неуместных в такой момент мыслей.

Она потягивала кофе, посматривая на тело. Что-то в нем было странным… И Грейс попыталась понять, что именно ей не нравится.

Сначала ей показалось, что Андреаса задушили его же шарфом – поскольку тот был намотан на шею Чейза. Красивый, отметила она машинально. Квадраты бежевые, с приглушенно-розовым и пыльно-мятным объемным рисунком, темно-зеленые, с бежевым и розовым же и розоватые с зеленью. Связаны между собой ажурным швом. Подкладка из хвойно-зеленого шелка, отливавшего серебром на солнце.

Только вот… Грейс смотрела детективы. А что еще делать в Ибстоке зимой? Только вязать под какой-нибудь фильм или сериал. И знала, что задушенный человек краснеет, синеет, темнеет лицом. У Чейза же ничего подобного не замечалось. Конечно, она достаточно благоразумна, чтобы не приближаться к убитому и не пытаться найти странгуляционную – или как там она называется – полоску. Только вот…

Она отставила чашку, вслушалась в отдаленный сигнал полицейской машины – скоро подъедет, по всей вероятности, – и прищурилась. Ага, вот оно что. Под затылком Чейза расползалось темное пятно. А еще… на траве ее газона, не слишком ухоженного, поросшего какими-то мелкими цветочками, виднелись следы.

«Получается, убили его не здесь?» – спросила у себя Грейс. Мисс Чибнелл отличалась внимательностью и цепкой зрительной памятью, что, пожалуй, необходимо для вязальщицы. И умела своими сильными сторонами пользоваться. «А где?» – и она проследила полосу на газоне. Та вела к беседке, скрывавшейся за яблонями, розовыми кустами и малинником.

Как это часто бывает в маленьких городках, практически все его жители так или иначе знакомы. И на вызов Грейс приехал глава местного отделения полиции, главный инспектор города Дэвид Стоун. Когда-то они крепко дружили. Дэвид еще со старшей школы был влюблен в Грейс, и он искренне не понимал, чем ей не угодил их местный колледж, зачем ей понадобился Лондон. Он не хотел ее отпускать, они долго ругались, Дэвид даже ходил к родителям Грейс и пытался уговорить их удержать ее. Он нарисовал себе в голове идеальную картину будущей жизни, где они всю жизнь жили в Ибстоке, Грейс рожала детей, следила за домом, выращивала розы, а он работал в полиции. По пятницам паб с друзьями, по выходным – прогулки и обеды с семьей. Грейс еще тогда казалось, что он со школьной скамьи был уже маленьким старичком.

Впрочем, выглядел Дэвид для своих сорока с хвостиком лет очень даже неплохо. Рыжеватые волосы уже начали лысеть, что его, впрочем, не портило. Скорее высокий лоб придавал интеллектуальности. Лицо вытянутое, костистое, с крупным носом. Дэвид отрастил усы, длинные и рыжеватые, которые, вопреки его надеждам, придавали физиономии вовсе не серьезный вид потрепанного жизнью копа, а добродушие дворового пса. Форменная рубашка сидела на нем, пожалуй, слишком в обтяжку, подчеркивая отросший животик.

Грейс не знала, что, когда она уехала учиться, Дэвид отправился за ней. В Лондон. Приехал к Университету моды в надежде, что они поговорят и он подарит ей английскую фиалку в горшочке. Он был уверен, что ей нравятся фиалки – ведь они чаще всего повторялись в ее изделиях. И вот тогда Грейс решит вернуться домой, с ним вместе. Часа через три ожидания он все-таки увидел ее. Счастливую и с Чейзом. И уехал, оставив цветок на почтовом ящике у ворот. С тех пор он счастливо женился, и теперь они просто приятельствовали. Пару раз Дэвид даже помог Грейс в ее «незначительных проблемах». Забирал ее из полицейского участка соседнего графства, когда Чибнелл решила, что знает, где искать сбежавшую от алтаря невесту, вручил ей грамоту, когда молодая женщина вступила в схватку с залетным грабителем, пытавшимся ограбить кассу железнодорожной станции. Грейс тогда знатно отдубасила злодея сумкой, в которой лежали последние каталоги с новыми моделями для вязания.

Дэвид, конечно, высказывался, что ей не стоит совать нос не в свое дело. Но ворчание его было добродушным и снисходительным. Он понимал, что такое Грейс, знал, что не сможет она держаться поодаль от всевозможных историй и избегать приключений.

– Грейси, – только и вздохнул Дэвид, – Грейс. Во что ты влезла теперь? Ты же его не убивала, правда?

Доктор Уоллес, пожилой, напоминающий моржа, в классическом твидовом костюме, деловито фотографировал тело, потом ворочал его, рассматривая и прицокивая языком. А Дэвид укоризненно смотрел на Грейс.

– Правда, – кивнула Грейс. – Я его не убивала. Увидела его здесь и сразу позвонила в участок.

Она протянула ему чашку с кофе и развела руками.

– Инспектор, тело я забираю, – заявил доктор Уоллес. – Только помогите мне вытащить носилки и переложить его. По предварительным данным, смерть наступила от удара тяжелым предметом по затылку. Убили не здесь. Как видите, следы волочения явные.

– Время смерти можете сказать? – посмотрев сначала на труп, потом на след от волочения тела, уточнил Дэвид.

– Я же не волшебник, – скупо усмехнулся доктор. – Могу только предположить, что, судя по трупному окоченению, в районе полуночи. Остальное позднее, после вскрытия.

– А шарф? – робко спросила Грейс. – Его пытались душить?

– Нет, мисс Чибнелл, – с невольным уважением взглянул на нее доктор. – Он затянут, конечно, но не до удушения. Я бы предположил, что преступник попытался имитировать удушение.

Дэвид недовольно посмотрел на Грейс, взглядом укоряя ее за излишнее, по его мнению, любопытство, и пошел к машине за носилками. Потом, спохватившись, выудил из кармана цветной мелок, обвел тело по контуру, и мужчины перенесли Чейза на носилки, а затем с некоторым трудом подвезли по тропинке, выложенной диким камнем, к полицейскому фургону.

– Док, вы езжайте, я подойду чуть позже, – скомандовал Дэвид, и тот устроился на переднем сиденье, рядом с водителем. Инспектор же вернулся к Грейс и принялся фотографировать место преступления. Сначала – меловой контур, потом траву газона, осторожно шагая по следу волочения. Грейс тихонько шла за ним. Так они добрели до беседки.

– А констебли твои где? – удивилась она. – Сержанты? Почему ты сам с камерой скачешь?

– Сержант Иггли руку сломал, – фыркнул Дэвид. – А он у нас единственный с камерой умеет работать. Остальным лучше не давать фотографировать – потом не разберешь, что там изображено.

И он продолжил увлеченно рассматривать траву и кусты.

– Вот! – почти радостно кивнул Дэвид, подкручивая рыжий ус. И указал на кровавое пятно, расползшееся по траве рядом с беседкой. После чего недовольно пробурчал, опомнившись, что не один: – А ты что здесь делаешь? Это место преступления!

– Это моя беседка, Дэвид, – отчеканила Грейс. – И труп нашли на моем крыльце. Ты не думаешь, что я имею право быть в курсе?

Инспектор смутился, помолчал, с особым вниманием вглядываясь в кровавое пятно – словно то могло раскрыть ему тайну, кто же убийца. Обшарил окрестные кусты в поисках орудия преступления, бормоча себе под нос: «Камень? Его же могли ударить камнем?»